Сменяя обличья

Когда Се Лянь говорит, что для очередного задания необходимо принять женское обличье, Хуа Чэн без колебаний соглашается. Когда же они успешно завершают задание, Хуа Чэн неожиданно выдаёт: — Цзецзе, давай останемся так. Се Лянь в лёгком недоумении замирает, перед собой накрывая одну ладонь руки другой. — Что-то случилось? — на её губах чуть обеспокоенная улыбка: всё прошло хорошо, и особой необходимости оставаться в женском обличьи нет. Но Хуа Чэн явно считает иначе. Она неожиданно оказывается совсем близко: настолько, что их груди упруго соприкасаются. Тело Се Лянь охватывает жар, дыхание на одно короткое мгновение будто выбивает из лёгких, а на щеках помимо её воли выступает нежный, подобно лепестку только распустившегося цветка, румянец. Она не может ни сделать шаг назад, ни податься вперёд, будто полностью скованная по рукам и ногам невообразимой красотой и невероятной энергией, исходящей от Хуа Чэн. Внутри зарождается какое-то странное чувство, которое она пока не может описать, но и неприятным его тоже не назовёшь. Это чувство похоже на то, будто она — слабая жертва, с которой вот-вот начнёт играться и дразнить сильный хищник, но страха нет — только щекочущее предвкушение, которое томительно разливается по всему телу с волной мурашек. Робкий взгляд Се Лянь из-под пушистых ресниц сталкивается со взглядом Хуа Чэн, приковывающим к себе, завораживающим, чуть ли не лишающим девушку её последней воли: в нём неудержимый азарт и разгорающееся желание плещутся вперемешку с щемящей любовью и заботой. Уголки губ Хуа Чэн поднимаются в озорной улыбке, и она больше не мешкает: тонкими пальцами правой руки подхватывает изящный подбородок Се Лянь, левая же рука по-хозяйски ложится на изгиб талии поверх белых одежд, окончательно притягивая свою возлюбленную ближе к себе. Ярко-красные губы Хуа Чэн, будто пропитанные кровью или выдержанным вином, осторожно касаются чуть приоткрытых мягких губ Се Лянь. Разница в росте в их женских обличьях не так существенна, и Се Лянь с долей восторга понимает, что ей даже не приходится привставать на носочки ради того, чтобы всласть насладиться поцелуем. Она расслабляется, чувствуя успокаивающие поглаживания ладони по её спине, и позволяет их губам сомкнуться полностью под ускорившееся биение сердца. Се Лянь закидывает руки на плечи Хуа Чэн, которые сейчас гораздо уже, чем обычно, и блаженно прикрывает глаза, ощущая, как внутри неё просыпаются неугасимый интерес и неведомое доселе желание женского тела. Рука Хуа Чэн, ранее придерживающая подбородок, перемещается к линии скул, поглаживает щёку, подушечками пальцев едва задевает ухо, а затем ладонь поднимается выше и путается в шёлке волос. Поцелуй отдаёт пряностью, почти невесомое прикосновение губ лишь раззадоривает, не утоляя вдруг возникшую жажду на плавящие ласки и обжигающую близость. Сердце Се Лянь колотится бешено, разрастаясь нетерпением. Губы то смыкаются плавно, то размыкаются, будто нехотя, переплетаясь в игривом танце, и Се Лянь периодически забывает, как дышать, поглощённая мыслями об изгибе таких привычных, но сейчас немного незнакомых губ. Прикосновения ощущаются мягче, нежнее, и Се Лянь не может отказать себе в эгоистичном удовольствии чуть сжать нижнюю губу Хуа Чэн меж своих, потянуть на себя, посасывая, а в ответ почувствовать, как рука вдоль спины спускается к талии и движется дальше, сжимая бедро. Се Лянь с тихим стоном выдыхает, и Хуа Чэн уже не может сдерживать себя: её юркий язык толкается во влажный рот, жадно