Шрамы

      Когда Кэл использовал Силу в бою, это всегда выглядело завораживающе. Меррин любила смотреть, как он поднимал врагов в воздух, как замедлял их движения, как грациозно врывался в толпу со световым мечом в руках. Он был словно огненный вихрь, появляющийся неожиданно и неотвратимо.       Меррин любила смотреть на Кэла в бою, но когда они сражались друг с другом, ей приходилось сосредотачиваться на собственной технике. Их совместные тренировки всегда были интересными, и Меррин никогда не знала, чем они закончатся.       — Ты… молодец.       Кэл сел на землю, обессиленно привалившись спиной к стене. Рядом практически упала Меррин, тяжело переводя дух. На Датомире ей помогала сама земля — концентрация ихора ощущалась покалываниями на кончиках пальцев, наполняя каждую клеточку тела силой. Вне родной планеты, на чужих землях магия чувствовалась иначе. Словно ей приходилось продираться через заросли тёмной, густой травы. Это сильно мешало, и Меррин, вместо того, чтобы сражаться с прежней эффективностью, была вынуждена привыкать к изменившимся условиям боя. Она не знала, поддавался ли ей Кэл на тренировках, но иногда ей даже удавалось его победить.       Но не сегодня.       — Я была ужасна.       Кэл покачал головой. Его рыжие волосы трепал ветер, и ему приходилось то и дело их поправлять. Меррин прижала руку к груди, стараясь успокоить быстро бившееся сердце. Она устала, но усталость эта была приятной, опьяняющей, словно она наконец-то просыпалась после долгого сна. Впрочем, так оно и было — её прошлая жизнь была похожа на настоящий кошмар.       — Нет, ты молодец. Я никогда не видел, чтобы Силу использовали… так. Спасибо, что тренируешься со мной.       Меррин улыбнулась. Она до сих пор не привыкла к похвалам с чьей-либо стороны, особенно со стороны Кэла. Странно было думать о том, что её успехи могли радовать кого-то, кроме неё. Раньше она разделяла свои победы с сёстрами, но теперь…       Меррин поспешила перевести разговор на другую тему, пока воспоминания снова не затопили её с головой. Это было слишком больно, и пусть Кэл обещал научить её особой технике медитации, Меррин не думала, что эта боль когда-нибудь станет меньше.       — Кэл.       — Да? — он повернул голову в её сторону. Сейчас они были наедине, и эта мысль тёплой сетью мурашек пробежалась по спине. Меррин была рада, что BD-1 наконец-то остался на «Богомоле». Этот робот был очень мил, но порой Меррин хотела поговорить с Кэлом без посторонних.       — У тебя… так много шрамов. Откуда они?       Меррин сама поразилась своей храбрости. Они не обсуждали обычно подробности личной жизни друг друга. Не то чтобы заранее об этом договорились — всё получилось само собой. Кэл был скрытен, она же не привыкла делиться своими мыслями с кем-то, кроме сестёр. Ей казалось, что она была важна только им.       Кэл нахмурился. Он обнял себя руками за колени, словно стараясь стать меньше, и смотрел на горизонт, так, что Меррин видела лишь его профиль. С этого ракурса особенно чётко был виден шрам, пересекающий шею и залезающий на правую щеку. Он был похож на ожог, и Меррин подумала, что такой след могли оставить лишь бластерные винтовки имперцев.       — Например… вот этот. Откуда он?       Она неловко ткнула пальцем в неровную красную линию, не решаясь прикоснуться. Кэл посмотрел в направлении её движения и невесело усмехнулся. Какое-то время он молчал, и Меррин подумала, что он не будет отвечать, но затем неожиданно он начал рассказывать.       — Его я получил ещё в детстве. После… после того, как приказ номер шестьдесят шесть был приведён в исполнение, мне пришлось скрываться. Мой наставник погиб, защищая меня, но мне пришлось пройти ещё через многое, чтобы спрятаться и осесть на Бракке.       Кэл остановился. Он избегал встречаться с Меррин взглядом, и было что-то очень трогательное в том, как он сосредоточенно смотрел себе под ноги, как будто там было что-то интересное. Его голос начал едва заметно дрожать, когда он продолжил свой рассказ.       — Я выбежал, а имперский штурмовик вышел из-за угла. Я даже его не видел. А когда заметил, было уже поздно. Он… он выстрелил. К счастью, заряд прошёл по касательной, меня лишь зацепило. Но тогда этого хватило, чтобы я испугался. Я замер на одном месте и не мог пошевелиться. Он надвигался на меня, всё ближе и ближе…       Голос Кэла стал совсем тихим, и Меррин пришлось подвинуться ближе, чтобы слышать его.       — И тогда мне пришлось его убить.       Кэл закончил свой рассказ таким безжизненным тоном, что Меррин вздрогнула. Она уже пожалела о том, что вообще завела этот разговор. Кэл продолжал безучастно рассматривать землю, казалось, потеряв интерес к своей собеседнице. В груди неприятно кольнуло.       — Кэл, прости, я…       — Да ничего, — он посмотрел на неё и улыбнулся. Улыбка вышла очень грустной, и что-то в сердце Меррин рвалось при одном взгляде на потухший взгляд Кэла. Он не заслужил всей этой боли в своей жизни. В конце концов, он был просто ребёнком.       Но было ли детство у таких, как они? Меррин с рождения росла в жёстких условиях, продиктованных правилами и ритуалами сестёр Ночи. Тогда она не думала, что может быть как-то иначе, что существует другая жизнь вне вечно мрачной атмосферы Датомира. Свою она не выбирала, как не выбирал Кэл, и этим они становились ещё ближе друг другу.       — Наверное, тебе интересно, откуда взялся этот шрам на носу?       Кэл улыбался на этот раз гораздо веселее, и в его зелёных глазах плясал хитрый огонёк. Меррин неуверенно кивнула. Ей было интересно, но не хотелось причинять боль Кэлу неприятными воспоминаниями.       — Попробуй отгадать, откуда он.       — Ты… получил его в бою?       — Споткнулся о собственные ноги и чуть не упал в пропасть.       Кэл засмеялся, и Меррин с облегчением улыбнулась в ответ. Атмосфера мгновенно разрядилась, став более тёплой. Ей как будто стало даже легче дышать. Она запрокинула голову и посмотрела на раскинувшееся над ними небо. Оно было голубым, таким чистым и ярким, что становилось больно глазам. На Датомире небо было совершенно другим: чёрным, мрачным, постоянно пригибающим тебя к земле. Но Меррин скучала по нему. Датомир был ей домом, который она всегда будет любить — а хорошим он был или плохим, неважно.       — Что означают твои татуировки?       — Что?       Меррин повернулась к Кэлу и столкнулась с его внимательным взглядом. Щёки тут же обдало жаром, и ей оставалось лишь надеяться, что за её бледностью это незаметно. Кэл был так близко, и эта близость творила с ней непонятные и очень странные вещи. Ни к одному человеку она не испытывала подобных чувств.       — О чём говорят твои татуировки? Они же что-то означают, да?       Меррин задумалась. Она бы очень хотела рассказать Кэлу о культуре сестёр Ночи, об их истории и ритуалах, о той связи, что прочно скрепляла между собой каждую из них, об их магии и использовании Силы. Но было сложно объяснить чужаку то, что сама она впитывала с самого рождения, вместе с ихором и тяжёлым воздухом Датомира. Он бы просто не понял.       — Они… они обозначают то, что я одна из сестёр Ночи. Отличают нас от всех остальных. Показывают длящуюся веками связь между нами и Датомиром. Мы — его дети, мы были всегда и останемся после того, как планета будет уничтожена. Даже если мы мертвы, то наш прах становится частью почвы, даруя новую жизнь. Мы наносим себе эти татуировки, чтобы не забывать, кто мы есть. Чтобы, если мы когда-нибудь расстанемся, частичка остальных сестёр оставалась бы в каждой из нас.       — Это больно? Наносить их?       — Да. Боль — неотъемлемая часть процесса, через боль мы познаём жестокость окружающего мира и учимся противостоять ему. В боли и гневе скрыта наша сила, и если сестра не может ей противостоять, значит, она не готова к этой силе.       