Даже если Света не забывала ключи в круговороте собственных сумок, она не могла с первого раза открыть дверь. У неё извилин для этого не хватало. Рома не спал — сидел на в кои-то веке свободном диване, залипал в телик. Какая-то чушь по каналам, вечная реклама, нелепые паузы, пластмассовые лица. И нет, нихера не переживал, где там лазит его сестра. Просто родители умотали по горячей путёвке, которую Даша урвала по дешёвке. Детям, конечно, никто ничего не предложил. Только одна мысль грела душу, гаденькое злорадство: судя по цене, сейчас они ночевали с клопами в матрасе и пылью в коврах.
Дверь никак не поддавалась, как бы с другой стороны её не пытались открыть. Рома мог встать и просто дёрнуть ручку. Но вместо этого пялился в экран, пусть сама справляется.
Наконец, получилось. Обтертая обивка вместе с деревянной основой плавно отъехала к стенке. С лестничной площадки просочился тусклый свет. Рома сразу понял: что-то не так. Ещё до того как услышал жалобный всхлип и звон упавших ключей. Он повернул голову — в проходе стояла Светка. Без куртки. Без сумки. У неё руки были притянуты к лицу. Она плакала.
— Что?!
Рома тут же бросился, больно ударившись о кресло коленом. Выставил руки, а она вместо того, чтоб оттолкнуть, рухнула прямо на него, и они чуть вместе на пол не улетели.
Света была холодной, как ледышка. В одной тонкой кофте в октябрь. Её била крупная дрожь.
— Что случилось?!
Она только пронзительней завыла. До того сильно и громко, что у Ромы заныло где-то в груди. Он попытался оттащить её до кровати, усадить, но она не поддалась. Какая же ледяная, господи.
Глаза привыкали к темени. Два источника света — лампа-двадцатка из коридора и синий экран телика. У Светки на предплечьях были сине-красные синяки от пальцев.
— Это что?
Она всё ещё прятала лицо в ладонях.
— Убери, — хрипло сказал Рома и не узнал свой голос.
Она не хотела, бормотала бесконечную вереницу бесконечных «нет». Рома сам жёстко оттянул её руки вниз. Зарёванные глаза. Искривлённый, в рыданиях, рот. Вспухшая левая щека, горящая яркой пунцовой краской. Фиолетовый синяк, ещё до конца не проступивший на скуле.
— Кто? — обозлёно выдохнул Ромка.
Его затрясло от гнева.
— Мурло это ебучее на мопеде, с которым ты гулять ходила?!
Света зарыдала ещё сильнее. Даже если бы захотела — не смогла бы говорить. У неё тряслись губы. Рома снял с себя домашнюю кофту, накинул ей на плечи, довёл до дивана. Отошёл к выключателю, щёлкнул. Свет залил комнату, сделал всё ещё более реальным и уродливым. Белые джинсы на коленях и бёдрах испачканы в земле, в волосах хвоинки, на кофте два красных пятнышка. И такое же, засохшее, под носом.
Рома встал перед ней на колени, сжал её худые и холодные запястья.
— Рассказывай, — жёстко потребовал он.
С перерывами на сопли и слёзы удалось из неё по капли выдавить: она поехала с Игорьком из седьмого дома в кино на старом драндулете, а он отвёз её в местный скверик, а там были его друзья. Она захотела уйти, но ребята не согласились. Так с неё сняли куртку, отняли сумку, толкнули. Она упала. Кто-то ударил её по лицу и закровил нос.
— Они с тобой
ещё что-то сделали? — спросил Рома дрожащим голосом. — Свет. Свет, скажи мне.
— Нет! — закричала она. — Я убежала! Я нашла в сумочке мамин баллончик, пшыкнула одному в лицо и убежала.
Снова непрекращающиеся рыдания. Уткнулась ему в грудь.
— Я так испугалась, Рома-а-а... Я так испуга-а-а-алась, — выла она, комкая пальцами его футболку.
У неё были мягкие волосы, по которым он водил ладонями, потому что знал — её это успокаивает. В детстве её ещё успокаивала кружка горячего молока, но у них в доме не было молока. У них вообще нихера не было для успокоения, кроме подушки и одеяла, которые он принёс в гостиную из комнаты. Уложил её прям в одежде, она наотрез отказалась переодеваться или идти в душ. Накрыл.
— Спасибо, Ром.
Его аж перекосило. Кулаки сжались от бессильной злобы.
Света весьма быстро уснула, попеременно всхлипывая, а Рома долго сидел в кресле рядом с диваном. Смотрел на неё, спящую. И думал, пытаясь совладать с эмоциями: почему мать отца так не вовремя утащила в какую-то жопу мира, когда он так нужен? Когда единственное в чём он хороший отец — в отваживании женихов дочери? А Рома кто? Ботан. Задрот. Неудачник. Хлюпик. Ни мышц, ни сил. Одна тупая злоба.
Схватил куртку с вешалки, выскочил из квартиры, достал мобильный. Набрал одну из Светкиных тупых подружек, которую когда-то мечтал трахнуть, но, как обычно, не срослось.
— Букин, ты офигел? На часы смотрел?
— Номер Игорька из седьмого дома дай мне.
— С какой радости?
— Я взломаю почту твоего парня, и ты узнаешь, переписывается он с Анжелкой или нет.
Это было весомым аргументом.
— Щас пришлю, — недовольно буркнула она и отключилась.
А когда пришел номер, Рома написал на него сообщение, специально понаделав грамматических ошибок, мол, за то что ты вернёшь мне сумку с телефоном и куртку я отсосу тебе у гаражей.
***
Игорёк сказал:
— О, ты брат этой шлюхи?
Улыбнулся. А потом рухнул. И херачить этого уёбка шокером было так приятно. Пинать его ногами. Месить кулаками. Орать до боли в горле:
— Хоть пальцем её тронешь, я тебя живьём закопаю! Чтоб я тебя, блять, с ней рядом не видел! Мудло ебучее!
Вот урод. Реально пришёл сюда, чтоб ему отсосали. Принёс сумку и куртку — висели на сидушке мопеда. И что она только нашла в этом уёбке? И во всех остальных своих уёбках.
— Ты покойник, — хрипел Игорёк, размазывая по рылу кровавые сопли.
А Рома забрал Светкины вещи и пошёл домой.
***
Когда она проснулась с утра и увидела свою куртку на вешалке и сумку в изголовье, у неё началась истерика. Она била Рому в грудь, кричала:
— Ты что наделал?! Зачем?! Они убьют тебя теперь! Убьют!
Рома силком прижал её к себе, зашептал на ухо успокоительную чушь.
— Как же ты не понимаешь?! Он недавно вышел по ЕГЭ!
Так хотелось смеяться, но вместо этого выдал взрослое:
— Тихо, Свет. Ты чего, Свет? Хватит.
***
В скорой оказалось неудобно ехать, голова кружилась, потому что лежал навзничь на кушетке. Или потому что череп был разбит. И Рома не знал, что ещё у него травмировано или сломано после того как трое встретили его в переулке — ему сделали обезболивающий укол, всё нахуй онемело. Завезли в приёмный покой.
— Где Ваш медицинский полис? Где Ваши родители?
У Ромы не было полиса. И родители были непонятно где. Он сделал вид, что спит, сморившись лекарством, и так усердно притворялся, что реально отрубился. А когда проснулся, Светка сидела на облезлом стуле рядом с его кроватью. Она сказала:
— Привет.
— Привет, Свет.
А была уже темнота за окнами. У неё на волосах играли зайчики яркой больничной лампы.
И вот вообще ни о чём не было жаль.
