Вьюга

Устал. Круглов понял, что совсем устал «биться об стену» со своей начальницей. Выдохся. Последние силы ушли на «завоевание» её сердца. Но все напрасно. Она, как и прежде игнорировала его чувства, сводя все на рабочие отношения. За столько лет Николаю Петровичу удалось стать лишь близким другом и товарищем для неё. Но не бОльшим. А сколько раз он пытался добиться её внимания? Сколько раз намекал, подходил с разных сторон. Да даже прямо уже говорил — все без толку. Начальница упрямо продолжала игнорировать своего подчиненного… Между ними были и напряженные моменты, и утешительные. Стояли плечом к плечу в камере, а потом успокаивали друг друга теплыми словами и коньяком. Становились друг для друга жилетками. Рогозина не раз делилась неудачами в личной жизни, а он слушал, слушал и понимал, что ему никогда не быть на этом месте. Каждый раз утешал и говорил, что найдет еще свою любовь. Про себя же думал, что она-то может и найдет, а вот он… От Круглова ведь все женщины уходили оттого, что был недостаток внимания. Вечные задерживания и ночевки на работе, отчеты до утра и кофе по ночам. Все ради того, чтобы бумажная волокита не ложилась на одни лишь хрупкие плечи Рогозиной. Как он любил те вечера, когда в офисе только они вдвоём. И отчеты, которые делать приходилось порой до глубокой ночи. Это была его возможность быть ближе. Провожать до дома, хранить аромат её духов в машине. Круглов никогда не упускал возможности проводить начальницу, всегда предлагал помощь. Были такие времена, когда майор решался оставить зов своего сердца где-то глубоко внутри и, наконец, жениться. На той, которая будет варить борщи, родит ему ребенка и всегда будет ждать дома с вкусным ужином. Да, любить он её никогда не будет. Но привыкнет, слюбится. Всегда будет искать в каждой из своих женщин сходства со своей начальницей. Но на теле жены никогда не будет знакомых родинок, привычной ямочки на подбородке и высоких скул… И даже сейчас, стоя на углу офиса и закуривая очередную сигарету (к которой вернулся из-за Рогозиной), думал о ней. Столько лет прошло, а он все, как дурак, не может остыть и перегореть. С каждым днем чувства не притуплялись, а наоборот лишь становились сильнее. Одно её прикосновение к нему — что-то внутри переворачивалось. Улыбка — блеск в глазах и потерянный смысл жизни. Круглов уже не мог жить без нее, без её утренних криков и серьезного тембра во время разговоров с генералом. Не мог жить без редких поездок на ковер, когда Рогозина надевала форму. Ноги… Эта женщина прячет свои прекрасные ноги за вечными брюками. Майор и не замечал, как пачки сигарет в день уже начинало не хватать. Каждый раз, когда его сердце в очередной раз сжималось от боли, он шел курить. Только не в офисную курилку, куда ходят остальные работники, а за угол службы. Не любил он формальных разговоров о погоде или работе в такие моменты. Едкий дым проникал в самую глубину души. Возможно, он надеялся, что так умрет быстрее. Ведь жить уже было невозможно. Устал. Он устал… Почувствовав во рту горечь, осознал, что очередная сигарета незаметно подошла к концу. Как, впрочем, и его жизнь. Уже почти пенсионер, а у него ни семьи, ни детей. Лишь жалкая майорская звездочка на погонах, за которой гнался всю молодость. Галина даже здесь его обошла. Седой, старый и никому ненужный майор. Между прочим, окончательно поседел он именно из-за неё. Похищения и угрозы на любимую женщину заставляли волноваться в десять раз обычного. Никогда не слушала его советов, лишь приходила под ночь с бутылкой коньяка, чтобы забыть происходящее. Круглов никогда не позволял себе лишнего по отношению к ней. На улице вьюга. В последнее время зима в Москве выдалась непривычно холодной и ветреной. Улицы замело снегом. Круглов молча смотрел на медленно падающий снег, докуривая вторую сигарету за раз. Руки покрылись корочкой, окрасились в красный цвет от холода. А он все стоял. Никак не мог выкинуть Рогозину из головы, хотя всегда получалось сделать это с первой сигареты. Сейчас на счету была уже вторая, а все никак… Затушил и выбросил бычок в урну, задумчиво смотря куда-то вдаль. Из-за вьюги практически ничего не было видно. Порой ему хотелось разбиться на машине в резкой аварии. Умереть и ничего не почувствовать. Надоело жить с таким тяжелым грузом на шее. В последнее время чувство собственной жалости обострилось. Даже работа уже не доставляла должного удовольствия. Не радовало ничего. Пошел по направлению входа в здание. Независимо от настроения работать было необходимо. Преступник не будет ждать, пока у тебя улучшится настроение. Натянул обычное выражение лица. Попытался изобразить улыбку, вышло слишком жалко. — Коля, где ты был? — прозвучало обеспокоенно за спиной. Решил не оборачиваться. Не хотел, чтобы видела таким. — Курил. — И давно ты куришь? — с упреком. — Недавно. Не стала ждать, пока обернется. Обошла со спины и встала вперед. Круглов даже не