исследуя каждый его миллиметр. Ладони Се Лянь поглаживают округлые плечи в красных одеждах, медленно переходят на спину и с нажимом очерчивают лопатки, а затем неожиданно, будто не контролируя движения вовсе, скользят вдоль рёбер прямо под грудь. Она замирает, неудержимо краснея, поступок ей кажется исключительно дерзким, но не оттолкнёт же её Хуа Чэн от того, что она решила быть чуть капельку смелее в подобный момент. А в голове у Хуа Чэн вырастает ураган, сметающий напрочь все мысли, и хочется только отдать всю себя без остатка, не ограничиваясь такими немного неловкими, изучающими прикосновениями. Она готова прямо сейчас рассыпаться на тысячи призрачных бабочек и собраться воедино снова, лишь бы ладони её возлюбленной богини ложились повсюду, касались смелее, позволяя удовольствию полностью заполнить её тело. Хуа Чэн, даже не прерывая ни на мгновение поцелуй, вынимает игральные кости и небрежно бросает, мигом перемещая их обеих в свои владения. Она подхватывает Се Лянь в объятия, и одним порывистым, но крайне аккуратным движением роняет её на кровать. Се Лянь не успевает ничего толком сообразить, только понимает, что здесь и сейчас их больше ничего не останавливает от того, чтобы полностью раскрыться друг другу. Руки Се Лянь обвивают чужую тонкую талию, на которой холодным серебром лежит резной пояс, а руки Хуа Чэн в то же время как будто боятся решительных действий, благоговея перед изгибами распластавшегося под ней тела: что-то сокровенное, достойное только избранных — избранной, её, Хуа Чэн. Она предвкушает и останавливает себя, распаляется и пытается держать свои бьющие через край чувства и эмоции под контролем. Она с влажным звуком разрывает поцелуй, всё ещё ощущая лёгкое покалывание и отпечатавшуюся мягкость губ Се Лянь на своих. Се Лянь раскрывает трепещущие ресницы, дуга тонких приподнятых бровей придаёт её лицу неземное очарование и послушную невинность, которые хочется запечатлеть в памяти навсегда. Хуа Чэн нежно целует её в бархатный полог века, проводит губами вдоль пылающих щёк, чуть прихватывает кожу под линией челюсти, и Се Лянь отклоняет голову чуть назад и вбок, подставляя молочно-белую шею под спускающиеся вниз поцелуи. Хуа Чэн желала бы покрыть эту светлую кожу своими следами любви, не оставляя на ней ни единого свободного места, но сейчас ситуация немного иная, новая для них обеих, и стремление быстрее раскрыть грани неизведанных прежде ощущений пересиливает всё остальное. Хуа Чэн скользит острым языком вдоль ключиц, опускаясь к впадинке на их стыке, а ладони её наконец тянутся к полам белоснежных одеяний. Она останавливается, поднимая замутнённый желанием взгляд единственного глаза на чуть дрожащую от её прикосновений Се Лянь. Хуа Чэн облизывает вмиг пересохшие губы и с надеждой задаёт вопрос, который прямо сейчас решит всё: — Цзецзе, позволишь? Се Лянь прикрывает глаза и выдыхает через нос, чуть сильнее цепляясь длинными пальцами за красные одежды напротив. Её мысли плавятся, как и она сама, она знает, что никогда не сможет отказать, и следующие слова ей даются тяжело только из-за подкатывающего к самому горлу смущения: — Да. Это «да», сказанное тихо, но решительно, отзывается в её сердце чувством чего-то неотвратимого, и она открывает глаза, чтобы увидеть нависающую над ней Хуа Чэн, на лице которой играет самая восхитительно счастливая улыбка в мире, способная затмить своим сиянием тысячи Солнц. Се Лянь улыбается в ответ так же открыто и счастливо, окутываемая этими теплом и безграничной любовью, которые