one crazy day

В первый раз Чунмен замечает его, когда сдает багаж. Стройный парень с хохолком мутно-красных волос сразу же бросается в глаза - длинными конечностями, делающими его гигантом, и по-детски любопытным взглядом. Он нетерпеливо переминается с ноги на ногу и дерзко, почти нагло, улыбается зардевшейся от неожиданного внимания работнице аэропорта. В безликой толпе отбывающих в Пекин незнакомец похож на красивую диковинную птицу, от которой за версту несет озорством с налетом едва уловимого пафоса. Обычно таким людям хочется задать кучу вопросов, совершенно четко осознавая, что на них никогда не будет получено ответов, а еще с такими людьми просто приятно находиться рядом - стоять где-то невдалеке, иногда попадая в их поле зрения. Чунмен улыбается своим сравнениям, отмечая про себя, что они как всегда ни к черту, и переключает внимание на свой чемодан и его вес. Во второй раз Чунмен видит его в Duty Freе*, именно тогда, когда выбирает себе бутылочку Jack Daniels**, которую собирается распить в самолете сразу после взлета. Высокий парень стоит у стеллажей с Егермейстером*** и тщательно рассматривает емкости со жгучим напитком. Внешне они ничем друг от друга не отличаются, но парень почему-то медлит - то ли раздумывает покупать или нет вообще, то ли подушечками пальцев, словно следуя какому-то, известному только ему ритуалу, пытается найти именно свою бутылку. Чунмен понимает, что пялится на незнакомца только тогда, когда миловидная продавщица несколько раз неуверенно прикасается к его локтю, пытаясь привлечь внимание. Чунмен, успевший позабыть о виски, решает: если неожиданный объект восхищения все же что-нибудь купит, то сам он обязательно последует его примеру и приобретет такую же бутылку. В салоне самолета Чунмен очень долго продирается сквозь стройный ряд пассажиров к своему креслу. Его место прямо у аварийного выхода, поэтому вполне спокойно можно вытянуть ноги и заснуть, если бы он вообще мог спать в самолетах. Он пытается застегнуть ремень безопасности, но от волнения не справляется с ним, и почти умоляет стюардессу помочь ему в нелегком, по его мнению, деле. Улыбчивая девушка легким движением руки пристегивает ремень, оставляя Чунмена в недоумении - ведь это не он такой трусливый и волнующийся, а она - опытная и чересчур спокойная? Он просит борт-проводницу принести ему бумажный стаканчик и прикрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на чем-то положительном и совершенно не относящемся к полетам и небу. Небо, наверное, прекрасно, и проплывающие мимо облака и лучи яркого, бьющего в глаза, солнца тоже прекрасны… Чунмен вообще восхищается полетом человеческой фантазии и размахом ума, если бы не одно но. Он жутко боится летать. До бьющегося в горле сердца, до дрожи в руках, до молитв всем существующим богам на свете. Смешно, если бы не было так грустно - взрослый парень, страдающий детскими, абсолютно животными, страхами, наверное, выглядит со стороны полным ничтожеством. И вроде бы Чунмен разбирается в законах физики и даже верит статистике, которая гласит, что самолет - самое безопасное транспортное средство в мире, но лишь только где-то начинают неприятно бурчать двигатели самолета, он уменьшается до размера горошины и шепчет что-то про грехи и спасение. Сквозь плотную пелену чувств и страхов, перемежающихся с объяснениями о способах аварийной эвакуации и инструкциями по применению кислородной маски, неприятно шуршит искусственная обшивка соседствующего кресла. У Чунмена нет никакого желания смотреть по сторонам, но прилипчивая стюардесса просит его открыть шторку иллюминатора, и он вынужденно разлепляет глаза. И зависает. Тот самый незнакомец сидит рядом и о чем-то очень мило беседует с