Право на Вмешательство

      - Я вижу тебя. И я не боюсь! - выкрикнул он, смотря точно в тёмные провалы.       Фигура в балахоне замерла. В позе проступило удивление, и на мгновение на прозрачном лице с просвечивающим черепом, появилось бледное лицо молодого мужчины, сверкнули и погасли в глазницах тёмно-зелёные глаза. Всё это заняло меньше удара сердца, но Том увидел и мысленно возликовал - его услышали! Он не сумасшедший!       Но громкий окрик миссис Коул оборвал момент триумфа.       - С кем ты разговариваешь, несносный мальчишка?! - директриса больно сжала свои тонкие, холодные и костлявые пальцы на его плече и с силой завела в здание приюта. - Сегодня ты остаёшься без ужина! - постановила она. - И весь вечер и ночь проведёшь в карцере перед святым распятием, думая над своим поведением и моля Господа об отпущении твоих грехов! Ты всё понял, негодный ребёнок?       - Да, мэм! - выдохнул он, стараясь не заплакать от несправедливости наказания.              Тому пять лет, и все свои годы, начиная со дня рождения, он прожил в приюте. Том привык к тому, что дети и воспитатели сильно недолюбливают его и боятся. Привык, что вокруг него часто случаются невероятные и непонятные вещи, которые пугают окружающих ещё больше. Он знал, что он особенный!       Это проявлялось во многом и по-разному, но в свои пять Том очень умён и подмечает каждую странность, каждую необычность и пытается контролировать. Например, он может сделать очень больно тем, кто рядом, даже не прикасаясь к ним - пока выходило только, если сильно злиться или самому больно - когда били.       Ещё он может разговаривать со змеями, и они его слушаются!       Но самой главной особенностью Тома Реддла является то, что он - видит.       Видит Смерть.       Он увидел её впервые год назад – летним днём по дороге из церкви – и сначала принял за простого человека, закутанного в тёмные одежды, похожие на рясу священника и плащ одновременно. Незнакомец шёл по обочине дороги, неся на плече большую чёрную косу. На поясе, которым ему служила дивно сплетённая верёвочка, висел небольшой застеклённый фонарь с горящей внутри свечой.       Выглядело это настолько странно, что Том, вопреки обыкновению, прилип взглядом к необычному незнакомцу и смотрел, не отрываясь, всё то время, пока воспитатели во главе с миссис Коул вели их мимо. Удивительно было и то, что ни взрослые, ни другие дети не обращали на непонятного, откровенно неправильного человека ни малейшего внимания. Том уже хотел спросить ближайшего соседа, кто это, когда они поравнялись, и мальчик увидел его лицо.       В то мгновение он понял, как сильно ошибся.       По обочине дороги шёл совсем не человек.       В тени капюшона, через прозрачную, почти невидимую кожу, просвечивал белый череп с темными провалами глазниц.              Тому семь, и он понимает, что влип.       - Ну что, попался, крысёныш? Сейчас за всё получишь.       Пьяноватый сторож загнал его в угол, похабно ухмыляясь, он с силой толкнул Тома в стену приюта рядом с чёрным входом на кухню. Обычно сюда подвозили продукты.       Пребольно ударившись спиной о какой-то выступающий кирпич, мальчик глухо вскрикнул, не позволяя себе кричать - если услышат, что его поймали тут, одним голоданием в карцере он не отделается, а следы от розог заживают ещё хуже, если он голодный. Итак уже три дня почти ничего не ел по милости "милашки" Билли Стампа с его чёртовым кроликом. Когда-нибудь Том его убьёт и сделает всем одолжение - тварюшка жрала продукты, как не в себя, но миссис Коул будто и не видит, спуская своему любимчику, если не всё, то очень многое.       Сторож схватил его за шиворот и треснул об стену ещё раз, вышибая искры из глаз, ухмыльнулся и неожиданно распахнул лёгкую курточку, дёргая вверх серую приютскую рубашку.       - Ты смазливый, ты мне подходишь... - пьяно прошептал мужчина.       