— Ты скоро? — шепчет Феликс, тыкая лучшего друга в плечо тонкой деревянной кисточкой. Чонин вздрагивает, немного приподнимая плечи от неожиданности, и разворачивается к старшему, хлопая ресничками в сторону Феликсовых веснушек. Светловолосый уже, вероятно, закончил нужную на сегодня часть натюрморта, в то время как Чонин всё ещё дорисовывал предыдущий этап.
— Я. А, думаю да, — Чонин ёрзает на стуле, стараясь заслонить неширокой спиной всю работу, дабы старший ничего не приметил и не начал его торопить. — «Никакой спешки в искусстве «, — думает Чонин.
— Да ты что, — младший может поклясться, что Феликс изогнул бровь при этом недо-вопросе. Возможно, его большие глаза сузились от недоверия — это читалось в интонации. — Ты отсутствовал в прошлый раз; хочешь сказать, что только что нарисовал почти две части, когда я еле справился с одной? Смеёшься? — Феликс кладёт подбородок на плечо младшего и подмечает, что не зря он подозревал друга в обмане.
— Так, ну эй! — возмущается младший, утыкаясь взглядом в довольные глаза Фела, и пихает того в щёку с целью убрать его подбородок с плеча. Получается не особо аккуратно — на щеке друга остаются розово-фиолетовые акриловые полоски. «Чёрт… Руки же в краске», — быстро проноситься у Чонина в мыслях, но было поздно.
Феликс решает не отставать и макает пальцы в краску. У младшего загорается лампочка «Опасно!!! Феликс щас сделает очередную херню!!!», и он молниеносно подрывается со стула. Феликс — за ним.
Незачем описывать действия, вследствие которых половина учительских журналов была нагло спихнута со стола, количество кисточек, разбросанных по полу, могло заменить ламинат, а у Чонина красовалось несколько ярких пятен на подбородке и руках.
— Мне нужно закон-фух-чить! — Пытается отдышаться младший, вновь усаживаясь за мольберт.
— Я хочу кофе! — Феликс подпрыгивает на месте, самодовольно улыбается и сообщает, что идёт отмывать свой беспорядок на лице, после чего они побегут в кофейню, что занимала вторую половину их помещения для художественной школы.
Естественно, отмыть Феликсовы красочные отпечатки Чонин не успевает. Приходится долго и сильно краснеть, разглядывая ой-смотри-бро-нового-бариста, пока действующий на нервы друг бесконечно долго определяется с напитком. Невозможно не заметить, что ожидание перестаёт так сильно раздражать Чонина, когда он окончательно переключает всё внимание на парня, что варит кофе. Его руки, по очереди касающиеся то одного, то иного стакана кажутся невероятно сильными и ловкими, волосы мягким снегом ложатся на лоб, а в уголках глаз при улыбке собираются необъятные дружелюбные искорки. Он пару раз улыбается Феликсу при оформлении заказа, невольно приоткрывает пухлые губы, образуя изгибы вселенской красоты. Чонин залипает. Откровенно. Заслушивается голосом настолько, что не замечает, что бариста обращается уже к нему.
— Эй, ну Чонин! — Фел пихает его в бок, вызывая ощущение приземления.
— А.А! Да? — Младший хлопает большими глазами и вжимает голову в плечи, молясь не покраснеть ещё сильнее.
— Так что бы вы хотели… — но бариста внезапно был прерван необдуманными словами Чонина, которые вылетели прежде, чем он осознал, что сказал.
— Вас.
Феликс чуть не роняет со смеху полную кружку, наполненную фраппучино, в то время как его друг быстро прячет глаза и равняет цвет щёк со всеми оттенками помидоров.
Бариста мягко улыбается, смеясь очаровательными ямочками, и опирается на два локтя, опасно приблизившись к черноволосому парню.
