…Всё отмечено старым именем. Руки скованы вечным холодом, Только головы непокорные.
***
Ноатак не спит уже несколько ночей. Качество сна ухудшилось давно, примерно после первых занятий с отцом, что беспрестанно твердит о магии крови и могуществе своих сыновей. Сына, вернее. На Тарлока старик перестал надеяться, и это к лучшему. К проблемам со сном Ноатак привык и никому о них не говорит. Если проболтается матушке, она станет расспрашивать, и тогда придётся рассказать о том, чем он в действительности занимается вместе с братом и отцом, когда последний ведёт их «на охоту». Он не может так поступить с единственным нормальным человеком в этой семье, который больше всех заслуживает спокойной жизни. Довериться брату он себе не позволяет, подавляя это желание. А к отцу доверие и вовсе растерял и стал думать о нём как о скупом на эмоции старике, лишённом человечности. Вместе с потерей магии он почти потерял рассудок, остатки которого потом распылил на имитацию обычной жизни с женщиной, так до конца и не узнавшей человека, ставшего ей мужем. Ноатак сидит в полутьме, следя за дрожащими отблесками света от ночника, стоящего на столике рядом с кроватью Тарлока. Мальчик постоянно зажигает его перед сном. В этом действии чувствуется детская наивность, которой Ноатак безвозвратно лишился. На стенах танцуют следы северного сияния. Если бы не измождённость и мысли о насущном, парень бы оценил эту красоту. — Брат? — слышится тихое, и юноша поворачивает голову, видя заспанного Тарлока, трущего глаза от усталости. — Ты не спишь? — Я сплю, — отвечает парень, слабо улыбнувшись. — Ты просто видишь сон. Немного помедлив, Тарлок соглашается: — Точно. Наяву ты никогда не улыбаешься. Это замечание режет глубже, чем любые упрёки отца, которые Ноатак терпит ради брата. — Ты просто моё видение или часть духа настоящего Ноатака? От абсурдности вопроса парень несколько мгновений молчит, пытаясь не засмеяться и сохранить серьёзное лицо. — Я его часть. — Какая часть? — Обычная, — говорит он, не находясь с ответом. — Одна из многих. — Можно тебя спросить? — Тарлок двигается к изножью кровати, спихивая одеяло на пол. В свете ночника видит, как брат кивает, отвернувшись, чтобы мальчик не заметил напряжённости на юношеском лице. — Почему мы с тобой больше не играем вместе? Ноатак поворачивает голову и глядит на брата дикими глазами, чей блеск Тарлок не видел уже долгое время. Пытаясь противиться сну, он терпеливо ждёт ответа на свой вопрос, морща по-детски округлое лицо. Зная, что Тарлок не запомнит этот разговор, Ноатак позволяет себе момент откровения: — У меня такое чувство, что мои руки уже по локоть в крови. Он знает, что сонный девятилетний мальчик не поймёт его, пусть даже и прошёл через слишком многое для своего возраста. Тарлок наверняка не осознаёт, на какие жертвы идёт его старший брат день за днём в попытках сгладить воздействие отца на младшего сына, принимая удары помешанного старика на себя. Потому нечестно вываливать тяжесть дум на мальчишку, который лишь хочет быть близким со старшим братом, как прежде. Но Ноатак понимает, что вернуть всё назад не представляется возможным. Часто он ловит себя на том, как жестоко обходится с Тарлоком, волей-неволей перенимая манеры поведения отца и закаляя ум практикой запрещённой магии. Но сказать брату прямо, что ничего больше не будет как раньше, как ни старайся — этот чудовищный поступок выше его сил. — Почему? — спрашивает мальчик. Ноатак изучает его лицо: хмурые брови, поджатые губы, глаза, полные совершенного непонимания, как если бы какой-нибудь взрослый начал говорить с ним о политике или войне — о вещах, которые для ребёнка, как правило, непостижимы. Ноатак не ожидал ничего другого. Он даже рад такой незрелости брата. Спустя два года тренировок магии крови он всё равно остался почти тем же самым Тарлоком — хорошим ребёнком с добрым и чувствительным сердцем. Чего не скажешь о Ноатаке, который стремительно меняется, становясь Бог знает кем… Юноша мотает головой, отрекаясь от своих слов: — Я сказал какую-то глупость. Это не имеет значения. — Но