***
— Новый день — новые свершения, — утешающе пробормотал я и забросил принадлежности для рисования в рюкзак, куда предварительно вперемешку с вещами в поездку были сложены пластыри, ножницы и бинты. Закинул сумку на плечо и вышел из дома, направившись в сторону школы. Сегодня школьная поездка за город, в лес, к озеру. Я понимал, что поплавать мне не удастся, однако отвлечься от суеты и бесконечных переживаний на свежем воздухе мне в таком состоянии уж точно не помешает. — Привет! — поздоровался Марк и сел на соседнее место. Я уже достаточно долго ждал его в автобусе, чтобы в голову пришли мысли, что он не придет. — Привет, — мой голос заметно охрип из-за очередной болезненной ночи, но я все равно изо всех сил пытался казаться радостным. Правда, эти чёртовы фиалки все портили. — С тобой все в порядке? — и опять я заставляю тебя волноваться. Хотя ах, кажется, это того стоило, ведь в такие моменты ты особенно красив со своими пылающими беспокойством глазами и чуть сморщенным носиком. — Да, просто немного простудился, — я отчаянно пытался говорить как можно небрежнее. — Ну, тогда хорошо. Спустя пару минут Марк уже достал наушники, поспешно присоединил к телефону и включил какую-то песню. Один из наушников он воткнул себе в ухо, второй протянул мне. — Прости, я просто еще сонный, — он неловко улыбнулся, чуть смутившись каким-то своим мыслям, — поэтому, ты не против пока просто послушать музыку? Думаю, меня не хватит на продолжительные беседы. Я молча кивнул, слегка улыбнувшись в ответ, и отвернулся к окну, отдаваясь спокойной мелодии и легкой дремоте. Ох, помню, он долго не хотел говорить, что слушает, будучи стесняющимся буквально всего по своей натуре. А когда оказалось, что мы слушаем одно и то же, просто просиял и тут же скинул мне с сотню составленных самолично уютных плейлистов под настроение или занятие. Кажется, текущий был составлен как раз за пару дней до поездки и любовно назван в ее честь. Скоро то, что я спал от силы часов пять, дало о себе знать, и я окончательно провалился в сон, успев заметить краем глаза, что Марк уже спокойненько примостил свою головушку у меня на плече и тихо сопел. Просыпаться из-за бутона в горле и пары фиалок под рукавами кофты уже практически вошло в привычку, но все же черт, как же невовремя. Резко открыв глаза, я увидел темноволосого, который все так же мирно спал. Я быстро достал салфетку и, не без боли, выплюнул туда цветок. Он был окровавленный, и хоть я и успел повидать множество странностей, изрыгаемых моей настрадавшейся глоткой, подобное явление было для меня новинкой. — Черт, — я тихо выругался и стремительно спрятал фиалку в рюкзак. — Хм? — Марк заерзал. — Спи-спи, — погладил его по голове и уложил обратно. Не хватало мне еще ему рассказывать, что со мной. Мы добрались в пункт назначения только поздним вечером. Я разбудил соседа и с жутким дискомфортом направился в выделенную нам комнату. Заселение произошло неожиданно быстро, поэтому и избавился от новых фиалок я достаточно скоро. Только переодевшись в пижаму я понял, насколько сложная ночь мне выдастся, ведь мало того, что нужно будет надеяться, что во сне я не буду откашливать цветы, так еще и встать нужно будет пораньше, чтобы их срезать. Понадеявшись, что ничего плохого не произойдет, я с неспокойной душой лег спать.***
— Нат! — кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Открыв глаза, я узрел Марка с обеспокоенной физиономией, который склонился надо мной. Я не сразу понял, что произошло, но потом меня озарило. — Ма… — и тут кашель вперемешку с кровавыми бутонами. Лёгкие сдавливало. Новые фиалки обвивали тело. — Что с тобой?! — Марк начинал плакать, а я — все больше бояться. — Я все объясню, — мой голос звучал как никогда хрипло. — Подай рюкзак. Он быстро протянул мне сумку, из которой я с такой же скоростью выудил ножницы и бинты. Я выпил воды, чтобы горло не так болело, и почувствовал вкус крови, что не было удивительным. Марк выжидающе смотрел на меня, его глаза блестели от выступающих слез, но он упорно пытался не заплакать окончательно. Я медленно задрал рукав. В тот момент, я готов поспорить, Марк не просто удивился, он впал в самый настоящий ступор. Я уже по привычке нащупал место прорастания и начал обрезать, сцепив покрепче зубы. Бедному парню оставалось лишь тихо наблюдать за уже обыденным мне процессом. Мы просидели в тишине еще несколько минут после того, как я завершил. — Ханахаки, — после долгой нагнетающей тишины мне хватило сил вымолвить лишь это. — Что? — в его глазах читалось неподдельное удивление, взгляд выражал примесь жуткого испуга, страха и волнения, а губы, спустя полсекунды произнесшие этот короткий вопрос, ужасно дрожали. Глубоко вдохнув, я начал рассказ: — Это болезнь. Болезнь, когда человек страдает от сильных чувств к другому. На самой начальной стадии прорастает только пара цветочков, которые характеризуют того, в кого влюблен человек. Потом цветов становится все больше и больше, по всему телу. Человек начинает кашлять. Сначала просто, потом лепестками. На