All within my hands

- Ты?... – он выдохнул шокировано. Я видел, как паника накрывает моего гостя, и сам был не лучше: в эту исключительную минуту в моей голове проносились все предыдущие годы нашего знакомства. Я отчаянно пытался понять, что и где пошло по кривой дороге, раз здесь и сейчас мы стоим друг напротив друга. Он сделал неуверенный шаг назад, и я догадался, что он готов рвануть в ночь, прочь от меня, и не мог ему этого позволить. Если б я только мог знать, чем обернется для нас двоих этот вечер… Сколько себя помню, мы были не разлей вода, и до сих пор умудрились сдержать нашу детскую клятву— быть лучшими друзьями на веки вечные. Правда, с течением времени появились некоторые оговорки. Нас, мелких, знала вся округа, и славились мы там не ангельским поведением. В провинциальном городишке, где мы росли, было проще простого нарвать мамам цветов с чужой клумбы. Два букета криво наломанных хризантем обернулись двумя горящими от отцовского ремня задницами. Размазывая по щекам сопли и слезы, мы обещали так больше не делать. Но это не спасло от разорения соседскую яблоню, которую мы тряхнули ради крупных ароматных сочных плодов, самых вкусных на нашей улице - проверено опытным путем. И чем герр Шульц был недоволен? Мы взяли-то немного! Но от наказания нас это не уберегло: правило «не брать без спроса чужое» нам предложили усвоить, сидя под домашним арестом. Мне дали два дня. Моему подельнику – четыре. И я провел эти пару лишних дней в гордом одиночестве своей спальни из солидарности с другом. А сколько было разбитых окон, исписанных заборов, обиженных девчонок, прогулянных уроков… Одна только покрашенная в зеленый цвет собака фрау Миллер чего стоит! Но были случаи, которыми я не горжусь. Один из них - поход за сокровищами. Ведомые азартом и воображением, мы уходили в глубь леса, не следя за временем, не придерживаясь тропинок. С собой взяли по паре бутербродов, и предусмотрительно не предупредили родителей о своих планах. До сих пор сердце сжимается, когда думаю, что пережила моя мама за эти пару дней, когда нас искали всем городом. Я в деталях помню ее заплаканное лицо, и до боли вцепившиеся в меня тонкие руки. Нас тогда не наказали, но отчаянные внезапные объятия, с которыми мама тихо подходила ко мне следующие несколько недель, были хуже любого домашнего ареста. А еще я чуть не убил своего лучшего друга… Его отец приучил нас к рыбалке. Становясь старше, мы прониклись умиротворением долгого ожидания и красотой медитации на поплавок. Сначала ловили с берега. Затем стали выходить на середину реки. В то утро мы выклянчили себе отдельное плавсредство, чтоб не тесниться втроем в и без того маленькой старой лодке. Отплыли подальше от пляжа, поближе к заводям, укрытым с берега старыми ивами, и заякорили лодку. Клев не шел и мы, смотав удочки, начали дурачиться в воде, держась за округлые надувные бока. Выбившись из сил и слегка обгорев на солнце, нами было принято решение возвращаться. Первый якорь достали без труда, а второй словно зацепился за что-то. Мы потянули за трос вдвоем и чуть не перевернули лодку. И тогда мой единственный близкий друг принял решение: нырнуть и проверить, что же мешает якорю. А я не возражал, будучи уже мысленно на полпути к дому. Течение было несильным, и его возня на дне взбаламутила воду. Так что я не сразу сообразил, что его уже довольно долго нет, а разглядеть хоть что-то не было возможности. Гонимый дурным предчувствием, я нырнул в воду и начал погружаться на глубину, держась за натянутый трос, практически сразу натыкаясь на судорожно вцепившиеся в него пальцы. Я схватился за тонкое запястье, с облегчением