Долг и чувство

"Мой город меня предал, ну и что?" (с) Loqiemean — На боль

— Круцио! Крики. Всё, что Драко слышал сквозь шум в ушах, находясь почти в пяти метрах от происходящего, – истошные хриплые завывания. Они переходили в едва слышный сип и стенания, смешиваясь с шумом в ушах. Глаза невыносимо щипало, в горле пересохло, но юноша всё не мог заставить себя прекратить истязание психики, расшатанной открывшейся картиной. Он не хотел смотреть – не мог, но и отвернуться тоже, будто что-то пригвоздило его ноги к месту, не давая сделать шаг. Всепоглощающий страх, который буквально наполнял его изнутри последние полтора года, неумолимо жег все внутренности, скручивал органы в натянутую струну, выжимая и вызывая рвотные позывы, сдерживать которые больше не представляло возможности. Пытки несчастного тела бывшей ненавистной грязнокровки лишь подталкивали к грани. Еще немного, и он сдастся, просто осядет на пол, устремляя взор к потолку и произнося последние слова верной до конца волшебной палочкой. Семья в бедственном положении со стойким, непрекращающимся чувством безысходности и отчаяния, а он сам один на один с извечной необходимостью держать лицо и притворяться «сильным». И из этого не выбраться, ему не помочь, как он не в силах помочь кому-либо ещё. Это конец. Однозначный и полный конец всему, ради чего Драко когда-то жил, боролся и существовал. Внезапно крики затихли, а Беллатриса еще сильнее впилась ногтями в трясущееся тело под собой. — Негодная девчонка, как ты получила этот меч? Он был спрятан в хранилище Лестрейнджей в Гринготтс всё это время, ты что, была в моем фамильном сейфе? Ты взяла что-то ещё?! – угрожающий змеиный шепот Беллатрисы в одно мгновение перешел в визжащий вопль, она еще сильнее сжала лежащее хрупкое тельце в своих руках, угрожающе водя палочкой над девушкой. — Нет, я… я не знаю, не знаю… — Наглая ложь! – темная ведьма истошно вскрикнула, метнув глубокими карими глазами молнии, и, ухмыльнувшись, взвизгнула. — Дрянь! Поганая грязнокровная мразь! Круцио! Грейнджер, издавая нечеловеческие крики, снова забилась в агонии на идеально ровном полу в центре зала. Драко был больше не в силах всё это видеть: быть безмолвным, безвольным наблюдателем чужих страданий и возможных предсмертных минут. Руки юноши сжались в кулаки, кадык резко дернулся, а нижняя губа начала едва заметно трястись. Насколько сильно он бы ненавидел эту заучку, выскочку из магловского мира, он не желал ей зла и мучений подобно этим. — Спрашиваю в последний раз, маленькая тупая оборванка, — Лестрейндж хищно усмехнулась, наклоняясь почти вплотную к обескровленному лицу. — Как ты проникла в банк и выкрала мой меч? Повисло тягостное молчание. Жертва скомкано что-то пробурчала, сплёвывая кровь, из-за чего сумасшедшая встряхнула ее, как куклу, раздраженно уточняя. Драко мелко задрожал. — Что? — Я, я его не крала. Едва слышные слова на выдохе вылетели из красных искусанных губ, а юноша вздрогнул. Пытки, настолько ужасающие и всеобъемлющие, окончательно разрушали его держащийся из последних сил рассудок, подталкивая к черте. Беллатриса искривила рот в недовольной ухмылке и, подчеркнуто разочарованно вздохнув, резко усилила заклинание, с торжествующе-радостными воплями продолжая. Гермиона снова закричала, но крики были уже сиплыми, едва внятными. Глаза девушки с мольбой уставились на лицо в обрамлении платиновых волос, и она из последних сил провыла нечто нечленораздельное. «Драко? Она прокричала Драко?» Он потерялся. Абсолютно запутался, захлебнулся во всех охвативших его ощущениях. Истерзанное, распотрошенное тело молчаливым укором билось прямо перед ним, а он не мог сделать ничего. Драко просто стоял. Стоял, сжав кулаки, не дыша, и смотрел, не в силах прекратить обезумевший танец смерти собственной тетки, которая, казалось, неумолимо