— В таком случае, приятно познакомиться. Я Кристофер, — большая ладошка тянется к Чонину в знак приветствия. Младший вкладывает в неё свою холодную, невольно задерживая взгляд на выступающих венах и татуировке на кисти.
— Я. Меня зовут Ян Чонин, — он наконец-то поднимает взгляд на Криса, ожидая прочитать в глубине взгляда насмешку или самодовольство, но его глаза сияют мягкой добротой. От этого взгляда напряжение снимает как рукой, Ян опускает плечи и улыбается в ответ. Взгляд Криса задерживается на прелестных пятнышках краски.
— Так что будешь брать, Ян Чонин? — Крис отпускает руку и про себя улыбается, отмечая, что раньше замечал этого парня в художественной школе.
— Я… Ничего, я не пью кофе.
Друзья сидели до закрытия в этот раз, слушая тихие мелодии на фоне и смеясь над разными историями. Феликс, конечно, пытался не раз что-то пробасить про сегодняшнюю ситуацию, но вовремя спохватывался. Он же не слепой. Взгляд бариста, все время следящий за Чониновой макушкой, не был заметен для младшего, но Феликс не мог не подметить нотки интереса и какой-то неуловимой искринки. Взгляд Криса обволакивал, беззвучно обещая встретиться ещё раз.
— Чо... Чонин? Ты что ли? — Крис мягко кладёт ладонь на плечо знакомого, подходя со спины. Он даже не надеялся на такую большую удачу когда наспех накидывал курточку, чтобы забежать в магазин за зёрнами кофе. Раздражение из-за того, что эти продукты должен покупать в данный момент именно он, а не владелец кафе, улетучиваются со скоростью моргания Чониновых ресниц. Мягкий свет, что отражается в глазах черноволосого, полуулыбка и радостный взгляд делают своё дело, и Кристофер растягивает губы в ребячьей улыбке.
— О! Привет, — Чониновы щёки окрашиваются в лёгкий розовый, как только глубины взгляд парней пересекаются. Он отвлекается от выбора вафель и обращает всё внимание на ямочки напротив.
— Ты представляешь! Меня отправили сюда за кофе, хотя я не должен его покупать… — тараторит Крис так быстро, уверенно. Но самому Чану так не кажется — чудится будто он говорит первую попавшуюся ерунду, лишь бы скрыть волнение перед очаровательностью младшего. — Впрочем, я рад что согласился, ведь не согласись я, мы бы не встретились, — напоследок подмигивает, засовывая руки в карманы куртки, и подмечает, что вафли, выбранные младшим — самые вкусные из возможных.
— А я… Я вообще за чаем пришёл. Зелёным. Но тут под руку подвернулись вафли. — звучит, будто Чонин оправдывается. Каждая секунда неловкой нотой отсчитывает время, Чонин перетаптывается на месте, опуская взгляд.
— О… Любишь зелёный чай? — Крис вновь обращает на себя внимание, запрещая этой неловкости встать между ними и прекратить разгоревшуюся беседу.
— Это что-то типа… Кофе, понимаешь? То есть в зелёном чае тоже содержится кофеин, который позволяет тебе–
— Не сдохнуть, — заканчивает Крис, рассмеявшись. Чонин не выдерживает и тоже расслабленно усмехается, как ребёнок радуясь этой идиллии. — Значит, он заменяет тебе кофе, правильно?
— Думаю, да! — Ян снова посылает старшему самую мягкую улыбку, а Крис мысленно бранит себя, что в последние пару секунд так сильно задумался над тонкостью курточки Чонина. Уже холодно.
— Я побегу тогда, ладно? Думаю, мы ещё встретимся в том кафе! — Быстро бросает младший и, круто развернувшись на носочках, бежит в сторону касс. У Чана в голове глупейшая идея, в шоколадных глазах — очерки очаровательного мальчишки.
Через пару минут в руках пара пачек с пакетиками разнообразных вкусовых оттенков зелёного чая, а в сердце — согревающий глинтвейн предчувствия.