чувствуя, как мою руку сжали в ответ, и потянул наверх, но ничего не получилось. Он застрял, как чертов якорь, и я начал паниковать: время играло против нас, а выхода из ситуации я не находил. Пока кто-то, дернув меня за ногу, не вытянул меня на поверхность. Помогая залезть в свою лодку, его отец задал всего один вопрос: - Где он? – и я, хватая ртом воздух, лишь указал рукой направление. Он едва нырнул в воду, как над поверхностью показалась его рука с растопыренными пальцами. Не помня себя, я вцепился в нее и потянул вверх изо всех сил. И вытянул! Втащил уже не дышащего друга в лодку, где его отец, разбавляя молитвы крепкими словами, оказал необходимую помощь, вдыхая жизнь в посиневшие губы тощего мальчишки. Уже у них дома, в гараже, где мы свалили в сторону удочки и чертовы лодки, мужчина разлил по щербатым кружкам заныканную среди инструмента теплую водку. После того, как мы выпили предложенное, он сказал: - У тех заводей потому не купаются, что там дно илистое. Ноги сразу проваливаются в мягкий липкий слой, и без посторонней помощи довольно трудно самому выбраться. Надеюсь, теперь-то вы это запомните. После того случая я не мог относиться к своему другу как прежде. Каждую минуту рядом с ним я не переставал думать, насколько же близко я был к тому, чтобы потерять его навсегда. И я старался быть рядом с ним, касаться его чаще, не сводить с него глаз, словно, стоит мне моргнуть, и он исчезнет. Я дышал этим человечком и не мог надышаться. Пока однажды не понял: я влюбился в него без памяти. И это светлое чувство причиняло мне боль. Я не мог ему открыться. Я боялся его оттолкнуть признанием. Я боялся, что кто-нибудь узнает о моей любви, и начнутся пересуды за спиной. Я боялся прослыть в нашем мелком городишке педиком. День за днем я давил в себе эту неправильную любовь. Даже стал отдаляться от объекта своей позорной страсти. Завел себе девушку для отвода глаз, чтобы каждый в округе знал, что я нормальный. Перебравшись в Берлин, мы с головой окунулись в бурную студенческую жизнь. Новые друзья, красивые девчонки, подработки по вечерам. Я тогда думал, что умру от недосыпа. Даже завел себе привычку пропадать на пару-тройку дней из общего поля зрения, чтобы прийти в себя. Это стало делать сложнее, когда наладилась личная жизнь. Кто бы мне раньше сказал, что женское «хочу» хуже любого проклятия! Может по этой причине эти нежные создания надолго рядом со мной не задерживались. Зато время от времени их стали разбавлять парни… Более свободные столичные нравы позволили мне пересмотреть некоторые аспекты собственной сексуальности, и я решился на эксперимент. А потом втянулся. Вот только старые страхи остались отравлять мою новую жизнь, и свою покосившуюся ориентацию я цербером охранял от посторонних взглядов. Даже теперь, спустя годы, и в целом отлично устроившись по жизни, я продолжал вести двойную игру, скрываясь от близких людей. Этот вечер на квартире хорошего приятеля, попросившего присмотреть недельку за его геранями, я решил провести, потакая своим грязным желаниям. Хотя изначально планы были другими: я приглашал своего единственного и все еще любимого друга посидеть со мной, но тот прикрылся сильной занятостью. Даже интересно посмотреть, что его так загрузило в то время, когда основная масса народа, в предвкушении выходных, разъезжается по домам? Но ничего не поделаешь! Чтобы скрасить внезапно освободившееся время, я набрал уже хорошо знакомый номер и попросил прислать невысокого парня без гейских манер на пару часов. Пока ждал, засунул свой нос в приятельский бар. На широкую ногу живет! Налив себе красного вина, я переключил телевизор на музыкальный