приближалась к краю. Так часто бывало. Когда самая жестокая извращенная повелительница круциатуса современности понимала, что добилась всего возможного от своей жертвы, она продолжала забавляться, уже без всякой цели кроме получения наслаждения от чужих страданий. — Да-а, кричи, мразь, вопи, все равно никто не придет на помощь к нашей бедной несчастной маленькой ошибке природы! – угрожающе опустив голос, ведьма продолжила измываться. А перед глазами Драко, рассекая нежную кожу девушки, живым клеймом, печатью, одна за одной оживали буквы на тонком предплечье. «Mudblood» Безобразное слово впилось острыми линиями в голову Малфоя, извиваясь и вгрызаясь в мягкую вязкую плоть воспаленного сознания, намертво отпечатавшись внутри. Тетка, приподняв голову, сверкнула своими бездонными, практически черными глазами и, ухмыляясь, медленно оттерла струйку крови, стекающую по ее острому выдающемуся подбородку. Драко замутило. Он закрыл глаза, позволяя себе маленькую слабость не видеть, не знать, не отвечать за безумие, которое развернулось прямо перед ним, но алая дорожка от уголка губ вниз по лицу словно намертво отпечаталась у него под веками. Малфой отчаянно не хотел думать, что будет дальше, пытаясь отрешиться от нечеловеских криков, хруста сломанных костей и тяжёлых ударов тела о паркет. Но еще страшнее стало от осознания, что ему не надо думать. Он знает, поминутно. Еще немного и взгляд Грейнджер отрешится, она истерично захрипит, лишится рассудка, не понимая, где находится, потом обратит взгляд полный ужаса на своего палача, истерично задергается в предсмертных конвульсиях и испустит дух. А он останется здесь, в этой комнате. Один на один с гнетущим зловонный духом смерти, преследующим по пятам, внутренне оцепеневший и почти лишившийся всех чувств. Но существуют непростительные слова, всего два слова и после уже никакие духи смерти уже не будут довлеть отдаленной перспективой. Всё закончится. От этой мысли Драко снова открыл глаза. — Ммм, грязнокровка, что ты там сипишь? Как ты смеешь произносить имена чистокровных своим поганым грязным ртом?! – Беллатриса истерично захохотала, прерывая издевательства, подбросив тело девушки в воздух и больно ударяя его головой о пол. Струйка крови из разбитой черепной коробки разлилась по паркету, окрашивая круг над головой в алый. Малфой еле сдержал рвотный позыв и нелепое сравнение лежачей, почти бездыханной, Грейнджер со святой великомученицей. — Что ж, пора научить тебя хорошим манерам: как подобающе обращаться с настоящими волшебниками, не правда ли, Драко? — с не угасающим энтузиазмом в безумных глазах, Беллатриса наклонилась к руке девушки, впиваясь острым серебряным кинжалом под кожу и возобновляя пытку, пристально уставившись на племянника. Драко судорожно вздохнул, не в силах выдавить ни слова. Расширившиеся зрачки казалось прожигали в его лице дыру, но он лишь безуспешно пытался скрыть все нарастающую дрожь. — Что же ты молчишь, дорогой? Неужели я не права? Неужели она имеет право произносить твое имя? Склизкое чувство, настойчивым ощущением поднимаясь по позвоночнику стремительно разлилось по спине, лишая дара речи и возможности хоть как-то шевельнуться. Серые глаза утонули в двух телах на полу, будто остекленели, пытаясь забыть, не видеть, не отпечатывать кровавую картину под веками. Беллатриса с выражением полного неверия на лице поднялась, отпустив несчастное тело и медленно приблизилась к юноше, хватая того за предплечье. Драко отдаленно услышал какой-то шум возни за спиной, но Белла угрожающе шикнула, подняв руку вверх, как бы молчаливо призывая не вмешиваться. — Дорогой? Что с тобой? Ты не здоров? Неужели это — правда? — она нервно облизнула губы, задирая рукав его черной рубашки и разворачивая предплечье к племяннику. — Что я вижу, это