От сторожа воняло выпивкой и нестиранной одеждой, грубые, грязные ручищи беззастенчиво лапали рёбра и живот, а Том ничего не мог сделать от сковавшего ужаса. Он слышал от ребят постарше про то, что собирался с ним сделать пьяница, но был слишком слаб сейчас и мог только пыхтеть и стараться оттолкнуть огромные ручищи, сдерживая слёзы.       - Нет... не трогай меня! - перспектива розог уже не казалась такой ужасной, когда сторож полез ему в штаны.       - Заткнись, отродье! - разъяренно шикнул на него мужик, влепляя затрещину и хватая за горло. Предательские слёзы всё-таки выступили из глаз, заставляя всхлипнуть. - Расслабься, и тебе, возможно, даже понравится.       В животе свело и похолодело, когда мужик потянулся к своему ремню. Тому было ужасно страшно, болела спина и разбитая губа, разум судорожно метался в поисках выхода... а потом взгляд зацепился за скользящую мимо закутка тень...       - Помоги!..       Сколько он себя помнил, Смерть никогда не вмешивалась в дела людей. Фигура в балахоне просто проходила мимо, заходила в дома и подворотни, а потом оказывалось, что там есть мертвец. С того дня, когда Том не побоялся сказать в лицо невидимке, что видит - ничего, в сущности, не изменилось. Кроме того, что мальчик узнал, что Смерть - мужчина.       Тот, как ходил мимо, ни на кого не обращая внимания, так и продолжил ходить, по-прежнему невидимый для других. На Тома он обращал не больше внимания, чем на камни мостовой под ногами.       На что он надеялся теперь, мальчик и сам не знал…       Но Смерть его определённо услышал. Он остановился и обернулся в переулок, словно не был уверен, что его позвали. От всей его фигуры тянуло растерянностью такой силы, что Том почувствовал её, даже будучи до смерти напуганным.       Он с силой протолкнул худую ладошку под рукой ничего не замечающего сторожа, шепча, как заклинание, с последней верой в чудо.       - Помоги… прошу…       Во тьме капюшона проявилось худое, бледное лицо, равнодушные тёмно-зелёные глаза… он переводил взгляд с него, умоляюще тянущего к нему руку, на тяжело пыхтящего сторожа, прижавшего его к холодной и жёсткой, кирпичной стене, воюющего с завязками на штанах… и казалось, что он сейчас отвернётся. Просто уйдёт.       Потому что это не его работа. Просто не его дело...       ...и Том почти отчаялся… почти смирился, что его сейчас…       - Право. На. Вмешательство. Я сказал!       Тихий, холодный, немного охрипший голос прозвучал набатом в его ушах.       В воздухе раздался звон точильного камня о металл, звук замаха и свист рассекаемого лезвием ветра.       Вжууух!       И на голову сторожа упал и разбился глиняный горшок с ромашкой.       Расширившимися глазами Том смотрел, как тучный, вонючий мужчина нелепо завалился на грязные камни мощённой улочки, а под его лысеющей головой растекается красная лужа. Он неуверенно поднял взгляд.       Смерти рядом не было.                     Он появился в его комнате через пару недель. Просто возник на подоконнике, и Том с перепугу свалился с кровати. До боли сжимая кулаки, дрожащими и побелевшими от страха губами он заикаясь спросил:       - Ты!.. Т-ты п-пришёл з-за м-м-мной?..       Смерть странно склонил набок голову, рассматривая его и обнимая свою косу. Ни “да”, ни “нет”. Во тьме капюшона ничего не было видно, и, казалось, там и не было ничего.       И когда, наконец, раздался хриплый голос, Том вздрогнул.       - Нет.       Смерть отвернулся в сторону.       - Не за тобой.       Он, кажется, и сам не знал, зачем он здесь. Словно замёрзший, заблудившийся путник, сотню лет проведший в одиночестве и теперь просто не знающий, как разговаривать с людьми, чувствующий себя неуютно в их присутствии.       Странная это была Смерть…              - Я не Смерть. Я Жнец. Нас много.       Он сказал это на третий или четвёртый раз. До этого, он просто появлялся рядом и сидел или стоял где-то неподалёку. На подоконнике в его комнате, на скамейке во дворе приюта, у дерева возле школы, в которую ходили приютские. Просто возникал и молчал.       