поднял на неё глаза. Рогозина нахмурилась, была обеспокоена состоянием своего заместителя. — Что-то случилось? — спросила мягко. Коснулась рукой его плеча. Зря. Ох, зря… Сейчас любое прикосновение, любое слово могло спровоцировать Круглова на отчаянные действия. Уже неделю вынашивал в голове план. Хотел просто ей все сказать. Прямо и правду. Что устал, устал от всего. Никакой отпуск и отгулы ему не помогут. Даже смена образа жизни ему не поможет. Если только вырвать сердце, потому что болело адски. Тянуло вниз, заставляло жалеть обо всем… — Устал я, Галь… — Возь… — не успела предложить отпуск, как мужчина опередил. — Не поможет мне твой отпуск. Ничего не уже не поможет. Устал я, Галь. От жизни этой устал, от сердца ноющего устал. Не могу так больше. Выдохся. Сил нет. И заново начать не могу и оставить никак. Рогозина удивленно посмотрела на него. В следующую секунду взгляд сменился на обеспокоенный. Свела брови вместе и нахмурилась. — Не могу так больше. Ты к себе и не подпускаешь, и твердого «нет» не говоришь. Не могу я больше десяти лет биться в одну стену. Не железный, не каменный. Люблю. Но жить так больше не могу. Галина Николаевна молчала. Смотрела ему прямо в глаза. А Круглов смотрел, будто сквозь неё. Не могу смотреть прямо ей в лице, казалось, не выдержит. Хотел бы видеть её выражение лица. Что она думает? Что с ума сошел или совсем состарился. Что «друга» потеряла, что чушь несу обыкновенную, в конце концов. А пусть думает. Пусть считает, что идиот, что неправ. Мужчине было уже все равно. Слова, беспокоившие его последние несколько лет, были сказаны. Прямо и в лицо. А дальше хоть война. Устал он. — Пойдем. Я отвезу тебя домой, — без единой эмоции. Усмехнулся. Опять проигнорировала. Сколько можно? Не надоело? Старая заевшая пластинка, одно и тоже на протяжении нескольких лет. Увидел её голубые глаза, что так манили. Бездонные. Всегда вспоминал море. Сколько оно таит секретов, спрятанных тайн — столько же и в её глазах. А сейчас они смотрели прямо на него и буквально блестели от подступающих слез. Не стал спорить. Мужчина пошел прямо за начальницей, которая быстро забрала пальто из кабинета. Удивительно, ради него она покидает офис в рабочее время. Не предупредив никого, не оставив за главного. Просто сбегает вместе с ним. А все ради чего? Чтобы не спрыгнул с ближайшей крыши. Чтобы не прыгнул под поезд или еще чего? Чтобы не видеть новости с кричащими заголовками и не облачаться в чёрное? Круглов себя уже давно похоронил. С неделю уж точно. Сил не было даже подниматься на работу. Внезапно накинувшиеся депрессия загубила все поводы жить. Отняла последние радости жизни, превратив их в пагубную привычку. Рогозина медленно вела заместителя под руку на стоянку. Крепко вцепилась в его руку. Как будто он хотел убегать. Круглов усмехнулся. — Зачем? — тихо спросил. — Не смогу без тебя. Резко остановилась и обняла. Вцепилась в плечи. Да так вцепилась, будто с обрыва отпускать не хочет. Круглов отпрянул. Неужели сейчас Рогозина действительно обнимает его на служебной парковке, лишь бы тот не наложил на себя руки? — Не уходи, пожалуйста. Я не смогу без тебя. Прости меня. Она произнесла это так тихо, что мужчина едва смог расслышать из-за вьюги и ветра. Совсем несвойственные начальнице слова. Она без него не сможет? Просит его не уходить? Остаться? Где? Думает, что уходит из службы или из жизни? — Я тоже люблю тебя, — вырывает из мыслей. — Что? Неуверенно положил руки на ее талию, пока своими она обнимала его шею. Объятия были настолько сильными, будто не хотела отпускать. Пыталась согреться, показать все свои чувства. — Не уйду. Двое людей на парковке, стоящих в объятиях друг друга, среди вьюги и снега. Вокруг — сотни машин и ни единой души. Лишь два начальника Федеральной Экспертной службы в крепких объятиях, согревающих душу каждого из них. Дыхание Рогозиной обжигало шею майора, чувствовал, как сильно бьется её сердце. Неужели из-за него? Заставил страдать, волноваться. Крепче прижал к себе от этих мыслей, начальница лишь подалась на встречу. Они могли простоять так хоть весь вечер, не зависимо от погоды. Никто из них не чувствовал ничего, кроме облегчения и не слышал ничего, кроме стука сердец друг друга. — Поехали, ты замерзнешь, — решился разорвать объятия Круглов. Женщина медленно погладила его красное от мороза лицо. Успел замерзнуть. Провела ладонью по гладко выбритой щеке. Мягко улыбнулась и двинулась в сторону автомобиля, хватая при этом майора за руку. Такую же холодную и красную, как и его лицо… Машина начальницы со свистом двинулась со служебной парковки, направляясь в сторону родного адреса. Или же в сторону хорошей жизни для обоих. Печка в машине не грела так, как успокоившееся сердце Николая Петровича, чья рука была сжата нежной рукой начальницы. Улыбнулся. Уже и забыл, каково это быть радостным. Пора начинать жить заново. С улыбкой на лице и спокойствием в сердце.