***
Поздней ночью Ремус сидел за письменным столом, захламлённым записками на пергаменте, выпусками «Ежедневного Пророка», старыми письмами и снимками. Весь этот беспорядок освещала одинокая масляная лампа. Маг глубоко вздохнул и потёр переносицу. Нет, Ремус Люпин не был одержим расследованием. Он только принимал во внимание все факты. А самый важный факт был приведён Альбусом Дамблдором. Ремус знал Сириуса лучше всех. Ну, по крайней мере, лучше всех оставшихся в живых — что нечасто происходило с людьми, окружавшими Сириуса. Это легко подтверждала статистика погибших членов Ордена Феникса. Ремус вздохнул. Он понимал, что несправедливо обвинял в этом бывшего друга. Они сражались на войне, а на войне люди умирают. Просто было тяжело придерживаться собственных высоких моральных стандартов, когда дело касалось Сириуса Блэка. Если бы он только был способен видеть его обычным Пожирателем Смерти, последователем Волдеморта, да даже предателем Ордена Феникса, тех, кто боролся за магический мир, он мог бы дистанцироваться от злодеяний мужчины. Но несмотря на то, в чём он себя убеждал — что он никогда не знал Сириуса по-настоящему, что он не был тем другом, за которого Ремус отдал бы не то что правую руку — свою жизнь… он не мог избавиться от воспоминаний. Как только ему начинало казаться, что он наконец преодолел себя, какое-либо странное воспоминание вновь поражало его. Даже не особенно важное — какая-нибудь мелочь. Например, первая ночь в Хогвартсе, когда Ремуса разбудил кошмар, а Сириус уже сидел на краю его кровати и протягивал шоколадную лягушку. Или морозный зимний день в Хогсмиде, когда он отдал Ремусу свои шерстяные перчатки, утверждая, что умрёт от теплового удара, если они пробудут на нём ещё минуту. Или первое полнолуние после выпуска из школы, когда измученный тренировкой для будущих авроров Сириус объявился у него на пороге, засмеялся, увидев изумление на его лице и спросил: «Ты правда думал, что я пропущу всю потеху только потому, что мы уже не школьники?» Эти воспоминания повергали Ремуса в мучительные раздумия о том, как же всё так получилось. Как озорной, но незлобивый мальчик, негодяй с добрым сердцем мог совершить… это? Неужели он был таким великолепным актёром? Или же случилось что-то, полностью сломавшее Сириуса Блэка, что-то, о чём они не знали? Ремус никогда бы этого не узнал и не понял, и поэтому он от всего сердца ненавидел некогда любимого Сириуса, совершившего то, что он никогда не сможет позабыть. Их было четверо. Мародёры, четвёрка друзей навсегда. И Ремусу становилось больно при воспоминании о том, как он иногда мысленно исключал из их круга Питера. Питер был милым, только порою немного навязчивым пареньком. Несмотря на то, что иногда Джеймс глядел на него как на питомца, как на своеобразный талисман их компании, так, как не смотрят на ровню, Питер слепо следовал за Джеймсом, золотым мальчиком, как мотылёк на свет. Неудивительно, что мир его перевернулся с ног на голову, когда того убили. Но он сделал большее — выследил Сириуса. Кто бы мог подумать, что маленький Питер на это способен? А Сириус его убил. Человек, которого Ремус считал своим лучшим другом, убил маленького Питера. Ремус любил Джеймса. За его горячую верность и принятие людей такими, какие они есть, за его неугасимые энтузиазм и оптимизм. Джеймс был любимцем удачи. Окружённый любовью и поддержкой с самого рождения, талантливый, популярный, великолепный игрок в квиддич. Он даже совершил невозможное — пошёл наперекор судьбе и завоевал сердце Лили Эванс. Сириус же во всём был небрежен — и в этом была его красота. Он был таким же ярким, уверенным и весёлым, как Джеймс, но более тёмным. Человеком-загадкой. О нём и о его семье ходили слухи, и Ремус знал, что некоторые их них были правдивы. Ремус ненавидел это признавать, но, вероятно, именно этот внутренний