Люди не замечали его. Проходили мимо.       Он не смотрел на него - Том это очень хорошо чувствовал. Он всегда знал, когда на него смотрят, поэтому точно мог сказать, что Смерть не смотрел. Он просто был. И постепенно мальчик привык. Перестал дёргаться и дрожать.       И потому, когда привычное молчание было нарушено, он не смог не вздрогнуть.       - Жнец? - тихо повторил Реддл.       - Да - тихо повторил не-Смерть. - Я помогаю Смерти забирать души умерших, когда приходит их срок.       - Убиваешь? - уточнил Том, внутренне обмирая от своей храбрости.       - Нет, - он странно мягко провёл пальцами по древку чёрной косы. - Мы не убиваем. И Смерть тоже. Просто у каждого человека есть свой срок. Люди умирают сами, и их души остаются рядом. А мы их забираем. Но не имеем права убивать.       - Но ты же убил мистера Виквики! - не поверив, оспорил Том. - Не ври мне!       - Я не вру, - во тьме капюшона снова появилось его лицо.       Оно всегда очень странно появлялось - сначала возникал голый череп, словно выбеленный на солнце, а после проступало лицо, словно постепенно становясь видимым из прозрачного.       - Я использовал Право на вмешательство. У каждого Жнеца есть три таких Права. Это было первое, - пояснил он, смотря Тому прямо в глаза.       - Почему?       Жнец не ответил.              - Как тебя зовут?       Спустя какое-то время, полгода, если быть точным, Том осмеливается задать ещё один вопрос. На прошлый Смерть не ответил. И хотя он сам сказал, что он не-Смерть, Том продолжает про себя звать его именно так. Оно ведь так лучше звучит, чем какой-то непонятный Жнец.       Смерть продолжает приходить и продолжает просто молчать. Словно у него дел больше нет. Это кажется странным, но Том устал бояться. Он смирился и привык.       - Не помню, - отвечает зеленоглазая Смерть. - Это было слишком давно.       - То есть, у тебя нет имени? - удивляется мальчик.       - Выходит, что так.       - Здорово! - неприкрыто восхищается Том, который искренне ненавидит своё имя. - Можно выбрать любое. Хотел бы я так.       - Нет, - тихо возражает Жнец. - Не здорово. Имя, данное родителями - самое важное в жизни. Оно определяет судьбу. Всю жизнь. Так или иначе.       - И какую судьбу может дать имя “Том”? Томов пруд пруди! - зло сложив руки на груди, он раздосадованно посмотрел на Смерть. Уж он-то должен это понимать. - Что у всех одна судьба?       - Томас - значит “уравновешенный”, ”рассудительный” и “самостоятельный”, - в тихом голосе Смерти не было ни насмешки, ни нотации. Он словно сам был воплощением уравновешенности и рассудительности. - Судьбу же, люди в основном творят сами.       - Но я особенный! Я не могу носить такое простое имя! - возмущённо закричал он, забывая, где и с кем говорит.       - А разве оно простое? Том - лишь часть. Твоё имя длиннее.       - И какое же? - скривившись, спросил он.       - Том Марволо Реддл.              Ужасно хочется есть.       Ему девять, и его снова заперли в карцере - чертов Билли Стамп и его кролик. Кажется, он не ел два дня - хорошо, хоть вода есть…       Том кутается в тонкую приютскую одежду, обещая себе разобраться с проклятой животиной и её ублюдком-хозяином при первой же возможности. В карцере холодно, и он привычно прижимает к себе колени, пытаясь согреться и не думать о голоде.       Смерть появляется внезапно - как всегда, и как всегда незаметно. Вот его не было, а вот он уже здесь, и кажется, был всегда. В маленьком помещении в раз становится ещё меньше места.       - Ты не вовремя, - тихо выдохнул Том, шмыгнув носом.       Он смутно надеется, что не заболеет, потому что лечить его, конечно, никто не будет. И пусть он почему-то крепче других детей, всегда вылезая с самого края, но когда он болен, почти не может использовать свои силы.       Жнец ничего не ответил на это. Он, как всегда, просто смотрел на него, и в спокойных, тёмно-зелёных глазах кружились нечитаемые чувства.       