— Хён! Ты со мной? — кричит Чонин в сторону веснушчатого друга за мольбертом, попутно накидывая курточку. У них ровно десять минут перемены, и Ян отказывается тратить шанс завернуть за угол к кареглазому бариста, чей аромат кожи пропитался капучино.
— Нет, наверное, Нини. Ты же знаешь, — Феликс разводит руками, — вдохновение — штука скользкая. — Чонин понимающе кивает и, преодолевая ком волнения, разрастающийся в груди, выбегает на улицу.
День сереет ровно тогда, когда черноволосый замечает пустую барную стойку. Кафе всё так же кишит посетителями, играет медленный джаз, но уюта ровно ноль. «Наверняка он просто отошёл поговорить. Или что-то ещё», — решает младший, подтверждая этими мыслями выбор подождать до конца перемены.
— А ой. Привет. Феликс, если я не ошибся? — Крис застывает на месте преступления, одёрнув руку от только что поставленной чашки с чаем на край столика.
Феликс улыбается понимающе, кивает.
— Не волнуйся, я не скажу ему, — мягкий бас заставляет верить в то, что его маленький сюрприз останется в тени и не вызовет неловкостей. «Теперь главное вернуться до того, как он прибежит», — шепчет внутренний голос, и Чан, ещё раз, благодарно кивнув светловолосому, выходит из аудитории.
Чонин задерживается на пару минут позже звонка, что вызывает неодобрительные восклицания преподавательницы. Его взгляд бегает с мольберта на мольберт, он смешивает краски тусклых чувств. Вновь принявшись оставлять разноцветные дорожки кисточками, Ян чуть не путает техническую воду и чай. «Чай?»
Тепло, расплывающееся внутри, гораздо больше греет, чем горячая кружка. Кисточки давно отложены — мысли заняты представлением образа бариста, что вдруг стал делать зелёный напиток. Одна мысль о том, что это сделал он, ярким цветком расцветает в голове, отображаясь на лице глупой, но такой счастливой улыбкой.
Феликс тоже не может не растянуть губы, не заискриться уголками глаз. Вероятно, счастливее его друга сейчас нет человека в целом мире.
«Заходите сегодня, я поставлю что-то из произведений Джейсона Мраза» — гласит записка, оставленная на этот раз на стикере с чашкой чая. Чонин улыбается. Сколько вообще улыбок подарил ему Крис? С самого первого дня ровно каждые сутки младший питается медово-приторными мыслями о встрече, вспоминает каждое слово, сказанное шёлковым голосом, и не верит. Не верит, что его хён правда существует, что он действительно приносит ему тайком разные оттенки зелёного чая; не верит, что буквально самые простые предложения могут так греть изнутри — они буквально способны выращивать сады. Ямочки старшего, глазки-щёлочки, сильные руки вокруг талии — всё, чем ограничивается поток мыслей уже месяц. А их случайная встреча в парке? Тогда они умудрились целый час бегать друг за другом, доказывая невозможность почувствовать щекотку через толстый слой одежды. А та ситуация с рубашкой Ликса? Чонину казалось, он бесконечно долго уговаривал Чана, чтобы он дал ему самому постирать её, ведь «ну хён, это же я подбил тебя. Хён, дай. Ну хён, у тебя клиенты!» Этими пустяками они жили оба весь месяц, заполняя фотоплёнки незаметными снимками друг друга.
Но конец ноября оказывается мучительно холодным для растущего организма младшего. Болезнь обнимает его незаметно, со спины, но совсем не так, как Крис. Родственники категорически запрещают выходить на улицу даже на секунду, что окончательно закрывает двери в любимую кофейню на неопределённый срок. Чонин уверен, что будь Чан рядом — вся температура бы сошла на нет моментально, серые глаза бы вновь горели нежностью. Плюс ко всему у Феликса началась учёба, и Ян не мог и понадеяться на визит друга. День казался неделей, два — месяцем. И так оно бы и продолжалось, спору нет, до одного сообщения Ликса:
OII AUSSII (12:34 pm): Чонин? Ты как там? Прости, что я не могу проведать тебя.
you (12:34 pm): Всё в порядке! Я иду на поправку…
you (12:35 pm): Возможно
OII AUSSII (12:35 pm): Хэй нуу! Лечись там.
you (12:36 pm): Стараюсь!