жалость на твоем лице? Посмотри на свою руку, Драко! Вспомни, кто ты, а кто она. Растерянно отрывая взгляд от уродливой татуировки и переводя его на предплечье Гермионы, Драко не ощущал ничего, кроме всепоглощающей усталости и сожаления. Он был абсолютно дерьмовым человеком по отношению к ней, к этой невыносимой заучке, и вообще ко всем, а теперь это привело их сюда. Поттер гниет в подвалах, Грейнджер вот-вот умрет, а Уизел не у дел. Звучит, как его давняя мечта. Но почему-то ощущается как личная пытка. Выборы и решения, чистокровность и принципы, правда и ложь. В любом случае, это больше не имело значения. Ему конец. Отстраненное потерянное лицо Драко лишь сильнее разозлило ведьму, отчего она грубо схватила того за воротник рубашки и потащила к телу девушки. — Н-нет! Беллатриса от удивления раскрыла рот и тут же его захлопнула. Глаза волшебницы медленно, капля за каплей наполнились настоящим пламенем, настолько всепоглощающим, что люстра в потолке затряслась, а шторы зашевелились от внезапно возникшего в зале ветра. Лестрейндж вполне осязаемо заискрилась жаждой крови, разрушений — жаждой убивать. Юноша, заметив происходящее, еще сильнее застыл от ужаса, но, осознав свою оплошность, быстро остановился и с максимально безразличным тоном, попытавшись растянуть слова в излюбленной манере, пояснил. — Нет. Она не имеет права называть мое имя. Взгляд Беллатрисы повторно застыл, буря вокруг начала стихать, но она явно продолжала колебаться до тех пор, пока ее лицо не исказилось от наигранного удовольствия и решимости. Наклонившись близко к уху племянника, она вкрадчиво прошипела: — Если это так, Драко-о, то докажи, накажи эту своенравную грязную выскочку, укажи на её место, — лицо ведьмы скривилось в жалостливой усмешке, она нарочито зевнула, прикрывая рот сухой костлявой рукой, — а то я как-то устала, дорогой. В этот момент внутри Драко что-то оборвалось. Он уже пытал человека, но тот был ему никем, так, расходным материалом, который надо было приблизить к кончине ради посвящения, но Грейнджер? Она была слишком знакома, слишком привычна, всегда досаждающая и маячащая где-то рядом. Поднять на нее палочку означало перейти последнюю черту, где заканчивается рассудок и начинается всепоглощающая пустота. «И где пресвятой Поттер, когда он так нужен?» — Дава-ай, Драко. Это так просто. Всего одно слово и её настигнет заслуженное наказание. Малфой нервно сглотнул. У него не было выбора. Либо ты, либо тебя. — Ну же! Давай! – Беллатриса схватила его за запястье, поднимая руку и направляя палочку прямо на распластанное тело в луже крови. — Темный Лорд будет горд тобой, возможно, даже смилостивится над участью твоей семьи, только представь, — ведьма отошла за спину племяннику, резко стискивая его в объятиях и, наклонившись к уху, коварно зашипела, — вы восстановите статус гордого древнего чистокровного рода на услужении, вы станете правой рукой, все лавры славы от победы достанутся нашей семье, Драко-о. Твоя запятнанная репутация будет восстановлена! — Лестрейндж резко оттолкнула парня от себя, разворачивая за предплечье, понизила голос на несколько тонов и, обманчиво приторно улыбаясь, угрожающе нависла над плечом племянника, выдыхая прямо в его шею, — но если ты не сделаешь этого, то я буду пытать тебя медленно и долго, пока кровь не полезет из всех щелей, а ты не задохнешься в агонии со сломанными, раздробленными на мелкие кусочки костями и разорванными органами, вываливающимися из кровоточащих дыр, а потом, — Драко мелко задрожал, потупив глаза в пол, кусая до крови губы, — я тебя убью за предательство, понял? Глаза Грейнджер орехового цвета с окончанием фразы внезапно ожили и медленно поднялись, пересекаясь с его, застывая в безумной просьбе. — Пожалуйста, — одинокая слеза скатилась вниз по щеке, пуская мурашки