Кэл задумчиво посмотрел на горизонт. Солнце мягко освещало его лицо, и на свету рыжие волосы Кэла превратились в красное пламя. На фоне бледной кожи они смотрелись особенно ярко. Меррин в очередной раз залюбовалась этим зрелищем. Сама она была блеклой тенью по сравнению с ним и остальными людьми, и это вызывало невольную зависть. Люди во внешнем мире были совсем другими, непохожими на неё и остальных сестёр. Меррин нравилось наблюдать за ними.       — А нас учат, что мы не должны поддаваться гневу и боли, что сковывают нас. Иначе можно обратиться к Тёмной стороне Силы.       — У нас другой подход.       — Значит ли это, что вы используете Тёмную сторону?       Кэл был серьёзен, и в сердце Меррин что-то неприятно ёкнуло. Джедаи не любили тех, кто отвернулся от света. Она невольно задумалась о том, что было бы, останься они по разные стороны баррикад. Ничего хорошего. Ей не хотелось думать об этом.       — Я не знаю. Мы — такие, какие есть. Может, я и плохая, но… мир принёс мне столько боли, что иногда я думаю о том, как было бы здорово его разрушить. Это делает меня плохой?       — Нет. Я бы ни за что не назвал тебя плохой.       Кэл был искренним. Или притворялся, Меррин не стала зацикливаться на этом. Ей очень хотелось думать, что он верил в неё. Верил ей. Кэл был хорошим, и это чувствовалось при одном взгляде на него. Такие, как он, никогда не убьют невинного. Никогда не предадут. Не сделают больно, не обидят. Порой ей казалось, что таких, как он, больше не существует.       Меррин не было близко деление мира на условно хороших и условно плохих. У неё всегда были сёстры и чужаки, которых стоило бояться и ненавидеть. Потом она осталась одна, и весь мир подёрнулся алой дымкой, превращая оставшихся в цель и средство её мести. В этом перевёрнутом мире не было места для чёрного и белого, в нём оставался один лишь красный цвет ярости и бесконечной боли. Но рядом с Кэлом ей хотелось верить в этот призрачный идеал добра и стремиться к нему.       — Спасибо тебе.       Кэл кивнул. Он по-прежнему держал в руках световой меч и теперь что-то крутил в нём, налаживая и корректируя. Меррин это было неинтересно.       Она зажмурила глаза от бьющего в них яркого света, а затем украдкой зевнула. Тёплое солнце грело уставшее тело, заставляя постепенно проваливаться в сон. Наверное, стоило встать, но сидеть снаружи рядом с Кэлом было так невыносимо хорошо, что Меррин продолжала оставаться на своём месте, борясь с то и дело норовящими закрыться глазами.       Кэл, несмотря на то, что уставал в последнее время гораздо больше неё, выглядел бодро, и Меррин сонно подумала, что в этом, наверное, кроется особая магия джедаев. Ей, когда она смотрела на тёмные тени под глазами Кэла, хотелось отправить его отдыхать минимум на неделю, но он, казалось, чувствовал себя вполне нормально.       Меррин думала так до тех пор, пока на плечо ей не легло что-то тяжёлое. Она замерла, не решаясь даже вздохнуть, и медленно повернула голову. Кэл спал, во сне привалившись к Меррин всем телом, и она чуть не задохнулась от внезапной нежности, накрывшей её с головой. Сейчас, когда Кэл не был занят каким-то очередным крайне важным делом, она могла рассмотреть все шрамы, о которых спрашивала до этого. Их было много, пожалуй, даже слишком много для такого молодого человека, как Кэл. И за каждым из них наверняка была скрыта необычная история.       Когда-нибудь она обязательно их узнает.       Она неловко улыбнулась, изо всех сил стараясь не шевелиться. Ей не хотелось беспокоить сон Кэла. В том, как он положил голову ей на плечо, было столько доверия и близости, что Меррин хотелось верить — это не случайно. Но даже, если так… это всё равно было слишком приятно.       Она снова зевнула, чувствуя, как закрываются глаза. Надо изо всех сил постараться не заснуть, иначе на корабле их все обыщутся. Нехорошо заставлять Цере и Гриза переживать. Совсем-совсем нехорошо. Но она же может позволить себе отдохнуть хотя бы пару минут?       Она не знала, что когда Кэл проснулся спустя полчаса и увидел её, спящую уже на его плече, то осторожно провёл рукой по её светлым волосам, тихо, стараясь не разбудить. И улыбался.