Часть 1
21 ноября 2019 г. в 12:25
Это оказалось легко, чертовски легко! Хорстмайер и не ожидал, что все выйдет так гладко. Ему не только удалось передать письмо жене Одбера через знакомого солдата на почте (сам он идти к ней не рискнул, теперь оставалось только молиться, что оно дойдет до адресата), но и узнать все, что было нужно. Сейчас оставалось только добраться обратно.
Хорстмайер спешил. Вот она, знакомая дорога, разрушенная ферма, поворот… Вот оно, их поле, изрытое траншеями прежде врагов, ныне друзей, нескольких десятков людей, затерявшихся в этой странной войне, чужих своим государствам, родных друг другу… Вот он, дом, опасаться больше нечего.
Темной фигурой двигался он в последних лучах холодного закатного солнца. Все ближе к французским окопам, все ближе к Одберу. Всего какой-то десяток шагов…
С шотландской стороны раздался выстрел. Будто раскат грома посреди вечерней тишины. Горячей волной боль разлилась где-то чуть ниже груди. Хорстмайер споткнулся о пустоту и тяжело опустился на снег. Секунды бесконечностью часов давили на виски. Тяжелой рукой он провел по влажной шерсти шинели и как-то безвольно закашлялся.
— Нет, нет, нет! — из окопа к нему бежал Одбер. — Что это было? Откуда стреляли?
Хорстмайер попытался повернуться, но все тело пронзило жгучей болью. Он простонал, по привычке зажав рот. Француз опустился на колени. Над траншеями одна за одной стали появляться темные фигуры. Кажется, кто-то кричал, что нужно позвать врача.
Лейтенант Гордон откуда-то сбоку твердил на ломанном немецком, что он не отдавал приказа стрелять. Что шотландцы не хотят разрывать перемирие, и что это случайность, ошибка…
Хорстмайер чувствовал, как Одбер аккуратно поднимает его голову, одной рукой зажимая рану, другой держа его ладонь, переплетая их пальцы…
— Позовите наконец врача!
— Его нет.
— Как его нет?!
— Он отпросился. Всего на сутки. Должен вернуться завтра утром…
Француз в каком-то исступлении давит на краснеющую темную ткань шинели немца, силясь прекратить кровотечение.
— Принесите бинты! Спирт! Принесите что-то! Нужно его перебинтовать!
Хорстмайеру кажется, что все эти слова не имеют никакого смысла, они теряются в звенящем холоде вечера и в огненной боли, наполняющей его тело. Он крепче сжимает прохладную руку француза.
— Одбер… послушай…
— Чшшш, замолчи. Просто смотри на меня. Смотри, слышишь?
— Да нет, я должен сказать…
— Смотри мне в лицо! Не смей умирать!
Чьи-то руки расстегивают пуговицы, вскрывая горячее, влажное, пульсирующее. На рану льют спирт. Хорстмайер уже знает, что это бесполезно, но лишь шипит, прикусив губу.
— Держись, слышишь? Ты не можешь умереть. Ты хотел выпить в Париже, ты хотел зайти ко мне, помнишь?
— Одбер, у тебя сын. Анри…
Кажется, Одбер плачет. Слезы отчаяния со слезами радости. Только вот первое чувство сильнее.
— Мы выпьем за моего сына, правда? Все будет хорошо… Бинтуйте, чего вы стоите?!
Снова чьи-то руки, прикосновения отдаются сотней маленьких взрывов. Хорстмайер кусает губу. Зачем все это?..
— Он не дотянет до утра, — доносится голос Гордона сверху.
В гневе Одбер дергается, голова немца неестественно поворачивается на бок, — Замолчи! Заткнись! Лучше бы ты следил за своими солдатами, а не раздавал советы!
Гордон отходит без слов.
— Я не позволю этому закончиться так! Все будет хорошо! Так не должно быть…
Хорстмайер с трудом усмехается, — Это все-таки война. Это могло произойти раньше или позже…
— Нет, не здесь, не с тобой, не с нами! Не с нами…
Хорстмайер закрывает глаза, — С тобой было славно. В других обстоятельствах мы бы точно могли…
— Точно могли, и все еще можем, слышишь? Я тебе обещаю… — Одбер прижимается лбом к его щеке. Немец не дышит.
Француз поднимает голову и встречается взглядом с Джонатаном. Тот стоит поодаль, глядя себе под ноги. Это он стрелял. Больше никто не мог.
— Зачем ты выстрелил? Зачем ты сделал это?!
Джонатан отрывается от созерцания своих сапог.
— Я выполнял свой долг. Разве не это было нашей целью?
Одбер в бессилии опускает глаза. Рука Хорстмайера выскальзывает из его ладони и падает на грудь.
— Нужно найти раввина…