Европейский гуль.

      С ним я проклинал свободу рода деятельности, мошенничество вылезающих сухими. Ощущал беспорядки, слышал голоса глухие, говорили покончить с обречённостью свободного времени, ибо потревожен никак кровососущей отдачей личных побуждений.       Мне пришло в голову, что мы незаметно сдружились за короткий срок, и вторил я ему о привыкании — усыпляющая бдительность. Здорово прикипели в первые же дни, но толи посредством бестолковых принципов и исчерпывающей силы постоянством или я мало обращал внимание на неправду, так как вовсе не желал терять репутацию, скорее всего свою перед ним.       Наш дуэт отличали — мы частенько забрасывали неоконченные миссии, пользуясь свободой, забывая обещанное, бездумно приступая к концу срока, и в этой области больше всего намечались приступы голода.       Только сегодня с запоздалым сроком работу приняли внешние состоятельные обстоятельства и нас попросили пока ничего не делать. Нагрянули нежданные выходные. Напарник культурно отписался быть в качестве моей собачки, повсюду идущей по команде рядышком. Его непереносимость выносливости преграждала пути и осложняла моё финансовое положение.       Вот когда я оживал — справляясь самостоятельно в случаях одиночных миссий.       Вечером с большой охотой прошёлся пешком и был уверен подкрепиться.       Как бы я хотел осторожно подстеречь пухло-богатого бизнесмена, но у правды ожидание встаёт боком к реальности и выстраивает крупных злобных лихачей соразмерных медведю и космически оборудованных. Но уж когда последнее наживает проблем, тогда разве что за добычей прильнет к засаде юная девка.       И её кровожадные смеющиеся глаза и веснушки мало кое-чего говорили о ней. Вполне ослепительная внешне и пахла, ручаюсь, не дурно и для ночного перекуса заманчиво, так что даже попалась нашим добровольно в плен — под комплименты.       Жалкая жизнь с небольшими потерями и огромным ущербом, бросив на произвол сиротой. Зрелище фиговое. Девка не осознаёт, что бездомна и в тот же миг оказывается в руках людоедов.       — Как тебе аромат? — ласково спросил я. Теперь ей не оставляли выбора послеоперационные последствия, задействованного по пересадке оскверняющего плоть юной особы органа сбитого грузовиком гуля, как побывать на моём месте.       — Напоминает кровь из носа, — призналась она.       Мы ожидали с огромным нетерпением конца презентации оборудования, изготовленного на фабрике бригадой избранной добычи, какую в данный час окружали послужные охранники.       Пятилетняя война людей с людоедами обрекла наш род на скитание, и я, возможно, не единственный полностью готов поменять прежние достоинства и свыкнуться с новым совершенным миром. Но предпочитаю сменить прописку. Оставить партнёрство. Заполучить авиабилет в один конец.       — Маска при себе? — осторожно доставая свою, поинтересовался я. Следовало наставлять, всяко лучше прежде сообщать об условностях охоты, так как в планы не вбил пункт: «находиться привлечёнными обществом ненавистников расы гулей и полугулей и быть убитыми».       Хорошо… она кивнула.       Отмотала шаль и обнажила плечи и шею. За лёгким шёлком пряталась маска зверя, похожего на лису с чертами рыся. И девку полностью не смущал её размер и броскость.       — Накинь обратно свою тряпку, прохладно! — сказал с трепетом в голосе. Слишком заботили её имения при себе. Ей, конечно, всё равно! Она была облаченная в потрёпанное белое платье, в чём девчонка ходит со дня проявления черт гуля. Тяжеловато внутри при мысли, что не в духе мы оба… и молчание затянулось.       В последний момент нас охватила забава, от чего произошли нотки смеющейся лисицы.       — Скажи, что не ожидала дожить до этих времён — уничтожения человека, — приказал я трагически.       — Скажу, — пробурчала мне.       