канал и приготовился ждать. А теперь, открыв трезвонившую дверь, я тихо офигевал от открывшихся перспектив. В два прыжка догнав своего лучшего друга, припустившего по лестнице, и силой втащив сопротивляющееся тело в квартиру, я прижал его к стенке: - Говоришь, ты сильно занят этим вечером? Да, Пауль? Он молчал, уставившись в пол, всем своим видом выражая безразличие к грядущему допросу. А я все никак не мог сложить в кучу то, что мой лучший друг - парень по вызову. Я смотрел в его побледневшее лицо, на закушенную губу, на вздымающуюся в такт частому дыханию грудь, и вдруг понял, как же сильно мы отдалились друг от друга! Как же много мы теперь друг о друге не знаем! А кто был в этом виноват? Я. В угоду своей трусости, я планомерно отталкивал от себя такого родного и любимого человека. Радовался тому, как хитрожопо я обставил друзей со своей личной жизнью, а причина всего стоит сейчас передо мной и, могу поклясться, мечтает провалится сквозь землю, лишь бы оказаться от меня подальше. Сердце защемило: я снова увидел в нем мелкого пацана, барахтающегося изо всех сил в надежде выжить любой ценой… Он снова влип в какую-то херню и не смог попросить о помощи, потому что мне, самовлюбленному идиоту, было удобно держать его от себя на расстоянии. Я обнял его, обвил руками тонкую шею, прижавшись губами к покрытому испариной виску: - Никуда я тебя сегодня не отпущу. Звони своим, скажи, чтоб сегодня тебя не ждали, я за все заплачу… Нет, скажи, что ты вообще больше туда не вернешься, - я заглянул в его испуганные глаза, - я тебя им не отдам. Я ожидал всего: слез радости, слез раскаяния, слез облегчения, но никак не того, что меня начали отталкивать, брыкаясь и царапаясь. Пауль рвался из моих рук на свободу так, словно я пытал его, ломая кости. Словив момент, я действительно ощутимо приложил его об стену, спрашивая у притихшего на мгновение парня, какого хрена он творит. - Да пошел ты, Рихард, со своим креативным предложением! – он практически кричал мне в лицо. – Думаешь, все так просто? Думаешь, мне это самому нравится? Ты последний человек, кто сейчас имеет право мне советовать, где и как зарабатывать эти гребаные деньги. Отвали от меня! Отпусти я его сейчас, и он закроется от меня, законопатит все щели, не подлезешь. Нет, так дело не пойдет. Я потащил его в гостиную, по пути выхватив из бара первый попавшийся крепкий алкоголь. Толкнув его в кресло, я протянул ему спиртное. - Пей, Поль, ты знаешь, что это поможет, - но он упрямо уворачивался от предложенной бутылки, - не заставляй меня поить тебя силой. Сделай хоть пару глотков, - мы сцепились взглядами, - пожалуйста. Он взял бутылку и демонстративно сделал ровно два глотка: - Я хочу уйти. - Не сейчас. Сначала мы поговорим, - я опустился перед ним на корточки, положив ладони на его напряженные бедра, - пожалуйста, расскажи мне, что такого произошло, что ты теперь работаешь по вызову. Я старательно избегал слова «проститутка», боясь унизить его еще больше, чем он сейчас себя чувствовал. Ничто не заставит меня поверить, что он продавал свое тело за деньги ради удовольствия. Что же с тобой случилось, мой хороший? - Ладно, - я прервал наше затянувшееся молчание, - давай я начну. Я знаю, мы не были достаточно близки в последнее время. Тут я виноват перед тобой. Я сознательно отталкивал тебя, чтобы скрыть, что время от времени я встречаюсь с парнями. Пауль уставился на меня суровым взглядом из-под бровей. Смотрел прямо, практически не моргая, но все еще молчал. - Я боялся быть изгоем в обществе, – я продолжал, не отрывая от него глаз. - Толерантность у нас только на слуху, а на деле куда не ткни – одни