по спине юноши, гипнотизируя и притягивая взгляд. «Нет! Не смей, даже не думай…» — Д-Драко. Рука юноши дрогнула и тонкий, едва успевший выскользнуть, луч погас, растворяясь в сумраке обстановки. Малфой понимал, что выхода нет. А безмерная, невыносимая усталость от борьбы, вечного страха лишь уменьшали шанс на спасение. Замкнутый круг: грязнокровку не спасти, себя можно, но какой в этом смысл, если рано или поздно все равно ждет смерть, будь то приступ ярости Лорда или собственная неосторожность в бою. Но всё же есть родители, которые не переживут предательства сына, во всех смыслах этого слова. Мама никогда не поймет, а отец… «Видит Мерлин я этого не хотел.» — Круцио! — девушка устало закрыла глаза, ее подрагивающее тельце замерло, словно чувствовало, что новой пытки уже не выдержит. Грейнджер перестала бороться. Ее уставшее лицо осунулось и выражало теперь полное безразличие к происходящему. Но затем она непонимающе открыла глаза. Красный луч, достигнув цели, не причинил ей никакого вреда. Лицо Гермионы застыло в неверящей гримасе из смеси удивления, интереса и боли. — Драко! — казалось Белластриса лишилась дара речи, гневно переводя взгляд с дрожащей палочки в руке на сжавшуюся грязнокровку на полу, — что это значит? Ты не хочешь замучить её до смерти?! – Лейстрейндж вцепилась мертвой хваткой в рубашку племянника, истерично вопя, и тряся высокое оцепенелое тело в своих руках. — Гнусный предатель крови! Я тебя предупреждала! Как ты смеешь! Об этом предательстве узнает Темный Лорд! Я всё ему… — но Драко не дал ей закончить мысль, предприняв титаническое усилие над собой, одним движением оттолкнул ведьму от себя, твердо произнося: — Обливиэйт. В ту же секунду женщина застыла в неестественной позе, постепенно выпрямляясь. Лицо в обрамлении тяжелых растрепанных кудрей стало безмятежным, а взгляд затуманенным. Драко глубоко вздохнул, собравшись, и проговорил ровным металлическим голосом. — Ты забудешь всё, что происходило после того, как Грейнджер прокричала мое имя. Ты домучила её, так и не выпытав информации, после чего потеряла интерес и позвала привести гоблина для допроса. — Да-а, —потерянный взгляд безумной кровожадной ведьмы у его нездоровой впечатлительной психики вызывал настойчивый нервный смешок, но он потонул, из последних сил удержанный разумом. Оглянувшись, Драко понял, что не ошибся и все, кроме его семьи, лежали в полубессознательном состоянии на полу практически намертво задушенные его теткой, — я потеряла к ней интерес и привела гоблина для допроса. Спустя мгновение Беллатриса отмерла и, развернувшись к лестнице в подвал, злобно прокаркала просьбу привести гоблина. Грейнджер, взглядом полным благодарности, сочувствия и удивления, продолжала смотреть на Драко, который, воспользовавшись минуткой, на негнущихся ногах подошел к девушке и, наклонившись, с отрешенным видом прошептал: — Грейнджер, ты – чокнутая, но, как ни неприятно признавать, невероятно сильная, — он нервно облизнул губы, избегая взгляда в глаза девушки, пристально следя за движениями тетки, стоящей к ним по-прежнему спиной, — я согласен, что был мразью, но смерти тебе никогда не желал. Прости, если сможешь и за это,— девушка непонимающе захлопала тяжелыми веками, с усилием переведя взгляд на парня, словно не совсем улавливая мысль. — Какая жалость, — он болезненно усмехнулся, столкнувшись взглядом с Грейнджер, на лице которой расцвело выражение понимания, сменившегося ужасом, непринятием и поистине гриффиндорской упертостью, — что ты этого даже не вспомнишь. Еще одна вспышка обливиэйта, опережая гневное протестующее мычание, озарила пространство зала, бесследно выветривая из памяти события последних полчаса. Никто не заметил произошедшего кроме удивлённо замершей Нарциссы и находящегося в полном ужасе Люциуса Малфоя.