***
Старый, совершенно не утепленный, так еще и дырявый. Так можно описать чердак небольшого домика, чьи жители уже давно не вспоминали о мансарде. Пыльно, полумрак, ребенок нервно прикусывает губы, боясь, что свечи опрокинутся и помещение вспыхнет алым заревом. На первом этаже заглушено раздаются голоса папы и мамы — о чем именно они там говорят он не слышит, но смутно понимает. Мальчик осторожно обошел начертанный круг, проверяя мелкие детали с рисунком из книги, после чего рвано вдохнул. Все верно. Вернувшись на место, он неловко пнул кинжал ботинком, но тут же поспешил вернуть его. Присев перед пентаграммой, ребенок медленно вздохнул и выдохнул, стараясь унять гулкое сердцебиение и спрятать страх. Еще раз окинув взглядом рисунок, он вытягивает в перед руки; в отблесках свечей кинжал выглядит слишком устрашающе, поэтому он закрывает — не жмурится — глаза. Боль резкой волной прошлась по телу от ладони, заставляя резко вздрогнуть. Теплая жидкость стекала по холодной коже, вызывая мурашки, и капала куда-то на пентаграмму. Спустя пару секунд, стали раздаваться звонкие удары каплей о пол. Кап. Кап-кап. Кап. Мальчишка ожидал от ритуала чего угодно: что в кругу появится чудовище; что на зов придет настоящий демон; что ничего не сработает, ведь сама мысль казалась до ужаса абсурдной. Ну серьезно, он ведь уже взрослый, недавно стукнуло десять, и пусть мама водит его каждое воскресение в церковь, ребенок не шибко-то верил в существования Рая или Ада. А чего уж говорить о их жителях… Кап. Кап-кап. Кап. — Эм… Эй, малыш. Ты в порядке? У тебя рука вся в крови. Ребенок выдергивает руки из границ пентаграммы, прижимая к телу. Рана получилась глубже, чем он рассчитывал, поэтому белоснежная рубашка быстро окрасилась в алый, но его это не особо заботило. Мальчишка с напряженной осторожностью разглядывал чело… Дем… Черт, девушку в самом центре круга. Язык не поворачивается назвать ее демоном, но и человеком — тоже. Она огляделась, уделяя внимание царапинам на полу от отодвинутой — лишь им, — мебели, паукам в углах, пыли, витающей прямо в воздухе, от которой дышать становилось все тяжелее. Он же стремительно перебирал в голове имена, надеясь отыскать верное в десятках других. — Лилит? Девушка обернулась, на бледном лице на мгновение мелькнула тень стыда — серьезно? Ей неловко, что она забыла о нем, увлекшись осмотром чердака? Это только укоренило сомнение в душе ребенка. Ну, какой демон станет чувствовать нечто подобное перед… Нет, в принципе чувствовать подобное. — Нет, меня зовут Шарлотта. Даже имя до ужаса обычное. Ребенок помнит, что раньше в доме напротив жила небольшая семья, где было три ребенка, среди которых была девочка-ровесница с таким же именем. Но стоит признать, он до сих имеет небольшие проблемы с его произношением. — А тебя как зовут, малыш? — она присела на корточки, ее лицо было на уровне с его: ни выше, ни ниже. Подперев щеку рукой, она располагающе улыбалась. От этого она все меньше и меньше походила на демона. Не получив ответа, Шарлотта пустила мягкий смешок. — Или мне так и звать тебя — «малыш»? «Никогда не говорите свое имя призывающей сущности, неважно, кем оно окажется: демоном, ангелом, призраком. Соврите. Скажите правду — вашу душу украдут раньше сделки.» — Аластор, — слетает быстрее, чем он успевает обдумать. Шарлотта довольно кивает, не замечая подвоха, а он удивляется самому себе: это прозвучало куда более естественно, чем родное имя; словно небольшой кусочек мозаики, который было некуда пропихнуть, встал на свое место. — Итак, ма… Аластор, ты в курсе, что демоны детям не игрушки? — ребенок с напряжением наблюдает, как девушка тянет руку к нему, но в воздух тут же сотрясают золотые искры и она одергивает ее. С неким удивлением