set alight my skin (and I'll melt like ice)

Ландо сбегает с общего праздника через несколько часов, делая вид, что ему срочно нужно ответить на звонок. В отеле всё ещё довольно людно, народ бродит по ярко освещённым коридорам, и Ландо рассеянно, точно на автомате, направляется в свой номер. Он счастлив за Карлоса, правда счастлив. Просто существует и какой-то маленький баллончик, под давлением наполненный его разочарованием, который необъяснимым образом связан с этим счастьем. И он тянется, на тонкой серебряной цепочке, и громко гремит о гравий, привязанный к этому несущемуся вперёд автобусу для вечеринок*. Возможно, если бы Ландо был более хорошим человеком, он бы мог полностью отделить эти чувства друг от друга, но он не идеален, блять, да ему всего двадцать, в конце концов. Проведя картой в замке, он заходит внутрь и раздумывает, стоит ли позвонить в обслуживание номеров или же просто принять долгую ванну и пойти спать. Он действительно устал и знает, что ему неплохо было бы оказаться сейчас в кровати, но он также понимает, что стоит ему лечь спать, он проваляется без сна ещё не меньше часа, так как тревожные мысли упорно продолжают виться в его голове. Одна из этих ночей. Когда кожа вскипает от струящейся под ней нервной энергии. Как только он бросает ключ на разобранную кровать и заходит в ванную, раздаётся настойчивый стук в дверь. Ландо недовольно хмурится: он никого не ждёт. Он нехотя плетётся к двери и смотрит в глазок. Карлос улыбается ему в ответ, глаза сияют, невыносимо привлекательные даже через линзу глазка. Грёбанный мудак. – Карлос, уходи, – пытается пошутить Ландо. Выходит довольно плоско. Карлос игнорирует его слова. – Почему ты ушёл с вечеринки, Ландо? – спрашивает он через дверь, повышая голос почти до крика. – Я хотел отметить это с тобой как следует! Матерясь про себя, Ландо распахивает дверь и быстро втаскивает Карлоса в комнату: – Ш-ш-ш, кто-нибудь же может тебя услышать, идиот! – шипит он. Карлос только пожимает плечами, позволяя Ландо, с этим его запугивающим голосом, усадить себя на край кровати. Карлос опускается на кровать с таким довольным видом, будто всё это — вломиться к Ландо в номер — было каким-то грандиозным гениальным планом, а не просто спонтанной, неуклюжей случайностью. – Я хотел отпраздновать с тобой, – продолжает он как ни в чём не бывало. Его щёки от алкоголя приобрели лёгкий розоватый оттенок, и Ландо всеми силами старается не находить это привлекательным. – Ну, в отличие от тебя, мне нечего особо праздновать, – тихо отвечает он, суетливо доставая стаканы и наполняя один из них водой, для Карлоса. Протягивает ему: – На вот, выпей… – Ты провёл отличный сезон! – пытаясь встать, Карлос с силой взмахивает рукой, чуть не ударяя протянутым стаканом Ландо в лицо. – Ландо, у тебя есть столько поводов для праздника, ты… – Нет, пожалуйста, прекрати, – Норрис ставит стакан на раковину и упирается рукой Карлосу в грудь, пытаясь усадить его обратно. – Ты говоришь так только потому, что тебе хочется сейчас это сказать… Карлос сжимает пальцами запястье Ландо, и, после непродолжительной борьбы, ему всё же удаётся притянуть его к себе и, откинувшись на кровать, неуклюже уложить его на себя сверху. Ландо изо всех сил старается не думать, в процессе чего ещё их ноги могли бы переплестись таким образом. Ему удаётся, по большей части. Раскрасневшийся, он пытается отстраниться от испанца: – Боже мой, Карлос, не мог бы ты?.. Я... Тот, игнорируя его сопротивление, только сильнее прижимает Ландо к себе. Всё это ожидаемо заканчивается тем, что его лицо утыкается Карлосу в довольно острую ключицу. – М-м, Карлос, ну что ты делаешь? – устало спрашивает Ландо. Боже, он надеется, что тот не чувствует, как горит сейчас его лицо. – Я так горжусь тобой, – говорит Сайнс серьёзным тоном. – Ты выступаешь блестяще, такой талантливый, – добавляет он, слегка хмурясь. Он гладит его по голове, и Ландо кажется, что никто за всю историю человечества не хотел умереть так сильно, как он сейчас. – Это только твой первый сезон. – Это не оправдание, – Ландо сползает с Карлоса и садится на колени. – Но дело не в этом. Это твоя ночь, – он пытается улыбнуться. – Ты должен быть там и праздновать с остальными. – Но я хочу праздновать с тобой, – честно отвечает Карлос. Ландо со стоном заваливается лицом на кровать. – Иногда я тебя ненавижу, – бормочет он в подушки. – Я тоже тебя люблю, – нежно улыбается в ответ Карлос, а в его глазах сверкает этот отвратительный огонёк, который Ландо совершенно точно не находит привлекательным. Потому что Карлос это определённо отвратительный, мерзкий и непривлекательный... Прямо как эти его слова, которые заставляют что-то просто абсолютно неприемлемое и крайне нежелательное трепетать в его животе. И это, вкупе с лёгкими признаками начинающейся головной боли, пробуждает в нём желание ударить себя по голове каким-нибудь тупым предметом. Может быть, самостоятельно спровоцированная кома — именно