Give me what I want

Шуичи с детства находит созвездия в глазах Кокичи, наблюдает за тем как становясь старше, в его глазах тускнеют звёзды и падают кометы. Они кажется оба больны, но если Шуичи болен этим маленьким ангелом, то тварь, что ночами сжирает моральные внутренности Кокичи ему неизвестна. Кокичи — испуганный маленький мальчик, что стоит на перепутье двух дорог: убить себя или мучаться дальше. И день за днём он выбирает второе по неизвестной причине, наверное, он мазохист и ему тупо нравится. Кокичи с детства обращает внимание на нездоровый блеск закручивающихся спиралей в глазах Шуичи, замечает, что чем старше тот становится, тем больше походит на одержимого ужасной идей, что навек прорастила корни в его голове. Кокичи испытывает дикий страх, словно вместо привычной виноградной панты литрами пьет тот страх, что вселяет в него Шуичи. Учитель настоятельно просит Ому пересесть к Саихаре, на что первый вздыхает так тяжко, будто должен намеренно пойти утопиться в болоте, но просьбу все равно исполняет без лишних пререканий. В старших классах глаза Шуичи вместо привычного оттенка золота, начинают отливать краснотой из-за лопнутых капилляров. Он ночами залипает на множество фотографий Кокичи, что спрятаны в его комнате. Они так прекрасны. Кокичи в школе. Кокичи гуляет в парке поздно вечером. Кокичи дома. Кокичи делает домашнее задание. Кокичи переодевается. Кокичи идеален как самая заветная мечта или иллюзия. Иногда Шуичи не верит, что знаком с ним лично, что имеет возможность быть рядом. Ему кажется, что сам Ома излучает свет, приятный, белый как снег и, возможно, именно это так влечет. Шуичи не в первый раз испытывает эрекцию, просто глядя на фотографии, что он сделал лично. Его ангел прекрасен. Шуичи влюблен и уверен, что его любят в ответ. По-другому быть просто не может, ведь он знает как фиолетововолосый мальчишка с тусклой кривой улыбкой нуждается в нем. Кокичи же утопает в двух состояниях, что сменяют друг друга как щелчок лампочки в ванной комнате. Либо он чувствует очень много, либо не чувствует ничего. Кроме всепоглощающего страха, что вселяет в него названный друг, кажется, что больше ничего он к нему не испытывает. Но вместе с тем Ома привык к нему. Саихара словно негласно заставил всегда быть рядом, невидимыми путами привязал к себе, словно собственную собачонку и позволил привыкнуть. В обоих парнях разрастается болезненный гербарий непонятных чувств, их привязанность друг к другу кажется нездоровой, больной, но кому какая разница? Шуичи постоянно думает о том какой же на вкус Кокичи, лихорадочно краснеет и улыбается как маньяк. В то же время школьные хулиганы, одевшись в плащи смутной благодетели избивают Ому за школой, крича обидные «фрик» и «педик». Даже когда Кокичи соглашается с ним погулять Шуичи не замечает синяков и гематом, что космической пылью уродливо разливаются по телу любимого. Ома умеет терпеть и хранить тайны. Ужас липкими лапами сжимает его маленькое сердце от мысли, что будет если Саихара узнает. Он до сих пор не понял природу своих чувств и думает лишь о том, что ему страшно и гадко. И от Шуичи, и от самого себя. Ненавидеть себя легче всего. Всегда легче поверить в то, что ты неправильный уродливый фрик. И Кокичи верит, отчаянно избивая костяшки в кровь. Ему кажется, что запас слез в нем бесконечен и покуда жив он всегда будет извергать из себя соленые моря, что стекая по щекам остывают и становятся безжизненными. Впервые они трахаются в кабинете физики, когда наступает большая перемена и все ученики, измученные жарой, вытекают на улицу, словно проток реки, что настойчиво бьётся о скалы. Отныне Шуичи знает какой на вкус Кокичи, а также знает и то, что они навек связаны, хотя вечность — это достаточно долго и относительно. Кокичи же все ещё гадко и даже немного больно, ведь при трении задеваются раны, что красивыми узорами поселились на запястьях. После этого молчание между ними повисает ровно на два дня, что кажутся мучительной пыткой для обоих, но они по-прежнему сидят за одной старой обшарпанной партой и Шуичи просто не выдержав, хватает руку Кокичи под партой, переплетая их пальцы, чувствуя его дрожь и гладя большим пальцем все такие же избитые костяшки. Ома замечает, что ему чуть легче дышать, но весь воздух быстро выбивает из лёгких грязный ботинок мудилы, что затащил мальчишку в школьный проулок с намерением заставить его отсосать. Занятия давно закончились, здесь никого нет, а небо такое же серое как вся жизнь и хрупкое будущее Кокичи. Его колени стёрты в кровь, он впервые упирается, потому что в груди вдруг все воспротивилось, в мыслях поселилось настойчивое «не предавай» и начало отчаянно тошнить внутренностями. В уголках глаз собрались слезы отчаяния и боли, что так и не решались стечь ручейками по нежному фарфоровому личику. Он чувствует, что хватка ослабла, а после и вовсе растворилась как дым от тех сигарет, что эта скотина выдыхала ему в лицо, а когда поднял свой затуманенный взор, то увидел Шуичи, который уже успел в отместку заехать ногой в лицо этой суке, а после для верности нанести ещё пару-тройку ударов в живот, и пока паскуда скулила под ногами, тихо поинтересовался у Кокичи, что произошло. Ома начал хрипло лепетать что-то про член и по телу Саихары словно током ударило осознание. Вмиг тонкая корка спокойствия треснула, приводя его в бешенство — настоящую животную ярость. Опустившись на корточки перед отторгнутым обществом мусором, он плюнул ему прямо в лицо и рассмеялся. А после встал, подошёл к Кокичи, усадив его осторожно около стенки. Сердце последнего словно впервые забилось теплом, обрело какие-то тусклые краски и трепетом маленькой птички отозвалось на поцелуй, что Шуичи оставил на его кровавом, как розы в мертвом саду, виске. С интересом ангел наблюдал за улыбкой спасителя, что была такой пугающей и притягивающей одновременно. Смотрел и за тем, как тот избивает мучителя и какая-то радость впервые осознанно поселилась внутри. Издав для начала лёгкий смешок, Кокичи начал хохотать в полное горло, замечая как лицо этой падлы превращается в непонятную красную кашу. Шуичи заслышав смех повернулся, нахмурившись, но увидев, что просто развеселил свое солнышко, тут же вновь улыбнулся и подошёл к нему. Кокичи потянул его на себя за галстук и поцеловал его так, словно они давно были нормальной эмоционально-стабильной парой. В тот день и в том грязном проулке они впервые не трахались, а как говорят слащавые парочки, занимались любовью. Шуичи целовал его шрамы на руках, говоря, что они прекрасны и слизывал кровь с лица. Кокичи же отдавал всего себя, искусывая знакомые губы, издавая пошлые стоны от которых кружилась голова. Поцелуи были со вкусом свинца и стали — настоящий букет отчаяния. Но опять же спрошу: кому какая разница? Отныне вечность — это не относительно. Отныне вечность — это переплетённые ладони, перепачканные в крови и поцелуи со вкусом железа.