синхронность

      Они похожи, словно потерянные близнецы, вот только в их родословной нет и намёка на связь этих двоих. Эйко и Эризава — кривое отражение друг друга. Их голос настолько схож, что иной раз можно ненароком спутать девочку с мальчиком, а потом наблюдать за тем, как карие глаза недовольно щурятся, а губы изгибаются в ломанной линии.       — Мы не похожи! — восклицают они одновременно, на что люди лишь смеются, будто эта парочка — отлаженный дуэт идиотов. И их это бесит даже больше, чем вид друг друга.       — Тупое травоядное. — Эйко и Эризава отзываются мгновенно и вновь синхронно, нежной улыбкой одаривая юношу. Их глаза лишь на секунду сходятся, как два северных течения, сталкиваясь ледяными волнами, а потом вновь возвращают свой взгляд на хмурое лицо.       — Да, Хибари-сан?       — Да, Кёя-ниисан?       Хибари вздыхает, проклиная некровных близнецов, из-за которых его жизнь превратилась в настоящий цирк. А цирки он терпеть не мог до нервной трясучки.       Эризава Кей трепетно любит Кёю, дорожа воспоминаниями об их «уличной» дружбе и каждым моментом, когда он вновь называет его «маленькое тупое травоядное». А ещё — ненавидит Эйко.       Эйко Кей нежно любит Кёю, дорожа проведённым вместе с ним временем и каждым моментом, когда он вновь бросает ей это его забавное «загрызу до смерти». А ещё — ненавидит Эризаву.       Судьба на самом деле решила посмеяться над этими детьми, разделив им одну любовь на двоих.       — Ты мне нравишься! — На честное искреннее признание Кёя хмурится и отмахивается, как от надоедливой мошки. Он слышал эти слова больше, чем мог вынести от одного человека. А их было двое.       Эризава и Эйко терпеть не могут друг друга. А Хибари не может вынести их обоих.       — Мы и вправду… как кривое зеркало, — говорит Кей, украдкой наблюдая за тем, как Эйко счастливо улыбается, вышагивая рядом с Хибари. Он хмурится так же, как и с ним. Так же, как и с ним, вздыхает и едва заметно тянет уголки губ в ухмылке, одаривая её лоб смачным щелбаном. Кей отводит взгляд, недовольно выпячивая нижнюю губу.       Эйко — верная помощница Хибари Кёи, которой он, может и не безоговорочно, но доверяет. Она проводит с ним времени больше, чем кто-либо и знает его таким, каким другие Демона Намимори вряд-ли когда-либо смогут увидеть. Сонным, очаровательно рассеянным, до щемящего чувства в груди непритворным.       Но он не собирается отступать, только потому что она особенная.       — Мы действительно… точно отражения, — произносит Кей, когда слышит звонкий смех, доносящийся с улицы. Эризава, словно играючи, ловко уклоняется от тонф, сияя задорной улыбкой от уха до уха, чем ещё сильнее раздражает Кёю. Так же, как и она, он способен убежать, изловчиться, заставляя праведный гнев Главы Дисциплинарного Комитета пронестись мимо самодовольного лица неудачным ударом тонф. Так же, как и она, способен даже в подобный момент хранить нежность во взгляде на него. Кей уходит от окна, до треска сжимая учебник в руках.       Эризава — наверное, единственный человек, которого можно хотя бы немного назвать «другом» Хибари Кёи. Он знаком с ним дольше, чем кто-либо другой в этой школе, и знает его таким, каким Глава Комитета ни перед кем другим больше не предстанет. Чуть неуклюжим, по-детски упрямым и до нехватки воздуха в груди искренним.       Но она не собирается отступать, только потому что он особенный.       — Я на самом деле… тебя ненавижу.       Карие глаза щурятся презрительно и даже высокомерно. Этим двоим хватило бы любой, даже самой никчёмной, причины для драки, но быть отчитанными Хибари — последнее, что им хотелось бы.       Эризава и Эйко делят всё: имя, внешность, школу, друзей, возлюбленного. И ненависть тоже у них одна на двоих.       — Терпеть уже вас не могу. — Резкие, без толики сострадания, отказы они тоже принимают вместе. С одной и той же улыбкой на губах.       Кёя думает, что он не больше, чем трофей, в их полной нелепого сравнения жизни и не собирается быть торжественным призом.       Эйко и Эризава способны только с пониманием кивнуть ему в ответ. Они думают, что он считает их идентичными, сиамскими близнецами с одними мыслями, едиными чувствами и постановочным взаимодействием.       Кей считает, что лучше бы они родились одним и тем же человеком.       Кей считает, что лучше бы они оба никогда не рождались.       — Без тебя мне будет одиноко… — его голос звучит до тошноты приторно, растекаясь по грудной клетке вязким мёдом. Эйко закрывает глаза, будто так она сотрёт его существование из своей головы и реальности. — Поэтому не смей. — Его руки крепко сжимают запястья, оставляя красные вмятины на белой коже. Летний сухой бриз обдувает лица и взлохмачивает русые непослушные волосы. — Слышала, не смей этого делать, придурошная Эйко, — твёрдо произносит Эризава и стукает её по лбу собственным.       Губы Кей дрожат, а его — наоборот поднимаются в лёгкой полуулыбке.       — Ну и чему ты улыбаешься? — будто впервые в жизни увидев, Эйко изучает его лицо и хмурится от досады. Точно словно в зеркало смотрит.       — Тому, что впервые наша синхронность помогла. — Он смотрит в такие ненавистные ему глаза и ждёт, когда наконец из них исчезнет оцепенение. — И тому, что успел.       Эризава отпускает её руки и кладёт ладони на бледные щёки, искуственно натирая румянец холодными пальцами. Кей почти не дышит, чувствуя коленками холод плит на крыше.       — Я тебя ненавижу… — произносит она рвано и раздражённо сводит брови на переносице, тщетно пытаясь отодрать его пальцы от своего лица.       — Я тебя тоже, — говорит он мягко, словно только что не они признались друг другу в неприязни.       — Ты должен был быть рад, — поджимая губы, сипит Эйко, до красноты расцарапывая кожу его рук. — Я бы умерла, и остался только ты.       — Не неси ерунды, дура, — бурчит он едва задорно. — Мы два оригинала, а не замена друг друга. Ты нужна всем не меньше, чем я. И, знаешь ли… враги друг друга не предают.       Эризава стирает посыпавшиеся крупным бисером капли слёз с щёк и продолжает улыбаться так же нежно, как обычно улыбается Кёе. Эйко рвано дышит, упрямо стараясь не сорваться на рыдания. Они оба действительно не любят плакать.       — Я люблю Хибари-сана, а тебя ненавижу… — между потоками всхлипов вставляет она в надежде, что Эризава оставит её в покое. — Ненавижу, ненавижу!       — Я тоже. — Он заправляет ей волосы за уши, чтобы те не прилипли к влажному лицу, и тянет Эйко к себе, смыкая пальцы на лохматой макушке. Белая рубашка намокает почти мгновенно, впитывая в себя солёные слёзы и тихие всхлипы.       — Два идиота, — устало роняет Кёя, спускаясь по лестнице. Спешка, видимо, действительно была ни к чему.       Эризава и Эйко делят одну любовь. Самую искреннюю и тёплую любовь к Хибари Кёе. И ненависть у них тоже одна на двоих. Самая искренняя и чистая ненависть к самим себе.