Я мысленно поцеловал её перед расставанием. Назвался и облекся, полностью выпирая свой кагуне. Предстояло: застать врасплох, отвлечь на себя — почему добычу порешит без шанса на сопротивление второе подражание, подобный мне.       Недостаточно разогретый перед охотой, вскоре был брошен к кирпичной стене с размаху одного из обладателей огнестрельного оружия, и битва ожидалась ожесточенная. Еле-еле перенёс удар по шее, на последнее — уклонился, как и ожидалось, оруженосцы подняли смертельные дротики, направив их во все четыре стороны.       Выстрел за выстрелом.       Ориентируясь на промахи, стало веселее слетать с мушки, приближаясь к обдающей запахом дикой птицы жирной добыче, защищённой чёрными спинами опасных ангелов хранителей.       Мы пришли к завершению разминки, но бой продлился. Стрельба стала непредсказуемой, чтобы остаться в живых позволил вступить в ближний бой щупальцам, параллельно отрезая косые выстрелы, усиленно нацеленные на мою недавнюю подругу, втянутую в орбиту охотничьей наглости.       Тайно откуда-то раздобыл нечестную мысль: «свалить с позором по милости не созревшего плана».       Ничтожные воители крепче пастуха в подполье, огреют жарким выстрелом и мне конец!       Ещё раньше видел поражение надзирателя спецкоманды по уничтожению недолюдей, и снова велась (в широком смысле применяемого слова) неземная борьба, так как спускать тело своё раньше поражения не собирался. И пули сквозь и мимо целых девять минут. Скоро, правда, возьмём их всех.       Не представлялось случая успеть раньше сумерек. К закату я подобрался вплотную. Чёрное яблоко, красный наливной отблеск жестоких глаз моих озарял свет ярко-оранжевого солнца и вскоре тускло поникло. Пронзил животы, как задумывал — в одну щупальцу нанизал всех, так что была неизбежная потеря крови, возвышался пёстрый запах от жертв, немедленно достигшие смерти. Видел разорванные туловища столько раз, сколько раз погибали невинные человечки.       Тварь — этот бизнесмен!       Нещадная тварь!       В отношении неукоснительных моральных заповедей семейного очага я охарактеризовал бы его именно таким словом. Стоило сразу оговориться: бизнесмен — мой давний опекун, приёмный отец; неприкосновенный, безликий, не способный на жертвы и эмоции — лишь в состоянии безумства и боязни встанет на колени. Я убеждён в своём отчаянии. В таком, что устремлён бесчинствовать против человека, лишенного души, во благо равновесия.       Это его жертву гуль принял за обольщение и лишил разума, если бы не мотчал однажды — презрение черпать было бы не из чего. Домешкал до преступления.       — Гордишься? — уныло произнёс, о ком я всё думал.       Не знал, что мне делать с ним. Старательно выискивал причину, что фактически его оправдает. Злоба улетучилась, словно понял, как растерян пред гнилой душой. Словно с меня спала эпидемия палача.       У меня даже не имеется особое желание сгладить прошлые воспоминания. Упорно пытаюсь, но несчастен, как никогда. С отравленным сердцем.       Слышу приближающийся дурацкий голос — противник пощады, голод.       Я, наконец, успокоился…       Но было поздно.       Бизнесмена поедала девка, клешнями доставая бьющийся орган, сдавив тут же его безжалостно бурной реакцией, переваривая в нетерпении. Белый подол платья вконец окрасился бордовыми оттенками.       — Будешь со мной? — с кипящей страстью спросила меня.       Но был я… в лучшем случае… ошеломлен.       Желательно достать билеты. Смотаться и ей, и мне!       — Куда доставить тебя, лисья морда?       — Наверняка ты знаешь, — как будто знаю, перевела стрелки на меня.       — Ну, надеюсь не чересчур, — предельно тактично издали начал я, — а всё-таки мыслю тебя за границу… подальше со мной в полёт взять!       — Хотел бы?       — Да будет тебе…       — Так вот! Ведь то же самое, что позвать в жёны, — помычала она, неисправная лисья морда.