консерваторы. Я сейчас поднимаюсь по карьерной лестнице в строительной компании и боюсь, что любой слух о моей ориентации может поставить крест на моих достижениях. И мне придется начинать все заново, в другом месте. Я даже вынужден годами прятаться от самых дорогих мне людей: родителей и тебя. Больше всего на свете я боюсь быть отвергнутым вами. Я опустил взгляд и неосознанно приласкал ладонями его колени: - Прости меня, пожалуйста. За то, что врал. За то, что не доверял. За то, что не был рядом, когда был нужен. Его сухие теплые ладони легли поверх моих. Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как он старательно сдерживает слезы, заранее проигрывая. Я с трудом узнал его голос: - Моя мама умирает. Несколько месяцев назад ей поставили смертельный диагноз. Сначала мы отказывались верить, что все кончено, настаивали на лечении. Меняли врачей, искали клиники за границей, но везде нам говорили одно и тоже: надежды нет. На эти поездки мы потратили практически все наши сбережения, а мама продолжает угасать на глазах. Она уже не способна сама себя обслуживать и находится в специализирующейся на паллиативной помощи клинике. Сиделки и лекарства, без которых ее мучают сильные боли, обходятся в круглую сумму. Отец хотел продать их старый дом, мы даже провели его оценку… В общем, он дорог для нас, но на рынке недвижимости почти ничего не стоит, и я не посмел отнять у папы место, где прошло мое детство, где все мы были счастливы. - А банк, где ты работаешь. У них же есть преференции для сотрудников? - Есть, но моей зарплаты не хватает на сумму кредита, покрывающую расходы на клинику за год. Риш, ты не представляешь, как я боюсь, что через год не смогу обеспечить своей маме надлежащий уход. И я начал искать возможности заработать. Стал хвататься за все. Просто однажды где-то в разговоре всплыло, что проститутки, особенно мужчины, неплохо зарабатывают. Так я теперь и живу: днем работаю в банке, а вечером не отхожу далеко от телефона. - Почему ты не попросил в долг? - По той же причине, по которой не взял кредит: мне уже сейчас нечем отдавать. Все свободные средства уходят на достойное содержание для мамы. - О какой сумме в месяц идет речь? - 5500 Евро. Я сжал его ладони в своих и с уверенностью произнес: - У тебя будут эти деньги. Каждый месяц я буду переводить их на твой счет. Только, пожалуйста, не возвращайся в эту мутную контору. - Я верну тебе их когда-нибудь. - Не думай об этом. И я обнял его, стянув к себе на колени, чувствуя, как он в ответ прижимается ко мне. Я слышал, как он старается подавить всхлипы, спрятавшись лицом у меня на плече. Он мелко вздрагивал под моими руками, а я боялся себе представить, через что он прошел, и что еще ждет его впереди. Мой солнечный мальчик, брошенный на потеху судьбе, я тебе обещаю: - Ты больше не будешь один, - я медленно укачивал его. – Я больше тебя не оставлю. Позже, когда он умылся, мы перебрались в спальню, но за это мне пришлось повоевать. - Не пойду я в спальню, - Пауль пыхтел и упирался, - зачем ты меня туда тащишь? - Я сегодня тебя никуда не отпущу. И удобнее всего нам будет разместиться на кровати, потому что на диван не пойду я. У меня спина больная – не забывай! - Я могу лечь на диване.. - Не говори глупостей, - я устало вздохнул, - ну, не съем же я тебя, честное слово. - И вообще, что это за квартира такая? - Приятель попросил присмотреть за порядком на неделю. - И ты решил ни в чем себе не отказывать? – спросил Пауль, приподняв бровь, но я лишь улыбнулся в ответ. Разве ему объяснишь, что я безумно рад быть с ним здесь и сейчас, несмотря на абсурдность всей ситуации. И что я бы не променял