мрак притягивал его к Сириусу более, чем к Джеймсу, ставил их вровень. Как и он сам, Сириус боролся с жизнью, просто тщательно это скрывал. Казалось невозможным, что Джеймс падёт первым. Такие люди, как Джеймс и Лили, жили вечно, долго и счастливо — по крайней мере, когда-то Ремус так думал. Но жизнь оказалась далеко не сказкой. Она переворачивалась с ног на голову, а счастливые финалы никогда не наступали. Но, хотя Ремус больше не верил в счастливый финал, он не мог стоять в стороне и смотреть, как угасает последняя искра надежды на него. Пусть он и не учился на аврора, как Джеймс с Сириусом — будучи оборотнем, он не обладал ни малейшим шансом на работу в министерстве, но не зря же он считался умником. Тем, кто был способен перекопать всё вдоль и поперёк, чтобы в конечном счёте прийти к ответу. А ответ должен был существовать. Что бы Сириус ни планировал, Ремус верил, что у него были на то логические причины. Многие вопросы нуждались в ответах. Чего Сириус хотел от Гарри? Куда он направлялся? Как ему вообще удалось сбежать? Почему именно сейчас? Были ли у него союзники? Помогали ли они ему до сих пор? В этом Ремус почему-то сомневался. Все обстоятельства нападения на Дурслей и похищения Гарри говорили против этого. Кстати, возможно, это было самое место для начала. Из прочитанных Ремусом маггловских детективов вытекал тот факт, что первый этап расследования — всегда осмотр места преступления.***
Сириус уложил Гарри на диване, укрыв какими-то старыми одеялами, найденными в кладовке, сопряженной со спальней. В комнате была большая кровать, но там оказалось ещё более сыро и холодно, чем в гостиной, где Сириус хотя бы смог развести огонь — в старом камине. Ему пришлось сделать это маггловским способом, мысленно благодаря дядю, научившего его этому. Он всегда говорил, что Сириус должен быть готов к чрезвычайной ситуации — особенно с учётом того, что несовершеннолетним запрещали использовать магию вне школы. С другой стороны, маггловедение оказалось не особенно полезным — какой маг станет держать в доме странные маленькие загорающиеся палочки? Однажды он показал своё умение друзьям. Джеймса не особенно впечатлило «тереть дерево и дуть на него». Это казалось сложной и пустой тратой времени его другу, который привык, что можно просто ткнуть волшебной палочкой и сказать заклинание. Но Ремус нашёл это довольно классным. Теперь Гарри, завёрнутый в слои одеял, спал на старом диване перед камином. Он выглядел мирно. Его чёлка спадала на закрытые глаза, блики огня танцевали на бледной нежной коже его лица, а длинные чёрные ресницы оставляли тени на его щеках. Сириус взял ещё одно одеяло и накрылся им, располагаясь поудобнее в кресле напротив крестника. Он наблюдал за спящим маленьким мальчиком и думал о том, что будет дальше. Ему казалось, что он немного сблизился с Гарри, и сейчас, когда они больше никуда не убегали, их отношения станут развиваться чуть легче. Но были и другие, бытовые проблемы: добыча еды и одежды, постоянная игра в прятки с преследователями. И, возможно — лишь возможно! — стоило подумать о способах сделать невыполнимое — доказать свою невиновность. Но физическое напряжение, длительный поход и тысячи волнений окончательно измучили Сириуса. Его глаза начали закрываться, и вскоре он провалился в пучину сна. Из-за невозможной усталости Сириус спал настолько глубоко, что даже его обычные ночные мучители не приходили. Но когда на востоке показались первые лучи солнца, возвещая о наступлении нового дня, он перешёл из пребывания почти без сознания в состояние поверхностного сна. Это был дом его родителей. Он сидел в полумраке одного из залов. Окна здесь всегда были завешены бархатными шторами, и свет сюда почти не проникал. Его одежда казалась жёсткой, а высокий воротник — удушающим. Ему было очень жарко, и он попытался расстегнуть