Изысканная трапеза

Кроули ест. Азирафель точно знает. Он просто не делает это слишком часто, или прилюдно, или же перед ним. Азирафель повидал достаточное количество временных жилищ, квартир и сомнительно приобретённых комнат Кроули, чтобы знать – те всегда подозрительно чисты от всяких вредителей. Однажды он случайно заметил, как Кроули зевнул, думая, что Азирафель занят раскладыванием книг на полке и не видит его, – и его челюсти со щелчком разошлись куда шире, чем у обычного человека, прежде чем вернуться на место. Конечно же, Азирафель понимает, что это просто не практично для них есть в ресторане вместе. Азирафель полагает, что Кроули, положив что-то в рот, должен инстинктивно раскрыть его как можно шире, чтобы затянуть пищу внутрь. Строение его челюстей просто не позволяет ему жевать, смаковать или же передвигать еду куда бы то ни было, кроме как прямо вниз. И до сих пор до Азирафеля не доходило, как же это было несправедливо – более чем несправедливо спустя всё это время, все эти годы. Кроули кормил его, сопровождал его, баловал его в тавернах, ресторанах и барах все эти годы, наблюдая, как ангел ест, как пробует деликатес за деликатесом, как открывает для себя специи, травы и текстуры. О, Кроули пробовал маленькие порции, когда Азирафель настаивал на этом, – действительно маленькие, едва заметные, которые могли быть легко, без всяких особых усилий, проглочены. Но внезапно Азирафель осознаёт, что ему хочется, чтобы они поели вдвоём. Ему хочется, по-настоящему хочется, пригласить Кроули на обед – за стол, накрытый на них обоих. Азирафель хочет насладиться едой вместе с ним, наблюдать, как тот ест и пьёт, – точно так же, как Кроули всегда делал для него. Затем беседовать до поздней ночи так, как у них всегда хорошо получалось. Он хочет, чтобы Кроули было комфортно – комфортно быть самим собой в присутствии Азирафеля. Потому что альтернатива внезапно становится невыносимой. Он принимает решение – не спонтанное, но хорошо взвешенное – и звонит демону. Кроули отвечает почти сразу, его голос звучит тепло и близко, словно телефон вплотную прижат к его лицу. – Пообедаем? – спрашивает Азирафель, и если его волнение со стороны кажется излишним энтузиазмом, то это не имеет значения. – Звучит прекрасно, – мгновенно говорит Кроули, словно это единственный возможный ответ на предложение Азирафеля. – Как насчёт того нового тайского местечка? Где Кроули, несомненно, сядет напротив него, будет пить, барабанить пальцами по столу и совсем ничего не есть. Он будет смотреть, как ест Азирафель, будет улыбаться и оставаться голодным, как делал все разы до этого. И Азирафель чувствует, что внезапно ему очень стыдно за это. Он был плохим другом по многим причинам, но с этой, по крайней мере, он способен справиться. – Вообще-то я подумываю о чём-то более… – «Интимном»? Нет-нет, это может оказаться слишком стесняющим. «Личном»? Слишком расплывчато и наверняка насторожит Кроули. «Тихом»? Да, «тихом» в самый раз. – Тихом, только мы вдвоём, в магазине. – Тихое подойдёт, – просто отвечает Кроули, и это звучит как ободрение. – Хочешь, чтобы я принёс вино? Азирафель полагает, что красное лучше всего подойдёт к вечернему меню. Конечно, если всё пойдёт хорошо, если Кроули не откажется. – Красное было бы идеально, – говорит ему Азирафель. – Увидимся в семь? – Я буду, – отвечает Кроули, и это звучит скорее как обещание, чем небрежная ремарка. Кроули выдерживает небольшую паузу на случай, если Азирафель захочет сказать что-то ещё. На какой-то миг Азирафель и впрямь хочет что-то сказать – что-то тёплое, что-то честное, что-то, чего ему никогда не хватало храбрости высказать. Но он слишком затягивает с этим. Похоже, он всегда всё слишком затягивает. В конечном счёте Азирафель решается на простую, но интимную трапезу. Если всё пройдёт хорошо – он надеется, что всё пройдёт хорошо, – то потом они снова поедят вместе, возможно, даже будут регулярно наслаждаться совместными обедами. Теперь они столько всего могут делать вместе. Так много возможностей, и Азирафель твёрдо намерен не упустить ни одной из них. Свобода