***
— Репетиция окончена, всем спасибо.— с кроткой ухмылкой произносит режиссёр, пожимая руки подходящим к нему альфам и приобнимая улыбающихся омег. (Любимых артистов все-таки.) Последним в зале задерживается один из главных актёров его новой драмы, парень с серьёзным видом пытается поскорее запихнуть в сумку уйму макулатуры в виде сценариев, учебников и обычыных клочков ненужной бумаги, так еще и личные вещи. В голове бардак, в руках тоже. Устал. Слишком. И состояние его выдают вид вместе поведением, уж слишком на тэхёново непохожим. Мин это замечает одним из первых, но совсем не потому что режиссёру нужно заботиться о состоянии своих подопечных, а по довольно-таки личным причинам. Тем, что в простонародье называют симпатией, а уж взамной или нет, альфе совсем не понятно, ибо Ким всегда уходит от ответов, краснея и запинаясь нелепо, сбегает, игнорирует, но от себя не огораживает, чем интригует еще больше. Однако Юнги — мужчина довольно уверенный в себе и добиваться своего привык, именно поэтому старший вновь к омеге подкрадывается и со спины приобнимая, помогает все сложить аккуратнее, а младший и не сопротивляется даже, только щеки предательски горят, а коленки подкашиваются от волнения. — Тэхён-щи… Подвезти тебя до дома? — шепчет прям над ушком, так еще так нежно, что сердечко в пятки уходит. Ким улыбается, все же отстраняясь от своего кумира, человека, которым он мог восхищаться во всех аспектах его характера и деятельности. Младший даже понятия не имеет, как такой талантливый и известный режиссёр положил на него глаз, такую невзрачную мышку, коим он считал себя почти всегда, слепо презирая собственный актёрский дар. Сам Мин Юнги? Кому скажешь, не поверят вовсе. И Тэ не верит. Моментально эту злополучную сумку хватает, отнекнивается, успевая извиниться перед ним около пятнадцати раз и к двери направляется скорее, дабы перестать уже позориться и еще ниже себя опускать. Стыдно. До ужаса. Возможно этот отказ войдет в историю тех случаев, которые будут приходить в голову перед сном в далеком будущем, когда даже Юнги не вспомнит об этом, а омега упрекать себя станет. Быть может он мог давно уж согласиться, но это его собственное табу. «Я актёр, он режиссёр», — близкие взаимоотношения неприемлемы из принципа даже. Именно поэтому младший с унылым видом покидает здание, по привычному для него маршруту в метро спускаясь.***
Чонгук этого паренька приметил сразу. Неловкий, неуклюжий, наверняка глубоко в своих мыслях затерянный, плюхается на сиденье рядом с ним, зевнув, роется в сумке, в поиске наушников. На автомате включает плейлист на 'спотифай', подписанный как «my love, my soul, my music», сосед его все это замечает и уж очень интересуется им. А как только из громких динамиков доносится знакомая мелодия, Гук улыбается тепло, находя это чертовски милым и одновременно странным. «Квин», «Ливерпульская четверка», незнакомец явно имел хороший вкус, чем подкупал любопытного альфу. Чон не заметил даже, как тот склонил голову на чужое плечо, сладко посапывая. Не воспользоваться этим моментом он не мог, именно поэтому тихонько вытащил один наушник, вставив его себе в ухо и наслаждаясь любимыми песнями с таким приятным парнем. Все же такая идиллия долго не продлилась, а голос какого-то мужчины, сообщающего об остановках, вернул Чонгука к реальности. Нужно прощаться, с тем, с кем даже познакомиться не успел, однако этот эпизод хорошим воспоминанием отложится уж точно не на короткий срок, он уверен в этом.***
— Черт! Черт! Черт! — хлопнув себя по лбу шепчет юноша, крутя в руках беленький эирподс, отключившийся в эту же секунду. Возможно он бы и дальше слушал музыку, если бы обладатель телефона не умчался на другую станцию. Как он мог так облажаться, и как теперь вернуть наушник незнакомцу, Чон не знал. Дурак. Дурак, заведомо чувствовавший, что благодаря несчастному наушнику, он встретит этого омегу с отличным музыкальным вкусом еще не раз, и что именно помехи в «богемской рапсодии» станут началом их собственной драмы.