смотрит на свои пальцы, а потом с беспокойством на его руку. — Я не стал бы призывать просто так. — Ты слишком мал, чтобы устраивать подобное, нет? — Аластор невольно фыркает, совсем немного чувствуя в глубине души возмущение. — В любом случае, дай мне руку. Рана выглядит серьезной. Это вызвало тонкую, даже несколько ироничную, улыбку у ребенка. — Я не настолько похож на дурака, чтобы менять душу на подобную царапину, — Шарлотта вспыхивает, хмурясь на такое вопиющее предположение. Но смотря на потешающегося ребенка, она поняла, что уговаривать его откровенно гиблое дело. Раз такое отношение было в нем заранее, своей настойчивостью она только все усугубит. А значит, как говорит мама, поступим по-взрослому. Заставим грубой силой. Когда конечности стало покалывать, а потом и вовсе онемели, Аластор откровенно испугался. Шарлотта это заметила — слегка поубавила напор, но все же, он чувствовал себя куклой, марионеткой. Девушка лишь слегка двинула пальцем, а он уже вскочил на ноги, с полным пониманием, что тело его не слушается. Несмотря на сопротивление, ребенок нарушил границы пентаграммы, в то время, как Шарлотта наблюдала за ним со слабой улыбкой. Она протянула ему руку — он покорно протянул раненую ладонь в ответ. Все же, где-то он все-таки напортачил. Не довел. Не сделал аккуратно. А возможно, все-таки забыл какую-то деталь. Но вопреки ожиданиям, Шарлотта не собиралась пользоваться его слабостью. Наоборот, она, как и говорила, залечила его рану, после чего со смехом наблюдала за сменой эмоций на его лице. Почувствовав долгожданную свободу действий, он выдернул руку из ее захвата, отходя назад, но поскользнулся и упал на спину. Чердак озарил секундный свет и Аластор понял: похоже, он случайно что-то стер, отвечающее за призыв. Облегчено вздохнув, мальчишка тут же подорвался. Из-за этого цирка он забыл про сделку!***
— Снова ты? Шарлотта слегка склонила голову к плечу, изучая лицо ребенка. Прошло всего пару суток, она решила во второй раз попробовать прийти на зов, но… Серьезно? Опять к одному и тому же человеку попадаться, с учетом населения, просто поразительно. Но хорошо, что пришла она, а не кто-нибудь другой, вроде Столаса. Им-то все равно, а Шарлотте не нравится сама мысль губить столь юную душу. Недовольным ребенок не кажется, но что-то подсказывает Шарлотте, что все именно так. — Я тоже рада тебя видеть, Аластор. Он возвел глаза к потолку, а принцесса поняла, что на этот раз кинжала нет. Запах крови витает, конечно, сильный, но никакого острорежущего инструмента нет, ни одной царапинки на самом мальчишке тоже. А вот миска, опрокинутая на самой границе, выглядит подозрительно. — На этот раз ты меня не заболтаешь. — Но согласись, это хороший способ заставить человека делать то, что ты хочешь. На этот раз улыбка у мальчишки дрогнула — в карих глазах мелькнул огонёк непонимания и изумления. Но, взяв себя в руки, он почти спокойно спросил: — Тебе что-то надо от меня? Шарлотта прыснула, закрыв лицо руками. О, ангелы!.. Вызвать демона и удивляться, что он что-то хочет от тебя! Она готова поспорить, что другие обязательно рассмеялись бы над ним. Как хорошо, что на его зов пришла именно она: загубить такой экземпляр только из-за силы?! Да она сама им все поотрывает, если кто-то вознамерится покусится на душу этого ребенка! — Неважно, — заметив, что девушка больше не реагировала, продолжил Аластор. Уже желая подойти к самой сути, он запнулся, и сомнения снова завладели им. Все же, как на девушку не погляди, на демона не похожа. А с человеком он в прошлый раз погорячился, скорее всего, из-за сильного впечатления, что обряд сработал. Шарлотта была похожа на обычного человека: однотонное синие платье, пшеничные волосы заплетены в косу, только