переполняют их обеих по отношению друг к другу. Изящные руки Хуа Чэн с красивыми пальцами и тонкими аристократичными запястьями оттягивают в стороны слои одежд, открывая взору поистине божественное зрелище. Кожа Се Лянь, бледная, словно яшма, кажется почти прозрачной, и можно разглядеть под ней проступающие голубые линии вен. Её округлые крепкие груди тяжело вздымаются от каждого вздоха, смешанного с возбуждением, и на мгновение ей хочется прикрыться от внезапно охватившего её чувства стыда. Она уже поднимает руки, но их быстро перехватывает Хуа Чэн, будто предугадывая чужие мысли, возвращает к себе на плечи, не позволяя скрывать подобную красоту. Се Лянь ничего не остаётся, кроме как отвести в сторону взгляд, позволяя вытворять Хуа Чэн всё, что ей заблагорассудится. И та как будто совсем не теряется, холодными ладонями проводя вдоль стройной талии, но на самом деле до дрожи боится сделать что-то неправильно, оплошать и не сыграть на хрупких струнах чужого удовольствия. Но звонкий протяжный стон, который срывается с уст Се Лянь, когда Хуа Чэн накрывает своими губами чувствительную бусинку ярко-розового соска и чуть тянет её зубами, говорит о совершенно противоположном. Она продолжает играться, ладонями накрывает жаждущую ласки грудь, массируя её размеренными движениями, и Се Лянь пальцами путается в чёрных волосах, прижимая голову Хуа Чэн ближе к себе. Хуа Чэн буквально не хочет её выпускать, переходит губами от одной груди к другой, носом проводя вдоль приятной ложбинки, и не устаёт помогать в своих ласках руками, слепо шаря по полуобнажённому телу. Се Лянь стонет часто и коротко, с придыханием шепчет «Сань Лан», закидывая в нетерпении ноги на чужую талию. Её возбуждение ноет тугим комком внизу живота, когда влажный язык Хуа Чэн движется к ямке пупка. Се Лянь понимает, что почти без одежды она тут одна, и эгоистичное желание находит выход в словах: — Сань Лан, пожалуйста… позволь мне взглянуть на тебя. Хуа Чэн тут же покорно застывает: желание её богини — закон. Распалённая, она всё-таки находит в себе волю оторваться от манящего тела и садится рядом, начиная снимать свои украшения. За ними следуют красные верхние одежды, затем — нижняя рубаха и всё остальное, что может помешать свободному обзору. Хуа Чэн действует не быстро и не медленно, послушно раздеваясь, но как будто боясь столкнуться с каким-либо осуждением в сторону себя. Се Лянь же не может оторвать взгляд, когда взору её предстаёт идеальное белоснежное тело с его чарующими изгибами, в котором пышущая юность сплетаются с изящной женственностью, и будто нет в нём ни одного изъяна или черты, которая не услаждала бы глаз. Хуа Чэн смотрит прямо, открыто, но по тону непонятно, что она чувствует сейчас: — Цзецзе нравится то, что она видит? Се Лянь считает, что ни одна возвышенная похвала не сможет передать увиденного. Она встаёт с простыней и садится напротив, заключая лицо Хуа Чэн в чашу своих ладоней, и та сразу льнёт к ним, прикрывая глаз. — Ты прекрасна, — произносит Се Лянь с абсолютной уверенностью в голосе, и сердце её срывается в галоп. Она кладёт одну ладонь на грудь Хуа Чэн туда, где должно было бы быть её сердце — сейчас недвижимое, но от этого не менее преданное чувству любви. Хуа Чэн накрывает чужую ладонь своими и неизбежно утягивает Се Лянь в поцелуй: медленный и размеренный, почти невинный, в который вложено больше, чем можно сказать на словах. Пока они целуются, соприкасаясь разгорячёнными телами, Хуа Чэн избавляет Се Лянь от последних деталей