***
Когда тело понеслось, полетело с невероятной скоростью через дромос мироздания, душа плавно перетекла, слившись сперва с дивным светом, в пространство, что человеческий мозг отказался бы идентифицировать. Но сейчас Пони являла собой субстанцию существующую одновременно во всех мирах и охватывающую взором все события. Демон указал девушке на странную конструкцию, что была за гранью привычной ей геометрии, не имеющей разумных физических свойств. Оно было крепкой, словно из камня, текучей, словно вода… И не понятной совершенно наружности. Перед дней возвышался алтарь посвящения невозможной красоты. Красоты и грязи, ничтожества и силы, убогости и власти. — Дождемся тебе подобных, вы отдадите по капле крови, и я верну тебя на твое место… И этого бесенка. Когда все закончится, тебя вновь призовут обратно. Бесплотное существо девушки заволновалось, разимое познанием истины, и опустилась на колени. Здесь и сейчас все кругом вспыхнуло яростным светом мириада красных солнц, и тело нашло свое пристанище. — Я готова. Существо, что было выше мирских понятий жизни и смерти предстало пред ними в вечном зените своей мощи и силы. — А, произнесло оно, не скрывая скуки, — первый из всадников. Готова принять свою судьбу, червь? — Давай быстрее, — панибратски ответил спутник девушки, что тоже сбросил все возможные понятия о внешности, будучи эссенцией чистого хаоса, средней как между добром, так и злом. — Пусть она сделает шаг, и ее судьба решится, — ответило существо без интонации. Явление Всадников было одинаковым, появлялись пары: испуганные души и их проводники в мир духов. Они готовились к принятию судьбы. Им было… Любопытно? — Все кончено, — отозвалось существо, бывшее другом, — пора домой… И Пони шагнула вперёд, оставив вопросы и сомнения. — Как много должно быть крови? — Кровь, это только краски. Ты художник, — отзывались сотни голосов. Все было закончено. Всадники начали исчезать. — За свою службу ты получишь награду. Твоя награда — стать новой Евой для целого мира. Ты удивишься тому, что увидишь.***
Стас сидел в землянке, наблюдая росчерки ракет на небе. Росчерки быстро таяли, но из-за горизонта появлялись новые. Росчерки сменились на вспышки, мир во круг разорвали дикий вой далеких сирен. Мир медленно начинал сгорать в огне. Мир лопнул, а когда пришел в норму, Печенька и Пони стояли у входа в землянку, а вокруг них расцветали грибы ядерных вспышек. — Даже ядерный взрыв не сделает это проклятое место хуже, — прохрипел Стас, сидя на земляном полу, — вас не было пару десятков секунд. Этого времени хватило, чтоб мир умер. — Как умер-то? — немного не поняла Пони, пошатываясь и покачиваясь во все стороны. Складывалось впечатление, что только этим она и занималась в последние дни. Последние… — Печенька, почему ты не сказал, что настанет конец? Столько людей… Мы могли помочь им. Что теперь делать? — Мы никому и ни чем не могли помочь. Мир стоял на грани, мир перешагнул. Сейчас в небесах идет страшная война за их души… А здесь разверзнется ад, или что похуже. — Печенька был грустен. — Нам остается выживать, — сказал Стас. — Я делал это всю жизнь. Пони уселась на теплую землю и обняла колени, точно в неком трансе. Ещё даже до посвящения она обрела понимание многих вещей, после — суть бытия пронзила ее, совершенно ясно было, что делать и как жить дальше. Только ирония заключалась в том, что, как и обычно, внутреннее понимание мозгом никак не согласовывалось с протестом души. Видать, она не чистокровный Всадник. Девушка подняла зареванное лицо, подставила под вспышки взрывов где-то вдали и всюду. — Неужели другие не выживут? Мы что здесь единственные бессмертные? Нам нужно объединиться с такими же как и мы. — Она поднялась на ноги, глядя на закатное небо. — Мы так долго этого ждали! Пони в ужасе обернулась на друзей: она не могла сказать ничего подобного. Метаморфозы происходили. — Ты — единственный на континент всадник. А люди… Люди многие переживут эту ночь. А вскоре начнут строить привычный