кожа больно бледная, словно никогда не видевшая солнца. Только то, что губы черные, намекало о ее странном происхождении. — Ты точно демон? — А ты сомневаешься? — она сдула прядь с лица, чье веселое выражение нервировало Аластора. Такое чувство, что она своей улыбкой давила на него, показывая свое преимущество. — А если так? Ребенок вздрогнул. Золотая радужка смотрелась странно на фоне алых белков, а на рогах, появившихся на лбу, остались ошметки плоти. Это заставило невольно задуматься, чувствует ли она хоть какой-нибудь дискомфорт от своей смены формы. Но все мысли вовсе выветрились из головы, когда между приоткрытых губ мелькнули острые, как минимум на вид, зубы. Даже кинжал на их фоне выглядел не опаснее зубочистки. Демон. Точно демон. И вот странно: он не знает, радоваться ему или нет. — Отлично. Тогда, насчет сде… — А где ты взял эту кровь? — Шарлотта перебила его так, словно не услышала слов. Она провела пальцами полу, отмечая, что на этот раз ее довольно много. И выглядит она иначе, более темной и густой. В полумраке, лишь в свете жалких трех свеч, кровь казалась почти черной. Аластор не понимал, какое это имеет значение для сделки. А может, дело было в самой Шарлотте, и для сделки с ней нужна какая-то определённая кровь? Тогда странно, что призывается она на разную. Совершенно разную. Если он утолит ее любопытство, они смогут уже приступить к сути, верно? Серьезно, он и так уже откладывает это слишком долго. — Наша кошка окатилась. Родители хотели их утопить, поэтому я незаметно взял одного, а им сказал, что он… — чем больше он говорил, тем сильнее лицо Шарлотты из недоуменного превращалось в шокированное. — Сбежал. — Ты убил котёнка ради крови? Он неопределённо дернул плечами. Он не видел ничего такого уж ужасающего, но и не считал, что подобным можно гордится. Просто была жизнь — и нет жизни. Все равно, он закончил бы как другие — в мешке, на дне реки. Слезы Шарлотта ввели его в ступор. Она пыталась стереть их, но они все текли и текли. Магне всхлипнула, отодвигаясь от участка с разлитой кровью, что уже начала впитываться в древесину. Она переводила взгляд с него на кровь и обратно, после чего быстро провела рукой по еще свежей краске. — Пого.! Как и в прошлый раз, помещение осветила вспышка света, после чего он остался в ней совершенно один. Был только один вопрос: все ли демоны такие добродушные? Или ему просто такой бракованный попался?***
В третий раз это уже похоже на издевательство. Аластор с интересом смотрит на благодушно-спокойную Шарлотту, ловя себя на мысли, что он с нетерпением ожидает конца. Что же будет на этот раз? Она снова пропадет самым нелепым образом, или же он наконец-то добьется сделки с ней? Магне определённо попытается снова заболтать его. Болтушка, как бы ее назвала мама. Простодушная, болтливая и совершенно не умеющая скрывать эмоций. Она определённо понравилась бы маме, которая утверждает, что такой тип людей — самый лучший. Будто вечно пьяный, говорят, что думают, и совершенно не беспокоятся от этом. Если Шарлотта еще не стесняется петь при других, то это точно стопроцентное попадание. Матушка бы вцепилась в нее и не отпускала, с истинным восторгом садиста выводя Шарлотту на эмоции. — Кого на этот раз использовал, малыш? — она наклоняется чуть вперед, впиваясь в него взглядом, и Аластор понял: Магне все еще злится. Не сильно, но достаточно, чтобы мстить столь по-детски. — На этот раз это моя. Опять, — мальчишка внимательно наблюдал, как поутихла Шарлотта, с беспокойством ища какие-либо признаки ранений. На этот раз он поступил по-другому: собрал кровь заранее и подождал, пока рана затянется. Нельзя сказать, что все уже в порядке, но под бинтом уже появилась коричневая корочка. Теперь она не сможет