борт-проводницей. Чунмен не в состоянии разобрать ни одного слова, потому что всем своим телом чувствует, как кресло практически уплывает из под него, пока авиалайнер разгоняется до необходимой скорости и через минуту взлетает. Парня сильно трясет и он с остервенением впивается в ручку кресла и не скоро замечает, что это не подлокотник вовсе, а принадлежащая живому существу рука. Рука оказывается холеной и большой, и Чунмен, к своему удивлению думает, что мог бы, наверное, прикасаться к ней вечно. Слишком приятно и тепло. В столь экстремальной ситуации мысли вместо того, чтобы, по привычке, сбиться в кучку и истерично галдеть наперебой писклявое "мама", "как же трясет" и "падаем", подкидывают совершенно не прозаичный сюжет с рейтингом "детям после 16" и зашкаливающими эмоциями. Чунмен чувствует, как его, обыкновенно фарфоровая, кожа на лице покрывается бурыми пятнами смущения, но глаз не открывает, предпочитая и дальше бояться, сильнее вдавливая своей ладонью чужую руку в подлокотник из кожзаменителя. - Боишься? - спрашивает сидящий рядом, голос у него настолько низкий и спокойный, что Чунмен вздрагивает всем телом и едва заметно кивает головой. - Тогда, может, прикроешь шторку? Так намного спокойнее, как будто едешь в машине, а не летишь на хрен знает какой высоте. Сосед гнусно хихикает, а Чунмен, нехотя, открывает глаза и косится в сторону иллюминатора. На самом деле он только сейчас ловит себя на мысли, что не попросил во время регистрации место не у окна, как делает это обычно… Справа по борту лучи яркого, раскаленного почти до бела, солнца, мягко и естественно вплетаются в пышные словно сладкая вата облака так и манят к себе, и Чунмен на мгновение замирает перед неземной красотой. - Иногда к ним очень хочется прикоснуться или просто нырнуть с головой, а еще попробовать на вкус, мне кажется, они похожи на маршмеллоу****- мечтательно тянет сосед. Да он еще и романтик, оказывается! Чунмен не справляется с любопытством и оборачивается, упираясь взглядом в губы совершенно непонятной формы. Парень не понимает, что вообще происходит и несколько секунд беспомощно вдыхает и быстро-быстро моргает, а потом и вовсе пытается придумать название всей этой ситуации, но еще больше форме этих губ, но ничего лучше "твою мать!" и "какие красивые" не получается, поэтому он сдается и просто пялится. Сосед вблизи вообще невероятный - с чертовски длинных ног до чертовски тонких пальцев. Наверное, не стоит так смотреть на незнакомых людей, но Чунмен ничего не может с собой поделать, понимая, что его это на самом деле отвлекает - намного приятнее думать о парнях, чем трястись от страха, подобно дворняжке в подворотне. - Так и будешь пялиться? - сосед приближается и, будто назло, опаляет своим дыханием, а у Чунмена заходится сердце - между их губами от силы несколько миллиметров, и он, наперекор всем своим страхам, в это самое мгновение очень хочет, чтобы самолет немного, совсем капельку, но тряхнуло, тогда прикосновение можно будет объяснить банальными воздушными ямами. - Ясно, значит, будешь. Я Ифань. - Чунмен, - вслух представляется парень, одновременно думая "какой же красивый все-таки китаец", и очень глупо улыбается, когда Ифань с едва читаемым раздражением откидывается на спинку своего кресла. Чунмен чувствует жуткое разочарование и почти кричит от желания привлечь к себе хоть немного чужого внимания, но в этот момент объявляется стюардесса и протягивает обоим бумажные стаканчики. Парни смотрят друг на друга в недоумении, почти не моргая, мол, а тебе зачем понадобился пустой стакан, когда еще не скоро будут разносить напитки? Чунмен сдается первым, потому что напротив эти глаза и вообще-то на самом деле нехило трясет - в полетах для