то, что Ландо сейчас нужно, после всего, что сегодня произошло. Небольшая травма головы вследствие применения грубой силы, и затем начать всё с чистого листа. Может, тогда он наконец будет в состоянии справиться со всем этим, и начнёт высвобождать свои хрупкие, робкие чувства к Карлосу, защищая их от этого дурацкого назойливого голоса, вечно звучащего в его голове. Может кто-нибудь наконец треснет ему по лицу? Ландо переворачивается на спину. – Ты не любишь меня, ты просто пьяный, – говорит он и устремляет свой взгляд в потолок. Потолок окрашен в бежевый, типичный для таких номеров цвет. Если закрыть глаза, можно ещё почувствовать едва заметный шёпот шампанского и на своём языке тоже. У Ландо не так много опыта, чтобы было с чем сравнивать, но он думает, ему нравится шампанское. И понравится гораздо больше в предстоящие годы. Ему нравится эта ни с чем не сравнимая лёгкость, как будто пьёшь чистый, нефильтрованный солнечный свет. Оно не ударяет в голову сразу. Точно золотые пузырьки, искрящиеся и поднимающиеся к вершине бокала, оно сначала вальсирует на языке, чтобы затем подставить подножку, когда меньше всего этого ждёшь. – Я люблю тебя. Я пьяный, – Карлос пожимает плечами. – Это не взаимоисключение. Ландо не может быть единственным здравомыслящим человеком в этой комнате. Может быть самым громким, с самой широкой улыбкой, но только не самым здравомыслящим. Карлос это знает, и тем не менее… Если он не просит его быть голосом разума в этой ситуации, значит он просит его о чём-то совершенно другом. Чём-то кошмарном и, до этого самого момента, очень кстати неопределённом. – Вот это, между нами? – Ландо по очереди указывает на Карлоса и себя рукой. – Даже я могу сказать, что это самая НЕ романтичная вещь на свете. Он пытается придать своему тону безразличие, но оно кажется ему таким чужим и неуместным. Он предлагает Карлосу выход, но не хочет, чтобы тот принимал предложение. Карлос протягивает к нему руку и проводит костяшками пальцев по щеке. Ландо приходится укусить внутреннюю сторону щеки, чтобы не закрывать глаза под этим прикосновением. – Ты всё время движешься вперёд и бежишь, и порой действительно нужно двигаться вперёд и бежать, но иногда нужно остановиться и оценить то, что уже здесь, – говорит Карлос. Неожиданно мягко и бесконечно терпеливо, как всегда. – Что, и это ты? – усмехается Ландо себе под нос. – Только если ты хочешь, – Карлос счастливо улыбается. Ландо не суеверный. В равной степени осторожный и безрассудный, да, но не суеверный. Ландо не суеверный, но он чувствует, что стоит на пропасти чего-то действительно важного. Как будто он стоит на краю обрыва, и ветер, легонько трепля его волосы, шепчет ему: прыгай! Как будто если сейчас он не сделает чего-то очень важного, он будет ещё много лет оглядываться назад с сожалением. – Я хочу, – говорит Ландо тихо. – Я очень хочу, я хочу так много… Я хочу слишком много, – он колеблется. – Думаю, в этом и проблема. – Хорошо, но хочешь ли ты меня? – Карлос откидывается на спинку кровати, и разум Ландо предательски шепчет ему: а ты ведь мог бы и привыкнуть к такому виду, не так ли? Ландо хочет всего. Незначительного и яркого. Спокойного. Хочет трофеев и волшебных каникул на побережье. Хочет маленький домик с красной крышей и растениями в горшках, которые он вечно будет забывать полить. Хочет, заливаясь энергетиками, играть в видео-игры до шести утра. Хочет однажды наладить режим сна и, проснувшись рано утром, встретить рассвет. Он хочет бежать до конца своей жизни. Хочет бежать и однажды врезаться в чью-то пару сильных рук, которые бы позволили ему больше никогда не бежать вновь. Он хочет того, чего ещё даже не может представить. Он хочет всего. Каждой клеточкой своего жалкого существа. Кстати, он хочет и Карлоса тоже. И это проблема. Потому что совершенно внезапно, Карлос предлагает ему. Значит, Ландо теперь может не только хотеть, он столкнулся лицом к лицу с возможностью иметь. Карлос щекочет Ландо подбородок, и тот рефлекторно отпихивает его руку. Тот фыркает и, поддразнивая, показывает ему язык**. – Я хочу тебя, – уступает наконец Ландо, чуть хрипло усмехнувшись. – Ну так вперёд, – вздыхает Карлос, широко разводя руки в стороны. Он почти что сбивает лампу с прикроватной тумбочки. Ландо закатывает глаза и прижимается к нему, утыкаясь головой в его шею. Карлос обнимает его. Ландо наконец отвлекается от всех этих бесконечных вещей, которых он хочет, чтобы окунуться в новое чувство тихой удовлетворенности тем, что он имеет. ___________________________________________ * party bus – большой автомобиль (обычно автобус или лимузин), который используется для проведения вечеринок, оборудован баром и музыкальными установками. ** в оригинале автор использует в определённом смысле непереводимое "Carlos blows a raspberry", мучать вас набоковским т.н. "Бронксовским ура" я не стала, но если вам вдруг интересно, то можно погуглить blowing a raspberry (strawberry) или bronx cheer