последней стадии цветы превращают людей в цветник, а изо рта выходят окровавленные соцветия и цветы. А потом… — я сдавленно сглотнул, — человек умирает. — И какая стадия у тебя? — тихо, только губами выговорил он. — Последняя. По его щекам потекли тонкие струйки воды. С каждой секундой ужас и отчаяние на его лице стремительно нарастали, и вскоре он уже судорожно содрогался в безмолвных криках. Слезы стремительными ручьями стекали на щеки, шею, плечи, пол, и мне стало настолько плевать на все, что я одним рывком прижал его к себе и предпринял неумелые попытки его успокоить. — Но должно же быть лекарство?! — я едва смог разобрать эту фразу среди тысячи всхлипов и обрывистых вскриков. — Только если любимый человек ответит взаимностью, — горечи было слишком много, чтобы ее возможно было скрыть от чувствительных ушек Марка. Он, наконец, начал успокаиваться, потому после на несколько тягучих секунд наступила давящая тишина. Я дал ему время прийти в себя перед тем, как он попытался выдавить из себя что-то очевидно очень важное, но, по-видимому, очень смущающее. Наконец, собравшись с силами, он сдавленно пробурчал: — В кого ты влюблен? Ох, черт. Нет-нет-нет! Именно этого я и боялся! Я делал судорожные вдохи и выдохи, отводил глаза в какую-то невидимую точку и вжимался коленями в грудь. Голова невольно зарылась куда подальше от чужого прожигающего ожидающего взгляда, а щеки наверняка уже залились непозволительно алым румянцем, ведь иного исхода от меня ожидать невозможно. Что мне ответить? Я ведь на грани смерти, мне, вроде как, нечего терять, но с другой стороны я боюсь, чертовски боюсь, что он меня возненавидит. Но вдруг все взаимно? Бред. А может все-таки стоит? Не знаю… — Нат? — спросил мягко, терпеливо, чуть касаясь моей ладони в попытке увидеть мое лицо. — Да? — упорно попытался все замять, закрыть такой неприятный и пугающий разговор, заставить его отступить или хотя бы перевести тему. — Кто это? А он настойчив. Ладно, была не была. Я тяжело сглотнул, набрал в лёгкие воздух и сказал лишь одно слово: — Ты, — в этот момент мое сердце забилось с бешеным ритмом, а пауза перед тем, как Марк ответил, казалась вечностью. Я уже было готовился к неминуемой гибели, представил сотни вариаций концовок этой истории, но… — Глупенький, — он обнял меня с такой истинной нежностью, чуть присев на колени, что все, на что меня хватило, это застыть прямо так, с искривленным лицом и упирающимися в пол руками. Как только он отстранился, я заглянул в его большие блестящие глаза. В этом взгляде, устремленном прямо на меня, отчетливо ясен был весь спектр пережитых им за столь короткое время чувств. Здесь и страх, и жалость, и неподдельное удивление, восторг, облегчение, забота, смущение и нечто еще, совсем мне неподвластное. От этих заплаканных глаз, обрамленных потекшей тушью, исходила такая теплота и любовь, что я готов был сделать что угодно, лишь бы вот так, добро и нежно, они светились всегда. Его губы расплылись в каком-то вымученном подобии улыбки, надетой невольно и через огромные усилия. Лишь спустя несколько мгновений я обнаружил, что наши лица находились на одном уровне, а его правая ладонь теперь крепко сжимала мою. — Рано ты собрался умирать, — тихо-тихо прошептал он. Одного моего вопросительного взгляда хватило на то, чтобы он чуть стушевался, забегал глазами туда-сюда по моему лицу и неровно задышал. Он, кажется, успел осознать всю интимность нашей позы и своего положения, и покраснел так густо, что мне стало уж слишком неловко. Я чуть дотронулся до его плеча, пытаясь привести в чувства, однако это действие предсказуемо осталось без внимания. Он просидел так еще с полминуты, сбивчиво вздыхая и прожигая взглядом пол, как вдруг неожиданно сократил расстояние между нашими лицами до пары сантиметров и на одном выдохе прошептал: — Я тоже тебя люблю. И все. Пропасть. Я не осознавал ничего, совсем-совсем ничего, все вокруг поплыло и загудело, а где-то в районе груди резко что-то будто вспрыгнуло и зачертыхалось — Т-ты это серьезно? — выдавил я, откровенно не веря и не осознавая. В ответ лишь короткое «угу» и легкий кивок. — Это не бредовый сон? — Нет, — увереннее. — Точно? — Да! — Тогда поцелуй меня, чтобы я поверил, — здравый рассудок, кажется, окончательно помахал мне ручкой на прощание. Черт возьми, серьезно? Что я вытворяю? Я думал, сильнее меня уже не шокировать. Но ведь нет ничего невозможного, так? Вот и Марк просто взял и налетел на меня, впечатываясь губами куда-то в переносицу. Тут же осознав свой промах, он зардел обильнее, однако отстраняться от меня совсем не стал. Осознавая всю неуклюжесть и неловкость, я просто чмокнул его примерно в скулу и затащил в свои объятия, даже не пытаясь научиться нормально целоваться так скоро. Что ж, намерения были понятны и несмотря на провальную попытку. Все еще не до конца осознавая это, я глубоко выдохнул, радостно приметив, что это далось мне куда свободнее привычного, и зарылся носом в темную макушку, теперь уже однозначно родную и любимую. — Я люблю тебя…