Письмо

      Осень началось почти по календарю, на последней неделе августа.       И теперь холодно даже в парке. Даже в тонкой шапке.       Тепла не осталось даже внутри, и потому холодно вдвойне.       На автовокзале вечер, час-пик, точнее неделя-пик. Только каждый пятый “взрослый”, остальные молодёжь, студенты.       Со всех сторон слышны одни и те же напутствия, одни и те же рекомендации, кажется даже интонация у каждой матери в этом зале одинаковая. Не трогает.       Хотя тоже уезжаю учиться. Но не трогает.       Потому что учеба - отмаз, и все это знают. Все - близкие.       Но они, как и чужие тоже сыпали советами на проводах. Например - не распыляться на развлечения в “Большом городе”, а первый год работать на зачётку, потом ведь она будет работать на меня. Знаю, плавала.       За плечами два года Педагогического, и кажется я уже видела абсолютно всё. Не побудь в шкуре старосты, может и прислушалась бы, а так, все советы стары как свет, сама раздавала их направо и налево.       В зале нет часов. Да такое бывает.       Пройдёт лет 10, а они так и не появятся. Потом этот факт превратится в местную достопримечательность.       Но я ещё не знаю этого. Обращаю внимание бабушки, мол смотри позор какой, курортная зона, а автовокзал без часов.       Не верит. Ищет по всем стенам. Не находит, признаёт что нет всё-таки.       - Что не терпится? - не сарказм, нет. Просто у неё куда больше энтузиазма чем у меня.       Потому что она, как и большинство, согласна с тем что Торгово - Экономический даст куда больше, чем перспектива работать со спиногрызами в провинциальной музыкалке. Выходит причина уехать у меня железобетонная.       Только Он в неё сразу не поверил.       Сразу понял, мне мало расстаться, надо “сбежать” с глаз долой и с таким поводом-тузом, что не поспоришь.       А попробовал бы поспорить, все “общие” осудили бы. У каждого впереди своя жизнь, и новая профессия, с новой страной придачу - отличное начало.       Понимаю что надо сохранить заряд до утра на нокии не первой свежести, но вновь и вновь по инерции включаю и выключаю экран.       Агент оповещает о новом входящем.       Уже давно всё обсудили и обмусолили, и вроде отболело уже, но видя отправителя - всё равно вздрагиваю.       Назойливый мерзкий ком в горле, как ответственный дежурный занимает пост.       Написал, что подъедет, хочет что-то передать сестре и просит выйти на улицу.       Ну надо же, даже причину придумал.       Нелепую, как и всё что говорю и делаю я в последнее время.       Дрожь - верная спутница кома в горле, куда же без неё родимой.       Предупреждаю бабушку что, выйду сделать пару звонков.       Плетусь на выход.       Вот бы набраться смелости и не выйти. Ну вот не выйти и всё.       Пусть заходит, здоровается с бабушкой, отвечает на претензию что стал слишком редко заходить в гости. И с улыбкой врёт что получилось сбежать с работы и попросит украсть меня на пару минут.       Но не зайдёт. Врать бабушке не посмеет, я тоже не смею, ухожу от темы раз за разом. Хотя вижу - всё понимает. Но настолько сильно любит, что в лоб ни за что не спросит.       Кроме любви - не хочет знать правду. Всегда легче жить догадкой, балансировать между домыслами. Хотеть знать правду - удел смелых, а она у меня трусиха.       Уже почти дохожу до парковки, когда из тени дергает за рукав. Ойкаю скорее для приличия, чем от испуга.       Отходим чуть в сторону, под фонарь, подальше от снующих туда-сюда пассажиров.       Молчим.       - Что передать то? - отмираю первая, вспоминая что до посадки меньше получаса и лучше бы заранее занять очередь на платформе.       - Письмо.       - Письмо? Ты серьёзно? - действительно удивлена.       - Ну да, всю смену писал, - улыбается и вправду конверт достает, убогий такой, мятый.       - Уверен что оценит?       - Она охереет ваще, я ей первый раз в жизни написал, - ржёт и протягивает это убожество, - и в последний наверно.       - Ну уж надеюсь, - сую в карман небрежно, как листовку промоутера, - как на работе?       Молчит на этот риторический вопрос.       А я смотрю на ключицы и на белую рубашку под распахнутой тонюсенькой курткой. Попрошу - и застегнётся, но боюсь запнусь или чего хуже не смогу выговорить в голос, а прошепчу “застегнись - заболеешь” и всё закончится слезами. Они и так уже на страже, следят за моих каждым взглядом, скопляясь регулируют уровень допустимого. На ключицы смотреть можно, а в глаза и на губы нет.       Но всё понимает и так, и застегивается почти до верху.       - Мне не холодно.       - Мне всё равно, - вру на автомате и встречаемся наконец взглядами.       Да, всё закончится слезами.       - Не говори ничего, - голос дрожит, почти шепчу последний слог, вот так всё просто и сложно одновременно, - я не хочу рыдать при всём автобусе до утра.       - Но всё равно будешь, - улыбается с теплотой и нежностью, прав, по-любому буду. И не могу не быть благодарной за прямоту, за то что не пытается отговорить или даже утешить. Не давит, у самого такая же рана.       Молчим пока не объявляют посадку на мой Астана - Омск, также молча прижимает к себе.       Обнимаю родные всё ещё любимые плечи, и уже не сдержавшись всхлипываю утыкаясь в неприкрытый курткой кусочек рубашки. Шепчет в макушку что я сильная, а он сейчас тоже заплачет. Звучит смешно, а представив - давлюсь. Не заплачет, тогда не смог, а сейчас не посмеет.       Это мой вечер, только мне сегодня можно, хоть и сильная.       Покачивает слегка в объятиях, всё также шепчет про силу и мои правильные решения, и это успокаивает. Вот она точка не возврата, а фонарь Нам последний свидетель.       Целомудренно целует в лоб, потом взяв в ладони собирает мокрые дорожки большими пальцами и снова целует. Снова в лоб, по - другому уже нельзя.       Шепчет, - как ты?       Зачем-то киваю и двигаем в сторону платформы. Мне на девятую, почти в самый конец.       Доходим до пятой и тормозит, завидев бабушку.       Обнимаемся, молча мажем друг другу по скуле.       Обещаю написать как доеду, и сама застегиваю его куртку под самое горло.       - Обещай не болеть.       Обещает.       Вот и всё. Я на девятую, а он обратно в ночную.       Отходит и сразу отмираю от вакуума. Вся вокзальная шумиха и суматоха разом глушит.       На автомате делаю нужные действия: показать билет и паспорт, чмокнуть бабушку, поставить сумку в багаж, влезь и занять свое кресло, пялиться в окно и махать родной пока не тронемся.       Уже полчаса едем за городом, когда пиликает входящее:       “Открой письмо. Оно тебе.”       Вот кажется и подошла к обрыву, дно которого - ненависть.       Лезу в карман, непослушными пальцами пытаюсь открыть, а не разорвать.       Всего одно предложение.       Всего одна фраза.       Всего пара десятков кривых угловатых букв..       “Пожалуйста, будь счастливой. Твой Г. В.”       Буду.