оказывается куда более устрашающей, чем он мог себе представить, но он думает, что именно поэтому она того стоит. Так что ровно в семь стол оказывается накрыт. Всё достаточно мило – не слишком милее обычного, ничего такого, – но всё равно мило. На столе стоят свечи, цветы… но потом цветы исчезают, когда Азирафель считает, что это, по-видимому, уже явно чересчур. Он думает, что ему удалось соблюсти идеальный баланс между «нормально» и «чуть милее, чем обычно». Не слишком милее, чтобы привлечь излишнее внимание и заговорить об этом. Но похоже, баланс всё-таки оказывается не идеален, так как Кроули останавливается, едва завидев стол, и осторожно указывает на него бутылкой принесённого вина. – Это ещё что? – бровь Кроули приподнимается над очками, а уголок рта кривится в лёгкой ухмылке от любопытства и удивления. Азирафель иногда забывает, как же хорошо тот замечает всё необычное. – Я забыл что-то важное? – И он хмурится, пытаясь это вспомнить, но затем Азирафель указывает на стол, и по разные стороны появляются две тарелки, накрытые салфетками. Любопытство Кроули усиливается от необычного присутствия тарелки на его стороне стола. – Я взял на себя смелость… – Азирафель умолкает, пытаясь найти подходящий способ сказать или спросить, так как ему не хочется ни к чему принуждать Кроули. – Выбрать кое-что для тебя. Надеюсь, ты не против, – наконец заканчивает он. Кроули кидает на салфетку любопытный взгляд, затем слегка приоткрывает рот, и наружу выскальзывает кончик языка. – А, не жульничай, – велит ему Азирафель и смотрит, как тот закрывает рот, смотрит, как его пальцы тянутся вперёд и приподнимают салфетку. Азирафель подозревает, что он несколько перестарался. Мёртвые, неприготовленные животные не вполне подходят для оформления красивого блюда. Он попытался обернуть двух больших крыс вокруг друг друга, носом к хвосту, и посередине уложил мышей, почти как своеобразную начинку. У него были воспоминания о каком-то экзотическом средневековом блюде, откуда в любой момент могли вылететь живые птицы. С лица Кроули исчезает всякое выражение, как только он видит, что лежит на тарелке; он молчит, едва моргая и делая тихий, ненужный вдох. Затем полностью убирает салфетку и аккуратно кладёт её рядом с тарелкой. Азирафель старается смотреть с надеждой и извинением одновременно. Он не вполне уверен, что у него это получается. Его немного беспокоит, что Кроули всё ещё ничего не сказал. – Я не знал, что именно ты предпочитаешь, – признаётся он. – Мыши более традиционны, но они довольно маленькие, и боюсь, я понятия не имею, сколько ты ешь. Крысы куда крупнее – вначале я хотел предложить их тебе живыми, но они постоянно, э… убегали, и я не знал, как их подавать. Так что я решил добыть и тех, и других из… э, этичного источника, – Маленький ребёнок, плачущий над обувной коробкой, явно был расстроен. Но Азирафель удостоверился, что у него появятся новые друзья взамен старых. – Ты хочешь, чтобы я ел? – осторожно спрашивает Кроули, словно думает, что Азирафель совершает ужасную ошибку – и не в первый раз, о, да даже и не в сотый. – Прямо перед тобой? – Он наклоняет голову и глядит на того поверх очков. – Я хочу, чтобы ты ел со мной, – тихо говорит Азирафель. Он осознаёт, что крепко сжимает руки, и останавливается. – Я бы хотел, чтобы мы поели вместе. Мы никогда не делали это по-настоящему, и я понял, что мне бы очень этого хотелось. Я бы хотел пообедать с тобой, Кроули. Кроули совершенно замирает, а затем раздаётся тихий вдох чего-то, похожего на удивление. – Этично добытые мёртвые животные, – бормочет Кроули про себя, но медленно выдвигает стул и затем усаживается напротив Азирафеля. После небольшой паузы он снимает очки, складывает их и кладёт на край стола. Азирафель с облегчением выдыхает и не может сдержать широкую улыбку на лице. Он всерьёз волновался, что Кроули откажется. – Тебе это не понравится, – заверяет Кроули, но тихо, словно ему ненавистно разбивать энтузиазм Азирафеля, и встряхивает салфетку. – Это отвратительно, для этого мне придётся раздвинуть свою челюсть, – Он кивает на