это вечер, проведенный в его компании, на множество вечеров без него. И Пауль сдался. Лежать рядом с ним было невыносимо. Хотелось прижаться, провести ладонями по рукам, спине, очертить маленькие ягодицы, сжать на бедрах. Хотелось прижаться губами к неглубокой складочке между бровями, хотелось прижаться к губам. Хотелось много чего, и тело реагировало соответствующим образом. Я закрыл глаза и постарался отвлечься от искушения грязно домогаться своего друга. Дыхательные упражнения уже практически помогли, когда чужие мягкие губы накрыли мои собственные и настойчивый язык надавил на зубы, проникая внутрь. Я раскрылся навстречу, отвечая плавным медленным движениям, пока до меня не дошло, что все это происходит на самом деле. - Поль, ты что творишь? – почему-то шепотом спросил я. - А ты против? - Вообще-то ты не обязан переступать через себя и делать то, что тебе противно… - Дурак ты, Риш, - засопел он рядом с моим ухом, - я люблю тебя с семнадцати лет. Только не думал, что у меня есть хоть какой-то шанс подкатить к тебе. Ты ж у нас натурал. Я чувствовал его неуверенность: он открылся мне и ждал приговора. И в тут на меня снизошло откровение: второго такого момента не будет. - Мы оба дураки, - я прижался к нему, целуя наугад, - столько лет бегали от своего счастья. А оно вот, руку протяни… Мы целовались неспешно, изучая друг друга. Я оглаживал руками такое желанное тело, с восторгом ощущая, как Пауль изгибается под моими ласками, подставляясь под ладони. Такой отзывчивый, горячий и весь мой. Я видел, какими глаза он смотрел, как я раздеваюсь. Так откровенно меня давненько не желали. Он уже потянулся к своему белью, когда я перехватил его руки: - Не надо. Я сам. Он с жаром ответил на мой поцелуй. Приласкав поочередно его губы, я нежно прикусил округлый подбородок. Пауль выгибался подо мной, провоцируя на дальнейшие ласки, но куда мне было спешить. Я прикоснулся указательным пальцем к той маленькой складочке, чуть разглаживая ее, очертил тонкую бровь, скользнул подушечкой пальца по нежному ушку. Ландерс замер, практически не дыша. Он внимательно следил за мной из-под полуприкрытых ресниц. Коснувшись серединки его нижней губы, я слегка надавил, оттягивая ее вниз. Скользнул дальше, очерчивая кадык и тонкие ключичные косточки, по горячим следам оставляя на них легкие поцелуи. Ткнулся носом в подмышечную впадину, вдыхая чуть острый запах здорового тела, и чуть ниже, на ребрах, коварно поставил свой первый засос, с улыбкой уловив удивленный вздох сверху. Оставив еще парочку собственных меток на его теле, я нырнул между его разведенных ног, через ткань прижимаясь раскрытыми губами к напряженному члену. Пауль застонал, чуть подбрасывая бедра, и его рука немного неуверенно опустилась на мою макушку. Мой сладкий мальчик, от твоих вкуса, запаха и стонов мне сносит голову, а мы еще в самом начале, и я пока не видел самого главного. Проведя ногтем вдоль кромки боксеров, заставляя поджаться живот, я подцепил резинку и потянул вниз. Чтобы мне помочь, он вскинул ноги, и перед моим носом замаячили две гладкие, практически безволосые лодыжки. Стащив белье, я не смог удержаться от шалости и не прикусить левое ахиллесово сухожилие, едва не получив за свою выходку пяткой по лицу. Пауль засмеялся и поспешил опустить ноги, устраивая их поверх моих бедер. И вот он передо мной, полностью обнаженный, возбужденный, хитро улыбающийся. Мои руки легли на его острые коленки, прошлись вверх по стройным бедрам и накрыли ладонями тазовые косточки. Там внизу, аккурат между моими большими пальцами находился его член. Я тяжело сглотнул, завороженно уставившись на причину моих