OII AUSSII (12:36 pm): Между прочим! Угадай, кто передавал тебе приветик ;)
you (12:36 pm): ЧТО–
you (12:36 pm): А ой боже
you (12:36 pm): Капец
</right>
you (12:36 pm) : Bro u know… I miss him. </right>
OII AUSSII (12:37 pm) : Да, да. Знаю.
you (12:37 pm): ЭХ
OII AUSSII (12:37 pm): Стой подожди. У меня идея. Я позже напишу ~
you (12:37 pm): Феликс?
you (12:37 pm): ФеЛИКС
you (12:37 pm): ЭЙ НЕ МОЛЧИ
you (12:37 pm) : все ясно автор жопа.
Откидывая телефон на тумбочку, младший даже представь не мог, что после кратковременного дневного сна его разбудит стук в дверь. Чонин быстро кидает взгляд на вычурные настенные часы: 14: 36. Родственники возвращаются позже, значит ли это. Что Феликс сбежал с уроков? Сюда, к нему?
С негодованием и желанием описать все минусы пропуска уроков другу, даже если это сделано ради него, Чонин заглядывает в дверной глазок и замирает от удивления. Пошатывается, прикрывает рот рукой, предаваясь всему спектру изумления, но всё-таки открывает Крису.
Старший, как всегда, светится — от взгляда, в этот раз с какой-то новой неуловимой нотой, до уголков улыбки-полумесяца. На нём огромная, чёрная куртка с отливами цвета хаки. Носик красный, щёки тоже — мороз любит пощекотать открытые части тела.
Младший не выдерживает и прижимается всем телом к холодной одежде хёна, утыкается носом в шею и дышит часто-часто. Весь Чан, вот он, рядом, упирается грудной клеткой в его собственную, даёт возможность бесконечно дышать его парфюмом с примесью сладкого запаха латте. «Родной».
— Что, мы так и будем стоять? Не то чтобы я прот-
Криса снова быстро перебивают чредой извинений, помогают справится со слоями одежды и провожают в комнату. Чан подмечает, что она полностью соответствует характеру младшего: повсюду развешаны разноцветные пёстрые картины, тёмная мебель, шторы из красивого шёлка, по которым утром, вероятно, скользят лучи солнца, озаряя начало дня.
— А как же… работа? Тебя отпустили? — первое, что говорит Ян, чтобы разбавить тишину и подтолкнуть Чана сказать что-либо. Главное — его голосом.
— Ах, боже. Не думай об этом, — Крис хитро улыбается, ближе подвигая тумбочку к кровати младшего и ставя на неё пакет с вкусностями. — Я сказал, что мне нездоровится, тем более я подменял сотрудника одного, помнишь, этого… Брюнета с родинкой под левым глазом? Так вот, я попросил его о взаимной услуге, — старший скрашивает речь довольствием своего решения по поводу визита Чонина, аккуратно раскладывает кексы, вафли и мармелад на тумбочке.
— А… Здорово тогда, — Чонин кидает взгляд на кучу сладостей и понимает, что главная и любимая его сладость носит тёмную одежду, обладает каре-медовыми глазами и обворожительнейшей улыбкой.
— Так-с, Нини, — обращается к нему старший, закончив со сладостями, — это всё тебе, но при одном условии: ты сейчас же ложишься в кровать и надеваешь носки. У тебя, вероятно, температура… Голова очень горячая, — Чониново мироздание очутилось в пятках ровно в тот момент, когда прохладная рука Криса накрыла его лоб. В глазах помутнело ещё сильнее, чувства вперемешку с температурой застилали реальность.