художественно свёрнутую жирную крысу на тарелке. – Также я не могу говорить, пока ем, еда растягивает мне всё горло. Азирафель прекрасно понимает, что Кроули пытается заставить его передумать. Но к этому моменту он должен понимать и то, каким же упрямым ангел может быть, приняв окончательное решение. – Ты четыре тысячи лет наблюдал, как я ем, – аргументирует Азирафель. – Так что это справедливо. Кроули издаёт звук не то протеста, не то обвинения. – Это другое, смотреть, как ты ешь… Азирафель приподнимает бровь, ободряя его закончить фразу. – Куда менее мерзко, – спустя паузу завершает Кроули. – Ты отодвинешь в сторону собственную еду. Азирафель издаёт звук, который, как он надеется, убедит Кроули в том, что его волнения совершенно нелепы. Но Кроули продолжает неподвижно сидеть, будто неуверенный, как это делать, или как это делать на глазах у Азирафеля. И честно, тот вовсе не пытается принуждать Кроули к чему бы то ни было. Ему совсем не хочется ставить Кроули в неловкое положение, ему просто хочется, чтобы тот знал, что Азирафель никогда его за это не осудит. Но он совершенно точно желает, чтобы это было решением Кроули. Так что он наполняет для них оба бокала, а затем берётся за вилку и нож, будто всё идёт совершенно нормально. Просто ещё одна трапеза – такая же, как и множество других. Когда нож Азирафеля вонзается в кусок мяса, Кроули делает глубокий вдох, словно собираясь с силами, и его узкие пальцы тянутся вниз и поднимают мышь за хвост. Азирафель на миг задумывается, будет ли невежливым наблюдать за этим, прежде чем напомнить себе, что Кроули годами смотрел, как он кладёт пищу в рот, так что это будет абсолютно справедливо. Он смотрит, как Кроули открывает рот – не слишком широко, но всё равно заметно, лишь на один челюстной сустав, – а потом между его зубов проскальзывает маленький грызун, его хвост сворачивается на языке. Рот вновь закрывается, и Азирафель глядит, как горло Кроули вздрагивает в одном долгом, сжимающем глотке. После этого он слегка нагибает голову и чуть наклоняет её в разные стороны, словно проталкивая пищу глубже, вниз. Его губы приоткрываются, и он выглядит… довольно. Азирафель моргает, и через секунду замечает, что пытается укусить пустую вилку. Он рассеянно вонзает её во что-то на своей тарелке. – Ты их подогрел, – спустя миг произносит Кроули, и он кажется удивлённым и странно тронутым. – Ну разумеется, – говорит Азирафель, словно не сделать так было бы невероятно грубо. Картофель маслянистый и отменный, но Азирафель слишком увлечён видом пальцев Кроули, которые нежно ощупывают мышей, будто выбирают получше. Во второй раз демон смущается уже меньше; подняв мышь, он просто закидывает её прямо вглубь, вместо того, чтобы аккуратно положить на язык. Его рот быстро закрывается, и хвост проскальзывает внутрь, прежде чем всё остальное погружается вниз, в горло. Азирафель послушно заводит разговор между глотками, чтобы Кроули мог отвечать. Вино прекрасно, погода отвратительна, и Азирафель успевает расправиться с половиной своего блюда, а Кроули – со всеми четырьмя белыми мышами. Теперь он рассматривает крыс и постукивает по своему бокалу. И судя по тому, как сфокусирован его взгляд, ему явно хочется съесть их. И по какой-то причине, это кажется куда большим, чем то, на что надеялся Азирафель. – Всё совершенно нормально, – мягко произносит он, и Кроули бросает на него быстрый взгляд, словно не ожидая таких слов. Пальцы Кроули скользят к тарелке, захватывают кончик длинного хвоста и поднимаются. Крыса достаточно крупная, с жирным и широким задом, и Азирафелю становится по-настоящему любопытно – а если честнее, то он полностью заворожён. Всё это кажется слишком новым, личным и странно интимным. Им осталось не так уж много узнать друг о друге – лишь что-то очень тихое, интимное, малозаметное. И он чувствует возбуждение, или не возбуждение, но что-то похожее – что-то тёплое, жадное и нужное для них обоих. Кроули поднимает крысу, и та зависает прямо над его лицом. А затем его рот раскрывается, раскрывается всё сильнее, челюсть опускается вниз и словно слегка