тебе грустно, — замечает Тарлок, склонив голову набок, и повторяет: — Почему? Ноатак снова отнекивается и молчит. Резко откинув одеяло, он быстро встаёт и стремительным шагом подходит к кровати брата, садясь рядом с ним и осторожно смыкая вокруг него свои жестокие руки, созданные разрушать и уже успевшие разрушить. Поначалу парень неуверен в своих действиях, но смущение оставляет его, когда Тарлок без каких-либо сомнений обнимает его за плечи. Это действие даётся мальчику так легко, будто это самая естественная вещь, заложенная природой, — обнимать старшего брата, который на его глазах превращается в монстра. Ах, если бы эти объятия могли обратить превращение вспять… Ноатак глотает слёзы и говорит брату в плечо: — Я не знаю. Он сам не может определиться, на какое именно «почему?» только что ответил. А Тарлок кивает, простодушно принимая такой ответ — принимая такого брата. Сон овладевает мальчишкой, закрывая ему глаза и выравнивая его дыхание. Он засыпает в холодных объятиях Ноатака, которому остаётся сидеть с братом в руках до самого утра, пока не появляется солнце, обжигая его совесть и высушивая горькие слёзы.***
Завтрак выдаётся вкусным — Ноатак оценивает безупречные кулинарные способности матери исходя из одной ложки, которую с трудом запихивает себе в рот. Но отсутствие аппетита, мешающее утолить утренний голод, не является чем-то важным: он незаметно поглядывает на брата, наслаждающегося любимой едой. Съев свою порцию, Тарлок пулей выскакивает из-за стола и бежит в их с Ноатаком комнату. Сегодняшний день не омрачён присутствием отца в доме — он ушёл заняться какими-то важными делами. Перед уходом он предложил старшему сыну составить компанию, но тот отказался. По взгляду Якона было видно, что мужчина однажды припомнит сегодняшнее отлынивание. Ноатак выдавливает из себя улыбку, пытаясь быть искренним, и, поблагодарив матушку за еду, идёт вслед за Тарлоком. Застаёт брата сидящим на полу у кровати и машущим руками из стороны в сторону. Он старательно выводит в воздухе непонятные фигуры, пытаясь придать движениям точности и уверенности. — Что ты делаешь? Тарлок останавливается и прижимает руки к груди, направив взгляд в пол. — Ты практикуешь движения для… — Ноатак оглядывается, убеждаясь, что мамы нет поблизости. — Для магии крови? Мальчик нехотя кивает: — Отец велел. Ноатак видит — брат увядает на глазах. Он пытлив и из раза в раз старается стать лучше в этом грязном деле ради отца, чтобы получить хоть толику той похвалы, которую получает талантливый старший сын. Парень не хочет смотреть на это со смирением, не хочет бездействовать — не сегодня, когда Якона нет рядом. — Вставай и одевайся, — решительно говорит он. Тарлок покорно исполняет приказ, всё ещё пребывая в пониженном настроении. — Мы идём тренироваться? — гадает он, безрадостно смотря на свои пушистые носки. — Нет, — Тарлок вскидывает голову и взглядом спотыкается о тёплую улыбку брата. — Мы ведь и маги воды тоже, помнишь? Одевайся, — мягко повторяет Ноатак, — построим большую и красивую крепость изо льда. — Ты серьёзно?! — визжит мальчик, врезаясь в него со всей скорости и чуть ли не сбивая с ног. Он крепко хватается за брата, смотря на него сверху вниз и ярко улыбаясь. Ноатак кладёт руки на плечи Тарлока и легонько их сжимает, тут же отпуская: — Я серьёзно, — уверяет он, кивая. Пятки мальчика не успевают даже сверкнуть — он выбегает из комнаты быстрее медведесобаки. Ноатак остаётся в комнате один, остановив взгляд на пустом дверном проёме. Он слышит, как Тарлок говорит что-то маме, взволнованно тараторя. Парень оглядывает комнату и, жалостливо улыбнувшись, покидает её, закрыв за собой дверь. Ноатак чувствует, как в груди что-то ноет, затягивая на дно. Он не считает свою затею поиграть с братом удачной или уместной и уже начинает чувствовать задатки всепоглощающего сожаления. Но ему станет гораздо хуже, если он не воспользуется выпавшим шансом пожить обычной жизнью, не очернённой кровавой магией, и побыть тем старшим братом, которого Тарлоку хотелось бы иметь. Даже если это всего лишь на один день.