***
У Хёнджина глаза горят вот уже как месяц второй, или третий, а может и пятый — он и сам вряд ли упомнит. Но то, что в предвкушении от Рождества он находится уже долгое время — то, что с чем едва поспорить осмелишься. Хёнджин живёт этим праздничным духом, атмосферой, которую создаёт этот удивительный день. Он не может сдержать улыбки при виде миленьких лошадок, с надетыми на них оленьими рожками. Не устоит и от обилия всевозможных гирлянд, шариков, мишуры и сладостей. Особенно от тех, что по своей форме напоминают тросточку и снежинку — говоря о последнем. Хван утопает в своих свитерах различной вязки и оформления — вот тут у него пингвинёнок, что выглядит немножечко виновато со спутавшимся проводом с разноцветными огоньками, находящимся у него между ласт; а на этом вот миленький лось с надписью «don’t moose with me»; и пару классических: однотонный красный, с белым «Merry Christmas» где-то посередине; с Санта Клаусом, приветственно тебе машущем; с рядом снежинок, больших и маленьких, расположенном в верхней части одежды. Хёнджин так любит-любит-любит Рождество! Невообразимо просто. Не как самый близкий по духу и по-домашнему уютный праздник, а как нечто куда большее. Как что-то, наполняющее его надеждой, верой в чудо и всё хорошее в целом. Что-то, что заставляет светиться изнутри подобно той же гирлянде, будто и в нём кто-то щёлкает на переключатель при приближающемся том самом дне. Что-то, что порой сближает его с теми, кто дорог, но также не решается сделать первый шаг, а Рождество.. чем не отличный повод начать всё сначала? И сам год, и то, что между ними, отпустив старые обиды и недомолвки.***
Сынмин пытался. Правда пытался. Но его усилий, по-видимому, оказалось не то чтобы достаточно. Иначе как объяснить то скверное чувство внутри, что всё никак не проходит и лишь грозится ещё более разрастись. В магазине не протолкнуться. Повсюду кто-то мельтешит, шурша пакетами или бегая туда-сюда с отчётливо различимой паникой в глазах, потому что зазря откладывали всё на последний день, а теперь не могут найти стоящего подарка. Очереди кажутся бесконечными даже в обычных булочных, прилавках со сладостями и откровенным хламом, предстающем в лице бесполезных фигурок сказочных персонажей. И Сынмин уже было решает направится в сторону выхода, бросить эту заведомо гиблую затею приобщить себя к всеобщему источнику радости, может даже купить себе что-нибудь вкусненькое по дороге домой — то шоколадное молоко вроде бы было последним, да и круассан с миндальным кремом и сахарной пудрой из пекарни неподалёку пахнёт так, что устоять перед ним и впрямь трудновато, как вдруг обнаруживает себя распластавшемся на полу. — Ох, боже! Прости, прости, прости меня, пожалуйста! Я так торопился, а ещё я довольного неловкий, и ты, – Хёнджин продолжает что-то тараторить и дальше, отчаянно пытаясь извиниться и как-то объясниться, выглядя жутко виновато и рвано дыша из-за недавнего устроенного им марафона — такой вечер, и без маршмеллоу, вы только представьте. Хорошие вещи имеют плохую тенденцию заканчиваться в неподходящее время. — Может я могу как-то.. не знаю.. загладить свою вину? Мне правда жаль, как мне.. исправить всё? Ты сильно ударился, да? Ой нет, то есть да, в смысле не важно! Тебе в любом случае неприятно, прости, – вздыхает устало, смотрит на сбитого собою же незнакомца так грусто-грустно, после пристыжено опуская взгляд в пол. — Даже не знаю. Может хоть руку для начала подашь и встать поможешь? – с нажимом проговаривает Ким, и резче, чем следовало бы, наверное, но получается это непроизвольно. Хван, кажется, поник окончательно, но руку всё же подал и помог отряхнуться. Он чувствительный и ранимый. Его сердце болит и из-за неумышленных последствий собственной рассеянности, не столь значительных для каждого, но не для него. Просто он вот такой. Ему изо всех сил хочется поступать правильно, не тревожить кого-либо понапрасну и отдавать чужим личным границам должное, а не врываться в них так неожиданно и грубо. Сынмин же другой. Пытается быть таким во всяком случае, убеждая в этом всех вокруг, в том числе и себя, вполне вероятно. Он привык быть саркастичным, порой немного язвительным, будучи очень уставшим, прямолинейным и излишне честным, казаться таким отрешённым и ко всему безразличным. Ким не любитель сантиментов, открытого проявления своих эмоций и чувств, душевных бесед и всего милого, потому что всё это ему чуждо. Потому что к этому он не привык. Но глядя на этого.. На душе отчего-то становится не спокойно. Совестно что ли? Он выглядит как котёнок. Беззащитный, мягкий и нежный, открытый к ближнему, котёночек. И о боже мой.. Кем вообще нужно быть, чтобы ранить такое уязвимое существо. Ужасно. — Ладно, – вдруг выдаёт Мин, на что Хёнджин оборачивается так поражающе быстро, и смотрит внимательно, выжидающе. — Пошли говорю, составишь мне компанию. До полуночи всё равно всего ничего осталось, да и одному встречать Рождество как-то совсем уныло и грустно, да? – и не дожидаясь ответа, хватает хлопающего в удивлении глазами, незнакомца, ведя прямиком к заветной пекарне, прикупая по пути и маршмеллоу, потому что у младшего вид такой.. Ну знаете, как бывает? Не тот, от которого в груди до боли щемит, а что-то тёплое наполняет скорее. По-домашнему тёплое — это важно. А ещё улыбаться заставляет, поскольку тут невозможно «не», когда этот кто-то с таким восхищением и искрами в глазах-звёздочках рассказывает о своей любви к различным мелочам этой жизни, радуется совсем как ребёнок чему-то, казалось бы, совершенно незначительному. Очаровательно.***
И после того, как они съедутся — не сразу, отнюдь. Но со временем, постепенно сближаясь и находя в друг друге частички себя — непременно. Хёнджин всегда будет незаметно подкидывать старшему различные вкусняшки на работу. Неизменно на рождественскую тематику. А Сынмин каждый раз будет лишь миленько дуться, для вида корча из себя недовольного и «ты опять за своё», когда оба прекрасно знают, что никакой такой неприязни никто из них к подобному проявлению чувств, заботы, совсем не испытывает. Потому что искренняя, и такая по-детски чистая любовь Хвана к Рождеству и всему, что с ним связано, оказывается поистине заразительной, и Сынмину всё чаще думается, что проводить его дома, со своим близким под боком, не в сковывающей движения одежде и душном помещении — не такая уж и плохая идея, а количество нулей в окладе, пожалуй, не значимее одного неуклюжего, и порой слишком тактильного котёнка.