— Я сбегаю сделаю чай и вернусь. Где у тебя чайник? Хотя, нет, лежи, я сам разберусь.
Чонин касается подушки головой, получая неимоверно своеобразное наслаждение от вида такого домашнего и суетящегося Чана. Кто бы мог поверить, что-то дурацкое «Вас» обратится в такое.
Вскоре чайник свистит и наполняет комнату паром, оповещая о закипевшей воде. Крис привычно быстро заваривает напиток, не забыв добавить кубик льда чтобы младший мог выпить сразу.
— Вот… — Чан ставит чашку около младшего. Тот тянет руки к напитку, но Крис опережает его. — Стой! Я попробую, не слишком ли много я туда кипятка налил.
«Это высшая степень заботы…» — мелькает где-то на подсознании у младшего. Но при следующей фразе Чана все бабочки в животе враз замирают в полёте.
— Ой, прости. Это как непрямой поцелуй, получается, — Чонин боится поднимать взгляд. Хочется провалится под землю, чтобы перестать хоть на миг теперь думать об изгибе губ старшего. Они мягкие, да? Как лилии, может, как розы? Возможно, сейчас на них можно словить вкус того глотка зелёного чая?.. Ян путается во всех своих прострациях, забывает считать взлёты и падения и, наконец, упирается взглядом в уверенные каштановые глаза старшего, стоящего над ним рядом с кружкой в руке. С этой долбанной кружкой, которой Ян завидует сейчас больше всего: Чан коснулся её губами.
— А...га, — выдавливает черноволосый. Получается слишком скомкано, неуверенно, слишком… очевидно?
Крис, конечно же, видит. Смотрит насквозь, вдоль и поперёк всего спектра чувств, испытываемых младшим. Как дрогнули его губы, потерялся серый взгляд, в неуверенности встретившийся с пейзажем за окном. Как дыхание участилось, как он стал часто-часто моргать.
Улыбка.
— Чонин-и, посмотри сюда, — Чан делает ещё один глоток из кружки, оставляет её на тумбочке и присаживается на кровать к Яну. Младший собирает все остатки духа, чтобы не покраснеть ещё сильнее, чтобы не выдохнуть слишком шумно. — Хочешь чай? Я поделюсь с тобой.
Сначала Чонин не догоняет и слабо кивает, желая просто-напросто забрать кружку, выпить всю жидкость и укутаться в одеяло, чтобы не встречаться с ним взглядом. Чонин всё ещё не догоняет, когда Чан хлопает ресницами пару раз и тянет ту самую руку с татуировкой на запястье к подбородку. И лишь тогда младшего прошибает током, когда он чувствует чужие губы, накрывающие свои.
Весь мир потерял свои краски вмиг. Так же быстро, как и лепестки цветов утратили свою привлекательность, ведь губы Чана мягче, гораздо мягче. Нежнее шёлкового ветра весной, слаще тающего на языке сахара. Чонин зажмуривается сильнее, действительно чувствуя вкус зелёного чая с жасмином. Невольно трётся носом о нос старшего, сводит брови. В груди переполох: сад разрастается до невозможных размеров, кажется, он вот-вот вырвется наружу. Касание губами. Одно, другое. Избыток нежности и руки старшего, путающие не только мысли, но и волосы Чонина. В лисьих уголках глаз, вероятно, вот-вот выступят слезинки.
— Ты… Ты стой… Ты плачешь? Чонин? — Чан быстро накрывает своей ладонью руку младшего, тянет его на себя. Вторая рука снова в чёрных прядях, поцелуи в лоб. Толстовка старшего впитывает каждую слезинку, в то время как тихий голос шепчет своё «Ну, малыш. Переставай плакать. Я же рядом». Поцелуй в лоб, ещё один. «Слышишь? Рядом».
