Судьба Мидории Изуку

      В жизни Бакуго все было не так просто, как хотелось бы. Конечно, он слыл отъявленным хулиганом, но… Он просто мечтал стать героем, превзойти Всемогущего. А потому набирался опыта. Из каждой драки Кацуки выносил что-то полезное, тренировался, развивал и использовал повсеместно свою причуду. Ничего не мешало ему идти к своей мечте.       Кроме силуэта маски с кроличьими ушами, покрытого зелеными всполохами то ли молний, то ли еще чего. Бакуго не знал ни человека, ни героя с кем это могло бы ассоциироваться и, признаться, уже забил на поиски пары, думая, что в его пути героя она только помешает.       А потом этот бесполезный нерд обрел причуду, поступил в ЮЭЙ и приперся в своем костюмчике. Тогда разумная часть Каччана окончательно оглохла как, впрочем, и взрывная. Он просто был поражен и еще очень долго время активно отрицал.       Ну не мог быть этот чертов Деку его парой! Этот неудачник, ботан не годился ему, Кацуки Бакуго, в пары. Но реальность оказалась такова и ничего поделать уже было нельзя. Кроме как скрывать все, что Кацуки успешно делал. Впрочем, иногда он задумывался — как Изуку мог не понять, кто является его парой. Тогда появлялись ростки сомнения, но Кацуки быстро переключался на что-то другое, подавляя мысли об этом неудачнике.       Но вопрос Киришимы о двух метках сбил с толку. Бакуго стал нервным, постоянно раздумывая на сколько правдивы были слова Дерьмоволосого. И просто надеялся, что тот все неправильно увидел. Все-таки, каким раздражающим и надоедливым нерд не был, но стоило хоть немного признать его успехи. Тем более, что он по иронии судьбы был его, Кацуки, собственным. А сейчас, оказывается, нет? Каччан не собирался делить свою пару еще с кем-то, даже если не заявлял на него прав.       Но Двумордый сам до него доебался, пристал с расспросами и в итоге они подрались. Удивительно как учитель Айзава пропустил это (заебали они его в конец что ли?), но будущие герои не нашли ничего лучше, чем спросить Изуку на прямую. Точнее Шото не оставил ему выбора. «Либо мы оба говорим с ним, либо Мидория мой и ни чей больше, » — после таких наглых слов у Кацуки не осталось сомнения.       Хотя сидеть и выслушивать душевные истории этих двоих он уж точно не собирался. Кацуки, признаться, вообще мало представлял, как они собираются выяснять отношения, но уж точно не так, как все происходило.       Но на эти слова что-то внутри поднималось. Появлялось какое-то чувство…тоски и некой неполноценности. Кацуки тоже хотел многое рассказать, даже если не по теме, а просто о своих проблемах, но ему надо было выговорится. Но не им. Не Изуку Мидории.       И Каччан молчал.       Молчал так долго, сколько мог себе позволить, борясь с демонами и переживаниями.       А эти два придурка смотрели на него, ждали сами не зная чего. И когда Тодороки уже хотел было подняться, чтобы пойти лечь спать — время явно играло против них — Бакуго заговорил.       Тихо, медленно, иногда с рычащими нотками. Он говорил обо всем подряд: о детстве и как воспринимал тогда Изуку, своей причуде и желании стать первым. О всем, что тогда тревожило его, и иногда даже сбиваясь. Кацуки не сразу понял, что сделал, а когда осознал уже пара рук крепко обнимала его и лицо, неожиданно покрытое слезами, покоилось на плече Изуку.       Первым порывом было вырваться, что не дала сделать неожиданно крепкая хватка рук.       И Кацуки остановился.       На это мгновение он был простым парнем. Да, с причудой. Но не тем, кто стремился вырвать победу из рук других, не взрывоопасным Кацуки.       Сейчас он стал Каччаном и, хоть и не мог видеть лица чертого Деку, но был уверен, что тот улыбается.       Потому что Бакуго улыбнулся сам.