отвлечь его своей внезапной добротой. — Чарли… — Меня зовут Шарлотта. — Чарли, — проигнорировал ребенок, замечая, как задумчиво девушка повторила это себе под нос. Понравилось, что ли? — Теперь мы заключим сделку? — Мне не нравится, что такой юнец столь настойчиво пытается впихнуть демонам душу ради сделки, — на этих словах, Шарлотта присела на пол, скрестив руки на груди. Прищурившись, она задорно улыбнулась. — Но, знаешь, меня очень интригует, ради чего ты хочешь это! — Я хочу, чтобы ты успокоила моих родителей. Чарли впала в ступор, пытаясь переварить просьбу. Она не могла понять ни логику, ни что конкретного требовал ребенок. Успокоить родителей? В принципе, если прислушаться к звукам внизу, то да, там довольно эмоционально болтают. Но именно эмоционально, а не агрессивно. Да и мальчик не похож на тех, что живет в насилии. Как-то она натыкалась на такие кадры в Аду, но они быстро погибали в любом случае: либо от рук других грешников, либо после чистки. — А можно поподробнее? Аластор склонил голову к плечу. Неужели такая просьба находится за гранью возможностей демонов? Или Чарли просто слаба? Трудно сказать. Тем более, он сомневается, что большая часть библии имеет хоть слабое соответствие с реальностью — зря, видимо, провел последние три дня за ней. — Они действуют на эмоциях. Их легко прочитать. Я хочу, чтобы ты лишила… — Я сомневаюсь, что подобное под силу даже моему отцу, — Чарли нервно рассмеялась, махнув рукой. Она даже не хотела дослушивать столь странное объяснение. — Аластор, таким спокойствием обладают лишь покойники, понимаешь? Да и то, не всегда. В Аду много покойников, но от этого накал страстей не сбавляется ни на градус. Это рушит все каноны, которые ей вбили другие демоны. Просьба не входит ни в одну категорию, которую она слышала ранее. Хотя, она даже о детях-контрактниках не слышала. Вот так везение — странный контрактник с не менее странным желанием. К-комбо, ангел возьми! — Послушай, малыш, таким спокойствием обладают немногие. Покойники, психопаты и… — Те, кто постоянно улыбаются? — он помнит, что, даже когда она плакала, Шарлотта улыбалась. Он просчитался — она исчезла, отказываясь даже говорить о контракте, и улыбалась. Ведь знала, что все в первую очередь нужно ему. Знала свое превосходство. Тот, кто постоянно улыбается, всегда спокоен, ведь понимает свое превосходство над другими. Как Шарлотта. …Восхитительное заблуждение маленького ребенка. Чарли нахмурилась, но несколько рассеяно кивнула. Пусть это будет так, раз мальчишка этого хочет. — Это просто невозможно, Ал. Ты зря старался, — Чарли встала на ноги, отряхивая одежду от пыли. — Не пытайся больше заключить с демонами сделку. Ничего хорошего не получишь. Ну, а если ты все еще хочешь «успокоить» родителей… — девушка горько усмехается, считая эту излишне черной, но все же заканчивая. — Просто убей. Пока-пока. Чарли исчезла в первый и последний раз без вспышек света, но все так же не замечая, с каким задумчивым видом оставила ребенка на чердаке одного.***
С того времени прошло достаточное количество зачисток. Оставшись под глубоким впечатлением, принцесса отказалась снова идти на человеческий зов, да и в принципе оставаться среди Сильнейших. Под течением времени, она забыла и лицо, и имя мальчика, оставив его на задворках памяти лишь слабым образом, который дал ей новую забавную кличку. Она настолько понравилась ей, что каждый раз, когда кто-то называет ее полным именем, Магне поправляет их. — И снова здравствуйте! Итак, Шарлотта. — Вообще-то, я Чарли. — Плевать. Но пусть Чарли и не помнила того ребенка, не помнила совершенно ничего, она надеялась, что он не попадет сюда. Она считала, что в Аду не место, подобным ему. Она никогда не ошибалась столь сильно.