раскалывается по краям, чтобы растянуться во всю ширь. Крыса наполовину опускается внутрь, тело проскальзывает прямо в глотку, рот смыкается вокруг неё, и Азирафель с трудом сдерживает звук и опускает вилку, с которой падает кусок мяса. Азирафель смотрит, как горло Кроули обхватывает переднюю часть крысы и затягивает вниз, смотрит, как растягиваются, а затем вновь смыкаются углы его рта, чтобы утащить крысу ещё глубже внутрь; смотрит, как её задняя часть сжимается мощными челюстями, как вся она медленно продвигается к его глотке. Его рот медленно закрывается, хвост проскальзывает внутрь, и крыса исчезает из виду. Горло Кроули раздувается и растягивается, а затем, после финального мощного глотка, вновь возвращается к обычному состоянию. Потом он вновь нагибает голову и аккуратно наклоняет её из стороны в сторону, горло его слегка сжимается. Затем он поднимает бокал, делает глоток вина и очень старается не смотреть на Азирафеля. Азирафель откладывает вилку с тарелкой и отодвигает стул, и этот звук заставляет Кроули поморщиться. – Я же говорил тебе не смотреть, – безучастно произносит он. – Я же говорил, что тебе не понравится… Он умолкает, когда Азирафель своими аккуратно наманикюренными ногтями берёт оставшуюся крысу за длинный хвост и очень медленно поднимает её. Та оказывается тяжелее, чем можно судить по её виду, она крупная, жирная и в чёрно-белых пятнах. – Можно мне?.. – тихо спрашивает он. Из горла Кроули раздаётся тихий звук, и он проливает вино на стол. Азирафель глядит на образовавшееся пятно, но никто из них не двигается, чтобы убрать его. Он не уверен, совершил ли он сейчас какую-то ужасную, грубую ошибку. Обычно ему удаётся хорошо обдумать то, что он хочет сказать. Но с другой стороны, ему часто доводилось есть с вилки, которую держал и протягивал в его направлении Кроули. Какая-нибудь интересная сладость здесь, новый деликатес там… То, что не хотел есть сам Кроули, а лишь хотел скормить ему. Всегда с тёплой улыбкой, словно и сам получал от этого удовольствие. Но возможно, это другое, совсем иное – слишком личное, слишком странное. – Я не хочу быть самонадеянным, – говорит Азирафель. – Я просто хотел… – Да, – тихо отвечает Кроули, и его голос дрожит. – Да, можно, если ты хочешь. Тот факт, что вместе с разрешением в его голосе звучит и надежда, столь знаком и столь трогателен, что почти причиняет боль. Азирафель поднимает крысу, смотрит, как та медленно поворачивается вокруг своей оси, и Кроули сглатывает на стуле, отведя голову назад и плотно сжав губы, словно в ожидании. – Открой рот, – велит Азирафель, и Кроули подчиняется, открывая медленно и широко, а затем ещё шире, и сверху Азирафелю видно, как выжидательно растягивается его глотка. Азирафель опускает свой приз, позволяет ему аккуратно проскользнуть прямо внутрь, мимо острых кончиков зубов Кроули, прямо на его длинный язык под влажным и розовым нёбом. Демон полностью принимает его, рот раскрывается ещё больше, когда оказывается, что вначале было недостаточно. Внезапно в пиджак Азирафеля вонзаются острые пальцы, царапая и с лёгкой дрожью захватывая ткань. Азирафель смотрит, как рот Кроули смыкается вокруг крысиного меха, потом снова открывается и закрывается, утягивая добычу внутрь, в глотку. Его челюсти медленно сжимаются, проталкивая еду глубже в горло. Последним внутрь скользит хвост, исчезая вслед за выпуклостью на шее. Кроули неровно вздыхает, а потом шевелит челюстью, пока та с тихим щелчком не встаёт на место. Азирафель хочет коснуться его – тёплое знакомое чувство, которое он так долго игнорировал. Но не в этот раз. Он опускает ладонь на затылок Кроули, прямо у основания шеи, где тот тёплый – очень-очень тёплый, – и позволяет рукам, вцепившимся в его пиджак, притянуть его ближе, пока оба они не оказываются прижаты друг к другу. – Тебе понравилось? – тихо спрашивает Азирафель с небольшой ноткой веселья и восторга, которые он не может скрыть. Кроули открывает рот, но не может издать ни звука. Он лишь кивает, беспомощно и резко. Впервые за всё время их совместных обедов, Кроули выглядит удовлетворённым.