воротник потными пальцами. Внезапно его шлёпнули по руке, а голову отдёрнули назад за волосы. Его взгляд встретился с блестящими обсидиановыми глазами матери. — Мерзость! — сказала она. Её рука отпустила его волосы, но длинные ногти, выкрашенные в алый цвет, впились в его щёки. — Ты только посмотри на себя! Это отвратительно! — процедил её голос. Она толкнула его в кресло*. — Ты нас позоришь! Посмотри на свои туфли. Так ты собираешься представлять нашу семью? Он взглянул на свои полированные зашнурованные ботинки. На левом — сбоку — красовалось пятнышко. — А что у тебя с волосами? За волосы ещё раз больно дёрнули. — Почему бы нам просто не запереть тебя в твоей комнате? Тогда тебя хотя бы никто не увидит. Её глаза уставились на него с неприкрытым отвращением. — Что, не можешь ответить, имбецил? Должно быть, тебя в младенчестве в Мунго уронили. Наверное, тебя ещё и подменили — я точно не могла дать жизнь такому кретину! В дверях кто-то захихикал. Он повернул голову и увидел двух девочек, блондинку и брюнетку. Блондинка презрительно смотрела на него, вздёрнув нос. Брюнетка смеялась. Её тёмные глаза горели ехидством. Вдруг раздался мужской голос: — Вставай! Его руку крепко, больно схватили чьи-то пальцы и подняли с кресла. Его отец развернул его к себе спиной и спустил с него одежду. Он не сводил взгляда с матери. Ему было слышно тихое шуршание отцовской шёлковой мантии, когда тот достал волшебную палочку. Его испуганные глаза умоляли, но мать просто брезгливо отвернулась от него. — Мразь! — выплюнула она и отошла. Вспышка острой, жгучей боли кнутом прошла по его спине. Эта боль была ужасна, но гораздо хуже было от ядовитых слов отца о том, что он это заслужил. Внезапно чья-то рука подняла его подбородок, и вот он уже смотрел в лицо шестнадцатилетнего Джеймса. — Пожалуйста! Пожалуйста, помоги мне, Сохатый! — с мольбой в голосе попросил он. Джеймс поглядел на него с упрёком. — Так, как ты помог мне? — спросил он, покачивая головой. А потом он отошёл к стоявшему неподалёку Ремусу и положил руку ему на плечо. Они синхронно развернулись и ушли. — Нет! Джеймс! Луни! Пожалуйста… Простите! Умоляю, простите! Пожалуйста, не бросайте меня… Болевой импульс вновь прошёл по спине, и он проснулся от собственного крика в ушах. Он приподнялся в кресле, тяжело дыша. За ночь огонь в камине погас, но небо за грязным стеклом уже потихоньку светлело. Наступал рассвет. В следующую секунду он понял, что Гарри стоит прямо перед ним и смотрит на него с беспокойством. Сириус сглотнул. Должно быть, он разбудил щеночка. И вдруг Гарри сделал шаг вперёд, потянулся к нему своей ручонкой и коснулся шершавой щеки Сириуса. Только тогда волшебник заметил, что щёки его были мокрыми. Гарри вытер его слёзы и неуверенно улыбнулся. Сириус выдохнул — и когда он успел затаить дыхание? — и резко избавился от всяческого напряжения. Он притянул Гарри к себе ещё ближе, и мальчик обвил его шею руками, зарываясь лицом в длинную спутанную копну волос.***
«Дело не в Сириусе, а в Гарри», — сказал Ремус Дамблдору, и он старался помнить об этом. С той роковой ночи он видел Гарри лишь однажды, и то издалека, но мальчик был и сейчас оставался его единственной семьёй. Его стаей — так с ухмылкой называл это Сириус, и Ремус когда-то верил, что тот всё понимал и разделял. Но это было не так. Против своей стаи не шли, а Сириус пошёл. Семь лет назад после Хэллоуина стая Ремуса исчезла, и он остался один. Мир Ремуса рухнул, покинув за собой лишь одно. Единственного человека. Маленького Гарри Поттера. Когда после полнолуния Ремус превратился в человека и узнал о произошедших событиях, Гарри уже был со своей маггловской роднёй. Ремусу не дали шанса его увидеть. Да, он знал, что это было к лучшему. Дамблдор объяснил все причины, и Ремус его понял. Он не мог позаботиться о Гарри, и он это знал. Он