быт… Все будет как всегда, слабый умрет от рук сильного. Да уж, как всегда, если не учитывать того, что до этого дня Пони причисляла себя к слабым и не очень-то достойным. В слух она сказала другое (или не она): — Вы, как мои соратники, готовы объехать окрестные земли, разнести и определить хаус на его место? — А? — спросил мужчина, — куда определить хаос? Печенька отвернулся, будто происходящее его больше не интересовало. Стас был в растерянности. Он был… В отчаянии. Безысходность и малодушие застали врасплох. Подумывал он о том, чтобы пустить себе пулю в голову. Это бы исправило многие проблемы. Для него. — Вы мне скажите, война — следствие ваших небесных игр? — Война, — начала девушка, будто собираясь толковать совершенно очевидные вещи, — следствие грязи и порока. Безрассудности и алчности. На что стала похожа земная жизнь, если не на филиал ада? Подобное противоречит и небесным и подземным законам. Требуется начать все сызнова, обратив в прах. Я пройдусь по окрестным землям и невидимая рука смерти приведет с собой увядание! Пони издала мелодичный протяжный стон, содрогаясь и подставляя лицо багровому небу. Никакой оргазм не сравнился бы с ощущением справедливости, чистой Истины. В ней оставалось все меньше того, что можно было бы причислить к человеческому. — Идёмте же! Печенька, ты поведешь апокалипткар. Всадник уселся на переднее сидение. Идея. В жизни каждого человека рано или поздно появляется та Идея, которая тянет тебя или на дно, или же, как в далекие славные годы — к величию. Стас понял, что потеряв свою жизнь бомжа, шарящего по свалке, он нашел нечто большее. Судя по всему, теперь он будет идти в ногу со временем… — Я на гребне истории? — спросил он. — Какой блять апокалипткар? — не понял Печенька. — Мы разобрали оба уазика… — Ты, Стас, часть великого свершения. История будет написана заново, если у выживших хватит ума и совести делать во благо и созидать, не устраивая войны. Вы ослепли, товарищи? — сияя вопрошала Пони. — В преддверии у меня спросили, на чем я хочу вершить суд, и я ответила: ПАЗ благодеянный! Бесенок выскочил из землянки. Автобус был величествен, он пылал мощью и неукротимой силой. Как водится, у всякого двигателя должно быть свое сырье, и бес чувствовал, что в качестве топлива эта машина сжирает души грешников. И не грешников. — Он просто жрет души, — сказал Печенька подошедшему Стасу, — и он прекрасен… На такой злобной твари, да ведомый… Самим Всадником. Я готов пойти хоть в ад! — Не уверен, что все это — часть божественного плана по второму пришествию, но ладно. — Стас пропустил девушку. — Ты наш лидер, и мы идем за тобой… Хоть в ад. В ад… Стас исчез, растаял в воздухе… А был ли он, Стас? Будет ли этот лучший мир? Здесь, на выжженных ядерной войной пустошах, где его уютный домик — остов, руина прошлого, безликий памятник цивилизации, медленно затухает сознание человека… Был ли этот человек? Даже вороны не прокаркают по нему реквием. Мир мертв, окончательно. Это и есть ад. Была ли та жизнь, что он увидел? Жил ли Печенька — плод больной фантазии? Вот уж не думаю. Была ли та странная девушка Пони, с такою непростою судьбою? Все же Стас был аскет, последние его года прошли в одиночестве и забвении. Он не знал, что великие державы не разделили маленький клочок земли, и в мгновение ока выпустили огненных демонов из подземных тюрем. Ядерные боеголовки взрывались в небесах, оседая на грешную землю продуктами полураспада. — Благословленны грешные, беспокойные да найдут покаяния, — прохрипел, лишившийся разума, полусгоревший, облученный живой труп. Вспышки ещё долгое время вспыхивали ядерной колыбельной, укутывая мир сизым пеплом. Тела продолжали обгорать, искажённые гримасы застывали на лицах обречённых людей. Где-то в центре Пропащенска, в высотном доме обрушились крыша и стены, раздавив тело молодой проститутки. На века погребя под тяжёлыми равнодушными плитами, едва перёд мысленным взором девушки в агонии смерти пронеслись картины иного финала.