её одежд, которые сейчас совсем не нужны. Она вновь утягивает её на простыни, и Се Лянь прижимает её приятной тяжестью своего тела. Руки Хуа Чэн укладываются на округлые бёдра, мягко поглаживают, чтобы чуть позже немного резким движением подтянуть выше, вынуждая Се Лянь привстать и упереться руками в изголовье кровати. В глазах у Се Лянь лёгкое замешательство, пока она смотрит сверху вниз, и Хуа Чэн на него только с обольстительной улыбкой отвечает: — Позволь мне доставить тебе удовольствие, цзецзе. Се Лянь только тихо сглатывает, чувствуя, как поджимаются мышцы в сладкой истоме. Хуа Чэн устраивается удобнее между расставленых ног, и её губы касаются пышущих жаром половых губ Се Лянь в осторожном приветственном поцелуе. Язык с удовольствием раздвигает два нежнейших лепестка, начинает неторопливые и размеренные движения, тщательно проводя по влажной, с терпким вкусом, коже. Она вдохновлённо лижет, с упоением посасывает, легонько кусает, выбивая каждой своей изощрённой лаской дробные высокие стоны Се Лянь, которые вперемешку с заполошными ударами её сердца создают самую восхитительную из существующих в трёх мирах мелодий. Се Лянь и представить себе не могла, что будет так до умопомрачения приятно, что наслаждение будет проникать в каждую клеточку кожи, будто она — оголённый нерв, чувствительный к каждому из будоражащих касаний. Её ладони невольно сжимаются крепче, пуская по деревянному изголовью паутину трещин, а всё её тело дрожит, впитывая в себя непрекращающиеся, оглушающие потоки удовольствия, а к искусанным губам не устаёт приливать кровь. Хуа Чэн продолжает мучить её ласками, и к умело работающему внизу языку прибавляется холодная рука наверху, сминающая гибкими пальцами пышную грудь. Свободной рукой Хуа Чэн поглаживает себя, проникает пальцами, изнывая от возбуждения не менее сильно, чем стонущая над ней Се Лянь, и все её движения сливаются в единый ритм невероятного наслаждения, громкой страсти и любви через рьяные прикосновения. Когда Се Лянь, не в силах больше сдерживаться, замирает, чтобы затем почувствовать переполняющую её расслабленность, она вспоминает, что всё ещё находится на лице Хуа Чэн, и стыд охватывает её с головой. Она отстраняется как раз в тот момент, чтобы увидеть, как девушка под ней довольно облизывается и, легко содрогаясь, кончает практически следом, поджимая пальцы ног, зажмурив глаз и вскидывая тонкие брови, прикусывая при этом нижнюю губу. Её чёрные волосы в беспорядке лежат на подушках, на висках замирают блестящие капельки пота, а скрывающая глаз повязка съезжает чуть в сторону, и всё вместе представляет собой зрелище поистине завораживающее, так что Се Лянь не сдерживает восхищёный вздох. Она удобно ложится рядом, прижимаясь к боку Хуа Чэн, и аккуратно стягивает покосившуюся повязку. Между бровей Хуа Чэн возникает хмурая складка, но она сразу разглаживается, как только впалого века беспредельно нежно касаются в поцелуе тёплые губы. — Цзецзе осталась довольна? — с почти нескрываемым самодовольством спрашивает Хуа Чэн, утягивая Се Лянь в свои надёжные объятия, сплетая изнемождённые тела практически в единое целое. — Я всегда довольна, если это ты, — с улыбкой отвечает Се Лянь, оставляя быстрый поцелуй куда-то в подбородок, а затем укладывая голову на грудь Хуа Чэн. Ей в макушку тут же прилетает ответный мимолётный поцелуй, и она тихо смеётся, нутром ощущая, что с лица Хуа Чэн так же не сходит улыбка. Они обе ещё долго не спешат сменять свои обличья на мужские, нежась в объятиях друг друга.