многолетних страданий, на желанный объект моих самых страстных сексуальных фантазий. Этот момент отдавал сюрреализмом, и я, не выдержав нахлынувших эмоций, опустился на Пауля, уткнувшись в его плечо. И застонал, сходя с ума от того, что чувствую его так близко. Он сложил ладони поверх моей шеи, обвил ногами и немного толкнулся бедрами навстречу. Наши члены притерлись друг к другу так сладко и так правильно, что я не смог больше ждать, выдыхая его имя с горячим воздухом, двигаясь в унисон. - Скажи, как ты хочешь? – я заглянул в его глаза. Его лицо горело румянцем, влажные блестящие губы шевелились, завораживая меня так, что до сознания не сразу дошел его ответ: - Тебя хочу, остальное неважно… И я накрыл его манящий рот своим, рукой ныряя под подушку за припасенным в начале вечера тюбиком смазки. Я обхватил увлажненными пальцами его налитой член, исполняя свою давнюю мечту, в первый раз касаясь так интимно своего друга, нет, теперь уже любимого, даря откровенные ласки. Пауль приподнялся на локтях, чтобы увидеть, как его бордовая блестящая головка скользит в моей ладони, и низко застонал. Мы вдвоем завороженно наблюдали за незатейливыми, но такими возбуждающими движениями, пока он не начал двигаться навстречу. Кажется, кто-то тоже не верил в реальность происходящего. Я скользнул пальцами дальше между ягодиц, находя нежное отверстие и запуская в него одну фалангу. Пауль горячо выдохнул мое имя и откинулся на подушки, шире разводя бедра. Он уже был немного растянут, и это напомнило мне о причинах: мой мальчик готовился ко встрече с клиентом. Этот факт не укладывался в голове. Я во все глаза смотрел, как он наслаждается, насаживаясь на мои пальцы, запрокинув голову и тихо постанывая, и дал себе зарок: неважно, сколько партнеров у него было до меня, ему больше никогда не придется подставляться под незнакомых мужиков. Я не допущу этой ошибки дважды. Подготовив его и себя, я приставил головку к розовой дырочке и позвал его: - Поль, пожалуйста, посмотри на меня, - он перевел на меня свой затуманенный взгляд, - ты готов, любовь моя? И с его разрешения я скользнул в шелковую горячую глубину. Первые медленные толчки мы переживали вместе, не отрывая друг от друга взгляда. Но когда я коснулся головкой его простаты, Пауль прикрыл глаза, полностью отдаваясь острым ощущениям. Он хватался за меня руками, оставляя следы своих ногтей на плечах. Он сладко стонал мое имя, подаваясь бедрами на мой член, требуя большего. И я отвечал ему горячими поцелуями, рваными толчками внутри тела, шепотом на ушко вознося хвалу моему персональному богу. Наша общая мечта сбывалась, и мы старались взять как можно больше друг от друга. Потерявшийся в своем удовольствии Пауль неожиданно кончил первым, толкая меня к грани. Я вышел и довел себя до оргазма рукой, изливаясь на его восхитительное тело, и припал к его губам благодарным поцелуем. Ничего не хотелось говорить, тишина между нами была выразительнее всяких слов. Я привел нас в порядок салфетками. Он доверчиво прильнул ко мне, устраивая голову на плече, затихая. Только теплая ладонь нашла мои пальцы, переплетая их со своими. Чуть позже, когда он уснул, я смотрел на тени, бросаемые на стены уличным фонарем, на растрепанную макушку, лежащую на соседней подушке, на белое плечо, выглядывающее из-под одеяла, и радовался: так теперь будет всегда. Черт возьми, я любил его практически всю мою жизнь! И чуть не упустил по собственной глупости. Пристраиваясь к нему со спины, проталкивая ногу между его бедер, прижимаясь губами к коротким волоскам на темечке, вдыхая теплый, родной запах, я твердо верил: ради него я сверну горы. Был бы он рядом…