был слишком опасным. У него не было постоянной работы. И министерство никогда бы не позволило ему, оборотню, стать опекуном ребёнка, тем более — самого знаменитого ребёнка магического мира. Он это знал. Но это не значило, что он того не желал. Отец Ремуса умер, когда тот был совсем маленьким. После того, как его сына укусил оборотень, его жизнь была разрушена. Мать Ремуса покинула этот мир всего спустя год после того, как он выпустился из школы. Странно, но почти все из их компании потеряли родителей совсем молодыми — он сам, Джеймс, да даже Сириус, хоть последний к тому времени уже не имел с ними ничего общего. Тогда Ремус думал, что это объединит их ещё сильней, но это были всего лишь мечты. По правде говоря, стая Ремуса распалась ещё до той ужасной ночи. Вне школы Питер уже не был вечной жертвой хулиганов. Он нашёл хорошую работу в магической торговой компании, и, даже будучи членом Ордена, всё больше отдалялся от них. У него появились новые интересы и новые знакомые. Джеймс и Сириус, конечно, были неразлучны. Они вместе учились на авроров и жили в одной лондонской квартире. Даже после свадьбы Джеймса и Лили Сириус чаще бывал в их доме, чем у себя. Это приобрело ещё большие масштабы, когда родился Гарри, и Сириус стал его крёстным отцом. Сириус был без ума от мальчика, и Ремусу было больно думать, что он, наверное, уже тогда, обнимая малыша и корча ему рожи, планировал своё предательство. Ремус начал чувствовать себя чужим. Джеймс и Лили создали семью. Хотя Сириус тогда был слишком занят своими делами — например, жизнью двойного агента — чтобы провести с девушкой более одной ночи, Ремус почему-то был уверен, что скоро он остепенится. По сути, после школы друзья оставили его позади. Ремус получил столько же Ж. А. Б. А., сколько Джеймс и Сириус, но пока те учились на профессию их мечты, он был рад работе, которая могла его хотя бы прокормить. Всякий раз, когда он приходил в гости, Джеймс давал ему денег. Ремус ценил это, но стыдился жалости друзей к нему. Ещё больше он стыдился того, что часто принимал эту помощь, и потому всё реже и реже наведывал Годрикову Лощину. Подход Сириуса был куда более тонким. Он понимал, что Ремус ненавидит жалость — возможно, потому, что знал, каково это. И Сириус притворялся, будто это Ремус делает ему одолжение. У него откуда-то появлялись разные друзья и знакомые, срочно нуждающиеся в помощи. Его бывшим соседям, переехавшим в недавно купленное поместье, нужно было избавиться от волшебных домашних вредителей, и, конечно же, никто, кроме Ремуса, не был на это способен. Когда кузина Сириуса Андромеда попросила его помочь ей посадить возле дома сад, Ремус узнал, что Сириус, оказывается, ничего не смыслит в гербологии. Редактор «Современной Магической Защиты» дал ему задание — написать колонку, но он был так сильно занят тренировками, а Ремус ведь всегда гораздо лучше обращался со словами… Как ни странно, но последнее всё ещё оставалось единственным источником его постоянного дохода. После ареста Сириуса редактор газеты признался, что знал, что колонку пишет Ремус, и спросил, не желает ли он продолжить — под псевдонимом. То, что своей работой он был частично обязан убийце, до сих пор вызывало у него тошнотворное чувство. Сквозь восточное окно спальни-кабинета Ремус видел слабый свет зари. Ему следовало поспать, прежде чем вновь браться за дело. Ремус осознавал, что не имел права спешить, и знал, что перед принятием следующего шага стоит посоветоваться с Дамблдором. Альбус всегда настаивал, что лучшее место для Гарри — дом его тёти с дядей. На самом деле, он так упорствовал, что Ремус подозревал, что причиной этому была некая особенная магия. Дамблдор часто раздражал своими секретами, но Ремус нуждался в ответах, и он их получит. Сначала от Дамблдора, потом от Дурслей, и затем, наконец, от Сириуса Блэка.