него самое жуткое – это набор высоты и снижение, и тянется под кресло за рюкзаком. Темно-изумрудная бутылка в его руках заставляет Ифаня моментально расплыться в одобрительной улыбке, а самого Чунмена зажмуриться, потому что ни одному существу на свете не может быть позволено так красиво улыбаться. Подобное, однозначно, нужно облагать адскими налогами, чтобы не повадно было! Ифань без раздумий выхватывает бутылку из маленьких бледных рук и, подмигивая, произносит: - Добьем эту, откупорим мою. Чунмен даже не спорит из-за столь наглого поведения соседа, напротив, очень охотно кивает, и ждет, когда наконец напиток разнесет по салону легкий аромат трав, а горло слегка опалится несколькими градусами алкоголя. Полет длится несколько часов, и Чунмен прикидывает в уме, что за это время можно и нужно не столько бояться, сидя в своем эмо-уголке и разрушая нервные клетки, сколько весело, напившись, конечно же, провести время с приятным человеком, который не просто приятный, а как бы, ко всему прочему, еще и жутко нравится. Да, именно в том самом смысле. По мере распития бутылки Чунмен все чаще и чаще заливается краской и дело тут не только в увеличении алкоголя в крови, но из-за бесстыдника Ифаня. Тот травит анекдоты и рассказывает какие-то совершенно невероятные байки, да еще и поет, причем делает это чертовски красиво. Зачем понадобилось петь почти на весь салон Чунмен совсем не понимает, но наслаждается каждой пропетой нотой и радостно, как самый преданный поклонник, хлопает в ладоши. Наверное, хорошо быть таким человеком, как Ифань - ничего не бояться, уметь смешить и притягивать к себе, как будто под кожу вживлена тончайшая сеть из миллиардов магнитиков… - Ты опять пялишься, - немного грустно тянет Ифань, и Чунмен думает, что надоел соседу, поэтому пьяно хмыкает под нос и старается выдавить из себя неискреннее "прости". - Я неинтересно рассказываю, да? Чунмен совсем уже плохо соображает, поэтому вместо ответа на кажущийся ему странным вопрос, просто тянется к щекам Ифаня и, смеясь, бурчит: - Ты такой м-и-л-ы-ы-ы-й! Китаец, с вытянутыми в сторону щеками, пытается утихомирить возросший в геометрической прогрессии пыл Чунмена и говорит: - Ты немного перебрал, может, тебе больше не наливать? Чунмен обиженно хмурится и переводит затуманенный взгляд на иллюминатор, отвечая: - Тут одно из двух: или ты не хочешь делиться со мной своей бутылкой, или тебе не хочется, чтобы я перестал бояться. - Да ты, кажется, с самого начала не очень-то и боялся! - Ифань громко смеется и мягко убирает руки Чунмена со своего лица. Скорее всего кожа китайца горит от не слишком ласковых прикосновений, поэтому он трет свои щеки и шутливо бьет Чунмена по рукам. - Признавайся, ты же не умеешь пить? Как вообще можно опьянеть из-за двух стаканчиков? - Пью я… только соджу… - Ага, там в среднем всего-то градусов двадцать, очень смешно! - Ифань смеяться не перестает, да еще и умудряется растрепать волосы на чунменовской голове. Это Чунмену решительно не нравится, потому что так он себя чувствует намного младше и вообще, треплют по голове миленьких собак, а не волосы парней в самом расцвете сил. Он, как ему кажется, очень дерзко вскидывает голову и гордо отворачивается от Ифаня, упираясь в иллюминатор. Странно, но за всю свою долгую практику полетов, ему еще никогда не доводилось, так много таращиться на облака и уж тем более на всяких красивых парней, которые вместо того, чтобы успокаивать нервную систему, наоборот, своим потрясающим видом заставляют трепетать всем существом. Чунмен прибавляет к своей аэрофобии еще и ненависть к красивым высоким китайцам, и залпом, словно от вселенского горя, выпивает третий стакан. Спустя несколько минут разглядывание облаков