ID работы: 8822806

среднестатистическая мерзость размазана по политповестке жирным слоем

Слэш
NC-17
Завершён
25
автор
Размер:
5 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
25 Нравится 13 Отзывы 1 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Калеб послушно опустился на колени, наматывая на кулак зелёные сопли и бриллиантовые слезы, размером с клубнику каждая. Хемниц возвышался над ним как скала, улыбаясь при этом самой блевотворной широкоротой улыбкой превосходства из всех возможных.       — Приступай, блядина хельмерская, – промурчал счетовод, выделяя "мерзкая", а не "Хельмер". Когда они говорили, что Калеб их вывел и что "ещё один такой горбатый выкрутас блять" и они приступят к решительным действиям, Калеб и предположить не мог, что, сука, к таким.       Калеб горестно всхлипнул, но он не мог поступить никак иначе и потому послушно расстегнул ширинку. Он высвободил толстый, уже достаточно твердый член Хемница и, посмотрев на него, как баран на скотобойню, обхватил губами розовую головку. Вопреки всем предположениям Редгрейва, головка была ни сладкая (Де Сальво проецировал и врал) и не солёная (Исааку, видимо, попался нечистоплотный партнёр). На вкус она была, собсна, как член. Калеб начал медленно обсасывать ее и обтирать кончиком языка. Хемниц опустил ему на руку ладонь и сгреб в охапку черные кудри:       — Ну, пошевеливайся, что как в замедленной съёмке. У нас в запасе всего пятнадцать минут и сорок секунд. Уже тридцать девять, еблан.       Калеб вздохнул, но вместо театрального вздоха получилось что-то среднее между мычанием и бульканьем человека с распоротым горлом. Калеб послушно задвигал головой, но как бы он не старался, у него не получалось взять глубже. Хемниц наверху грубовато засмеялся, но смех погряз в стонах. Калеб испытывал сейчас невероятную гамму отвращения к себе и тем, кого он считал своими товарищами, а так же ненависть, страх, кровь, бетон, но продолжал сосать, буравя Хемница снизу вверх взглядом, полным осуждения и праведного негодования. Хемниц двигал бедрами ему навстречу, грубо насаживая Редгрейва на член. В какой-то момент, Калеб стал задыхаться, потому что сбился с ритма и перепуганно замычал, пытаясь вырваться, но Джордж только крепче и больнее вцепился в его волосы – горло Редгрейва все время вибрировало от стонов, а его испуг и физический дискомфорт делали происходящее ещё более возбуждающим.       Не для Калеба, понятное дело.       Наконец, счетовод насильно запрокинул голову Редгрейва, – да так, что очки слетели у того с носа, а шейные позвонки захрустели, – и с упоенными стонами обкончал его подрагивающий кадык и ключицы.       — Я мечтал сделать это с тобой, – томно заворковал Хемниц, – с того момента, как...       — Ты встретил меня? – захрипел Калеб, пытаясь найти свои очки.       — Попо-о-о-озже.       — Когда впустил тебя в круг?       — Пора-а-аньше.       Калеб вскрикнул – борейская гнида наступила ему на пальцы, а потом пинком отправила очки в самый дальний угол комнаты.       — Когда ты впервые открыл при мне рот.       — Так, нахуй, очкарик, – прогремел на фоне прокуренный Фергюсонов бас, – хорош миловаться, твое время вышло.       Джордж униженно заскулил и закусил губу. Он взглянул на Пита, как Ди Каприо поглядел на Розу, которая развалилась всей своей тушей на доске, хотя там вполне хватало места на двоих.       — Но... Но, это все потому что этот чертов идиот тянул время!       — Меня не ебет, освобожай лошадку.       — Но... Но...       — Ебало на ноль, ясно? А то щас...       Питу не протребовалось уточнять что именно «щас», потому что Хемниц, злобно ворча себе под нос и застегивая брюки, удалялся прочь с глаз долой.       Калеб проследил взглядом за тем как Хемниц уселся на колени к Де Сальво и как они тут же принялись лобзаться, как две мультяшные, похотливые чихуахуа, разбрызгивая во все стороны слюну и написанные ярко-розовым лаком для ногтей по зеркалу ахи и вздохи.       Это последнее, что видел Калеб, перед тем как громадная задница Пита Фергюсона накрыла его с головой, словно ебаный девятый вал.       Калеб не то что не мог пошевелиться, более того, он не мог закричать: "спасите", хотя он хотел, он не мог толком вздохнуть, а одно неосторожное движения привело бы к перелому шеи. Он мог только лизать очко и молиться богам, в которых он даже не верил, чтобы это все кончилось.       "Ну, что ж, пока летите с обрыва – отращивайте крылья, бля", – мрачно подумал Редгрейв, а сверху раздалось: "Шевелись плотва!" голосом Пита.       И Редгрейв лизал, лизал так, как никогда, словно это было не очко, а злоебучий леденец со вкусом влажных грез о "счастье и чтобы никто не ушел обиженным". В какой-то момент, где-то между хаотичными, отчаянными лизками и робким проталкиванием кончика языка внутрь, Калеб с ужасом обнаружил, что его это заводит. Он только потянулся, чтобы отдрочить себе, но внезапно проснувшаяся совесть помешала ему это сделать. Неправильно получать удовольствие от унижения, что бы сказал его сын, узнай он, что Калеб так паскудно поступил.       Фергюсон верхом на нем совершенно бесстыдно извивался и лапал себя волосатой лапищей за обвисшую грудь.       — Да, бля, ещё! – простонал Фергюсон, закатив глаза, а Калеб в ответ на это больно вцепился ногтями в его безразмерные волосатые ляхи из соленого теста. С каждым лизком возбуждение Калеба нарастало, но вместе с тем все отчётливее и отчётливее становился перед его внутренним взором Эван, с негодованием смотрящий на развратника-отца. Сколько ему там сейчас? Пятнадцать? Двадцать два? Ох, нет, осуждающий Эван нихера не помогает справиться с возбуждением, он только подстёгивает.       — Приятного аппетита, жополиз, – заключил Фергюсон, бурно кончив Калебу в глотку. Он даже не поленился ради этого слегка приподняться и немного сменить положение.       Калеб остался валяться на полу, позволяя звездочкам, сердечкам и диснеевским птичкам нарезать круги над его головой. Сперма вперемешку со слюной вытекала у него из уголка рта.       Он только что испытал сухой оргазм и легче ему не стало. Теперь к осуждающему Эвану присоединилась ещё и презрительно цокающая языком жена.       — Ну, чё там... Кто следующий?       — Я! – Альберт будто бы и забыл про лежащего на столе Хемница, которого только что трахал и вприпрыжку направился к Калебу.       — Ты ток это... Не знаю, салфеточкой его протри что ли, — довольно хохотнул Пит.       — Угум, разберусь.       — Берти, – с ужасающим борейским акцентом взмолился Джордж, – пожааалуйста, не оставляй меня!       — Развлекай себя сам, – не оборачиваясь, огрызнулся Де Сальво, – пальцы у тебя на месте и их целых пять на каждой руке! Вот у механика у меня на этаже их всего семь в общей сложности, но он как-то справляется...       Он явно передразнивал манеру Джорджа останавливаться на полчаса, чтобы посчитать всякую хуйню в радиусе пяти метров от него.       — Ай, ну почему?!..       — Надо-е-е-ела твоя задница, вот почему.       Калеб горестно вздохнул. Хотелось плакать, но сильнее дрочить. Де Сальво сел перед ним на корточки с ласковой улыбкой палача и пока он садился, его суставы омерзительно скрипели.       — Ну вот видишь, Калеб. Я же предупреждал тебя, что ещё один такой ебанистический кульбит и ты будешь... Ну, нехорошо тебе в общем будет. А ты мне не поверил, дурашка, решил что я блефую, да?       Он сюсюкался с ним как с собакой, возмутительно растягивая гласные в словах. А вот Калеба никто не растянул и видимо вряд ли собирался.       — Добей меня, – просипел Редгрейв, – я не смогу жить с таким позором...       — Прости, детка, таких услуг я не оказываю.       Де Сальво опустился перед Калебом на четвереньки и принялся абсолютно в собачьей манере вылизывать его лицо, мокрое от слюны, слез и семени. Он жадно поцеловал Калеба, а тот, к собственному изумлению ответил на поцелуй. Они где-то с полминуты перекатывали слюну во рту друг у друга.       — Ебать ты, конечно, пожиратель мусора, – подал голос Пит.       — Место работы сказывается, – поддакнул Хемниц.       Альберт вздрогнул, будто бы опомнился. Он отпихнул Калеба от себя, а затем резко встал.       — Я хочу, чтобы ты отсосал...       — Что, опять?       — У себя же. Псина надменная.       — Блять, что?! – Калеб выпучил глаза.       — Что, нахуй? – вторил ему Пит.       — Альтернатива! Ты трахаешь вот это.       Альберт достал откуда-то из-за спины (должно быть, из задницы) плюшевого медвежонка.       — Что, нахуй?.. – повторил Пит, но уже шепотом.       — Товарищ Мягкие Лапки?! – Калеб не мог поверить своим глазам, – как... Где ты...       — Я ещё месяц назад сделал дубликат ключей твоей квартиры, – Альберт швырнул Товарища Мягкие Лапки перед Калебом, – и прихватил сувенир. Для личного пользования.       — Ты... Ты просто Монстр, – взвизгнул Редгрейв.       — Я хотел посылать его тебе по почте по частям. Ну, знаешь, сначала лапку, потом ушко... Но, раз тебе с НИМ приятнее спать, чем со мной, то приступай.       — Ну просто ахуеть – Хемниц с Питом шокированно переглянулись.       Редгрейв с трудом подавил рыдания. Товарищ Мягкие Лапки был для него именно что Товарищем, верным другом и соратником, единственным, кто разделял с Калебом и горе и радость и тем, кто всегда мог подставить свою мягкую, плюшевую грудь под могучие Редгрейвовы слезы.       "Прости меня, друг", – прошептал Калеб в плюшевое ухо.       И он с размаху вошёл в мягкое, набитое паралоном и ватой нутро под одобрительный гогот Фергюсона и Хемница. Пока Де Сальво мстительно пыхтел острым носом. Он-то чувствовал себя отомщенным. С каждым рывком Калеб заходился рыданиями, проходя рекурсию сексуальных пыток и мучительных потрясений. И ничто не могло спасти его, только...       Дверь распахнулась пинком. На пороге стоял Исаак в белом плаще. Он достал револьвер из-за пазухи и выстрелил Калебу в голову. Тот упал замертво, орошая все вокруг кровью и мозгами.       Хемниц взвизгнул как последняя блядина.       — Ну и нахуя ты это сделал? – Альберт раздражённо покачал головой.       — Вот именно! Ты, бля, убил его, чортов психопат! Ты... Ты потраченный! Не я потраченный, не Хемниц потраченный и даж не Де Сальво! Это ты потраченный!       — Напомните мне, – Вайнберг постучал револьвером по дверной ручке, – Какой был уговор?!       — Поебись или умри, – бесцветным тоном ответили трое.       — Ага. Только вот я не могу ебаться. Мне семестодин год, так, на минуточку. И поэтому для меня Калеб был бесполезен. А ваш уговор бессмысленен.

З А Н А В Е С

Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.