жутко надоедает, и Чунмен понимает, что вполне способен вырубиться прямо в середине полета, но делать этого никак нельзя, потому что это означает только одно – пропустить общение с Ифанем, на которого, кстати говоря, он успел обидеться, а потом так же стихийно с ним помириться. И все это за 5 минут, и в мыслях, конечно же. Чунмен поворачивается лицом к соседу и со всем возможным снисхождением на свете хочет огласить свою волю, мол, Ифань, ты прощен, давай снова общаться, но Ифаню определенно нет никакого дела до того, кто на него обижен и будет ли он когда-нибудь вновь "принят обратно ко двору" - он с диким восторгом режется в Angry Birds***** на планшете и иногда победоносно трясет руками в воздухе. Чунмен, думает, что это хоть и обидно, однако, надо признать, со стороны выглядит очень забавно и весело, поэтому нагло заглядывает в планшет и мямлит: - М-можно мне тоже поиграть? Ифань хитро улыбается и ставит планшет на откидной столик******, поближе к соседу, при этом объясняя правила игры. Чунмену хочется ляпнуть, что не дебил и разберется, но молчит - понимает, что может таким образом оттолкнуть китайца. - И откуда у тебя столько здравого смысла на пьяную голову, Ким Чунмен? - сам у себя спрашивает Чунмен и тыкает на двух голубых попугаев на экране. Судя по летящему на пол планшету в "тыканье" он вкладывает слишком много сил, Ифань ловит его в воздухе и просит Чунмена быть немного осторожнее с чужой цифровой техникой. - Упс, - единственное, что слетает с губ Чунмена, и он, окончательно обнаглев, перекладывает планшет на свой столик, оправдываясь тем, что будет придерживать его руками и вообще так удобнее. Играть, оказывается, очень забавно, тем более вдвоем, тем более возомнив, что бедные обезьянки являются злодеями вселенского масштаба, захватившими весь запас водных ресурсов Галактики и продающими их за безумные деньги умирающим от жажды жителям Мадагаскара. - Мы вообще в своем уме? - спрашивает слегка протрезвевший Чунмен, когда Ифань, сбив вертолет, от радости орет на весь салон. - Вполне, - китаец, высунув язык, целится желтой птицей в какое-то заграждение, за которым прячется вполне упитанная обезьяна. - Я так не думаю, - Чунмен горько улыбается, но глаз с экрана не сводит. - Нужно было бить по дереву, а ты по металлу! - Сам свою стратегию разрабатывай, а мне разреши действовать из своих соображений, - Ифань не злится, ему вообще не до этого, потому что обезьяна так и остается в своем прикрытии. - Черт! - Вот, поэтому я и говорил, отдай, теперь моя очередь, - Чунмен тянется, чтобы перезагрузить игру, но борт-проводницы, как нельзя кстати, приносят обед, поэтому он разочарованно отдает планшет его владельцу и ждет, когда ему передадут его порцию. Пить на голодный желудок было очень плохой идеей, и от аромата горячей курицы Чунмена слегка подташнивает, но видя, как Ифань с аппетитом уплетает за обе щеки, он все-таки решает немного поесть. Лишь только они приступают к еде, самолет начинает ужасно трясти, Чунмен вновь хватается за подлокотник, но так необходимого сейчас тепла чужой руки не получает, вместо этого трусливое сердце заходится бешеным битом, а сам он проклинает себя за то, что слишком мало выпил и уже успел протрезветь. Смотреть на Ифаня в такой момент ему почему-то очень стыдно, за весь полет он и так показал себя не с самой лучшей стороны - смеялся много и невпопад, вредничал и мухлевал, язвил, одним словом, вел себя как полный придурок. Возможно, в этот момент Ифань чувствует, что Чунмену сейчас нужна хоть какая-то форма поддержки, поэтому он легко проводит своими длинными, совершенно невозможными длинными пальцами, по руке парня и просит успокоиться. Чунмену кажется, что он сейчас просто расплачется - от миллиона непонятных и странных эмоций, которые не поддаются никакому контролю и причиняют слишком много мучений. Он в очередной раз обещает себе никогда не летать на самолетах, даже если это означает, что он за всю свою жизнь не побывает в Австралии или Бразилии (воды он тоже жутко боится, поэтому никаких пароходов) и поднимает влажные глаза на Ифаня. Тот смотрит в ответ очень пристально и, кажется, неодобрительно, но накрывает своей рукой его руку и просто молчит. Чунмен ему в этот момент очень благодарен, потому что китаец не произносит миллиона слов в роде "бояться глупо" или "ты же уже взрослый" и еще много чего. Рука у китайца очень теплая и нежная, и было бы просто прекрасно держаться вот так за руки всегда… До конца полета ни один из них не произносит ни одного слова. Иногда так бывает… Когда хочется сказать очень многое, но еще больше просто помолчать, потому что слова - они лишние и абсолютно пустые. Самолет начинает снижение, и Чунмен думает, что это конец: и его мучениям и их знакомству. Они просто так встанут со своих мест, достанут ручную кладь, пройдут паспортный контроль и получат багаж, а затем разойдутся в противоположные стороны и никогда больше не встретятся. Иногда так тоже бывает. Иногда, но не с Ким Чунменом. Несмотря на всю свою инфантильность и нерешительность во многих вопросах, в этот самый момент, он совершенно четко осознает, что не позволит Ифаню так легко от него уйти. Поэтому когда Ифань отлучается в туалет, Чунмен хватает со столика салфетку с выведенными по бокам логотипами авиакомпании и быстро записывает номер своего телефона и адрес электронной почты. Затем он выглядывает в проход между креслами и, нигде не заметив китайца, со спокойной совестью запихивает бумажку в один из карманов его ветровки. Все абсолютно верно - если Ифань найдет записку и не позвонит, значит, не особо-то Чунмен ему и нужен, а вот если позвонит, то… это уже совсем другая история! Уже в пекинском аэропорту они слишком долго прощаются, Чунмен пытается выдавить из себя хоть что-то, да и Ифань смотрит как-то странно и немного забито, но корейца вскоре вылавливают из толпы друзья, и им приходится расстаться. В последний раз он видит Ифаня, садящимся в такси. Он даже не смотрит по сторонам, а Чунмен грустно улыбается вслед удаляющейся машине и разочарованно вздыхает, потому что это был самый ненормальный и, в то же время, самый лучший перелет за всю его жизнь. Той же ночью Чунмена будит звук трезвонящего телефона. Пока он борется с одеялом и простынями, тот успевает разбудить всю округу, а друзей несколько раз смачно выругаться. - Я сплю, но вы можете спокойно говорить, все равно я ни хрена по-китайски не разберу! - раздраженно фыркает парень. Но замолкает, услышав сказанное низким, очень спокойным голосом: - Эм… ну, если не разберешь, может, тогда не стоит спрашивать какие у тебя на завтра планы?.. ____________________________________ * магазин беспошлинной торговли, располагающийся, в частности, в местах пересечения государственной границы (в том числе в портах, аэропортах, вокзалах). ** популярная марка Американского виски (подвид Теннесси виски) и купажей. *** популярный немецкий крепкий ликёр, настоянный на травах. **** аналог пастилы, зефироподобные конфеты, состоящие из сахара или кукурузного сиропа, желатина, размягченного в горячей воде, декстрозы и ароматизаторов, взбитых до состояния губки. ***** видеоигра-головоломка, разработанная финской компанией Rovio Mobile, в которой игрок с помощью рогатки должен стрелять птицами по клеткам с птицами, обезьянкам и зелёным свиньям, расставленным на различных конструкциях. ****** откидные столики бывают или на впередистоящем кресле или выдвигаются сбоку.