Реддл хотел уже огрызнуться и поинтересоваться, что костлявому тут понадобилось и сказать, что если он не за ним, то ему бы лучше убраться восвояси, как Мрачный Жнец исчез.       ...лишь на колени Тому упал тёплый, бумажный пакет, приятно пахнущий сдобной выпечкой.              - Здравствуй, Том. Меня зовут профессор Дамблдор.       Когда приходит странный чудик и заявляет, что он волшебник, Том рад настолько, что готов плясать. Недолго. В тот момент, когда он уже хочет рассказать магу, - такому же, как он! - что может разговаривать со змеями, делать людям внушения и причинять боль, рядом с профессором невидимой тенью появляется Смерть и прикладывает палец к своим губам, недвусмысленно заставляя молчать.       Дамблдор не видит его.       А потом Дамблдор поджигает его шкаф с честно завоёванными вещами. Он говорит ему, что в школе делают с ворами, что будет присматривать за ним, и у Тома шевелятся волосы на затылке, ярость в груди поднимает голову разъярённой змеёй. Чёртов старикашка!       - Я приду завтра и сопровожу тебя на Косую аллею.       - Не нужно. Я привык быть самостоятельным.       Профессор уходит, оставляя его в смешанных чувствах, и Тому остаётся только повернуться к Смерти.       - Ты знал, что я волшебник?       - Это было очевидно, - тёмно-зелёные глаза полны спокойствия, словно не ему задают провокационные вопросы.       - Почему ты не сказал?! - возмущённо кричит Реддл.       - Ты не спрашивал. К тому же, это ни на что не влияет.       - Не влияет? - шёпотом повторяет Том.       - Волшебники тоже люди. Обычные люди. Не больше. Не меньше. Они также рождаются, живут, умирают.       - То есть… моя мама умерла, не потому что была маглой? - с ужасом спрашивает мальчик.       - Волшебники тоже умирают, - повторяет Жнец. - Кто живёт, тот умирает. Это естественный порядок вещей. Его нельзя нарушить. Даже бессмертный умрёт, если его правильно убить.       - Хочешь сказать, что даже тебя можно убить? Ты можешь умереть? - неверяще спрашивает ребёнок.       - Да.       Сквозь кожу жнеца просвечивал череп, придавая его словам какую-то непередаваемую иррациональность. Его безразличное спокойствие тоже.       - Но ты же Смерть!       - Я не Смерть. Я уже говорил тебе, - он на мгновение замолкает, словно задумываясь. - Однако, даже если бы я был Смертью, я мог бы исчезнуть. В этом случае, на моё место пришёл бы кто-то другой. Жизнь и Смерть - основы бытия. Как Хаос и Порядок. Созидание и Разрушение. Они будут всегда. Просто в разных обличьях. В разных ипостасях.       - Говоришь так, будто настоящая смерть имеет лицо, - шипит недовольно Том.       - Имеет, - соглашается Жнец.       - Ты видел её? - удивлённо вскидывает брови мальчик.       - Мы родственники.              - Ты можешь пойти со мной на Косую аллею?       - Могу.              Волшебники странные. Они странно одеты, странно говорят, странно смотрят на него, одетого, как простой человек. Когда какой-то лощёный богатенький парень, на пару лет старше презрительно кривит губы, бросая в его сторону надменное:       - Грязнокровка!       Том понимает, что Смерть, оказался в который раз прав. Это всё тот же мир, а маги всё те же люди. Обычные, ничем не выделяющиеся, люди.       - Почему они не видят тебя? - спрашивает он, вспоминая, что Дамблдор тоже никого не видел в его комнате.       - Они и не должны.       - То есть я всё-таки особенный? - настаивает Том.       - Ты необычный, - говорит Жнец. - Такие как ты встречаются. Редко.       - Почему?       - Для этого должны быть обстоятельства.       - Какие?       - Разные.              Олливандер Смерть не видит, но, кажется, видит Распределяющая шляпа, потому что:       - Хаффлпафф!              - Ты разве не говорил, что у тебя только три Права на вмешательство?       - Это относится только к вопросам Жизни и Смерти.       - Я хотел попасть на Слизерин!       - Тебя там съедят. Или ты съешь всех их. Тебе надо научиться останавливаться. Тебя научат.       - Я не просил!       - Я не спрашивал.       После этого Жнец не появляется весь учебный год, и не сказать, что Том расстроен от этого. Он зол на Смерть. Кто его просил?!              Том учится на Хаффлпаффе. Не то, чтобы он знал, каково это, учиться на каком-то другом факультете, но первое время ему всё кажется неправильным. Тут все такие… дружные. Привыкшего к одиночеству приютского ребёнка выворачивает от этого. Он пытается придерживаться привычной линии поведения - показное дружелюбие для всех, кто его окружает, никаких слабостей, никаких сюсюканий, соплей и прочего радужного бреда.       Учителя верят ему, но почему-то всё время кажется, будто на факультете его видят насквозь.       И если раздражающая подозрительность Дамблдора, не поддающегося на его уловки,- понятна, то от спокойного, доброжелательного понимания/ожидания/доверия хаффлпаффцев почти физически больно. Почему-то.       Тому хочется рычать, злиться или разреветься - всё вместе и сразу.       Первокурсница Помона Спраут говорит ему, что это нормально. И Том почти проклинает её, едва удерживаясь в последний момент.       Он не слаб!       Это всё не для него - дружба и верность это всё глупости!       Он особенный!              И всё же, в конце года приходится вспомнить о своей слабости, умоляя оставить его в Хогвартсе на летние каникулы - не только потому что возвращаться в приют нет сил, но и потому что он читает газеты. Он знает о начавшейся войне с Германией и знает, что всех приютских уже вывезли из Лондона.       Где он будет жить? Что он будет есть? Как доживёт до сентября?       На свою голову, он спрашивает об этом не своего декана, а заместителя директора - увы, с этого года эту должность занимает Дамблдор. И тому, похоже, совершенно плевать на всех маглорожденных, он выливает на Тома ведро брезгливого пренебрежения, вбивая в его голову железные гвозди слов.       - Правила едины для всех, мистер Реддл. Вы - вовсе не особенный.       Потом узнавший обо всём в самый последний момент декан хватается за голову.       - Почему же вы не сказали мне об этом раньше, Том? Узнай я о вашей ситуации хотя бы за неделю до окончания семестра, я бы смог что-нибудь придумать!       Том молча смотрит в одну точку. Что уж теперь.       Выхода нет.       Но на платформе с магловской стороны его встречает знакомый Смерть.              - Что же мне теперь делать?       - Идти за мной, - равнодушно откликается Мрачный жнец.       Его, похоже, ничего не способно пронять.       Тому до одури страшно, но всё-таки подходит ближе и берёт Смерть за не-протянутую руку. Пальцы оказываются на удивление тёплыми.              Вопреки ожиданиям, Смерть не приводит его в мрачную пещеру, старый склеп, готичный замок… ничего такого. Они исчезают с платформы и появляются перед коваными воротами с гербом в виде вставшего на дыбы оленя.       - Поттер-холл, - поясняет Жнец.       Он подходит к воротам и пару раз пинает калитку, заставляя загудеть всю ограду по периметру. Том смотрит на это круглыми глазами, потому что… ну… он знает, кто такие Поттеры. На седьмом курсе Гриффиндора учится Наследник Рода Поттер - Флимонт.       И пусть род считается светлым… есть много менее болезненных способов самоубийства, чем… вот так…              Чарльз Поттер взрослый маг. И этим всё сказано.       Когда он выходит за ворота, Тома потрясает исходящая от него мощь, он невольно пятится назад, пока не врезается спиной в Жнеца, судорожно размышляя, какой он идиот.       Но Поттер лишь переводит взгляд с него на Смерть за его спиной и выгибает бровь.       Он видит.       И первое, о чем он спрашивает:       - Если я предложу тебе выбор, предать или умереть, то?..       - Я сломаю тебе нос и пну в направлении Родового склепа: объясняться с предками.       Поттер скептически на него смотрит, хмыкает и склоняет голову набок, как диковинная птица. (Но, может быть, сова).       - Как зовут? - спрашивает Чарльз.       - Не помню.       - Да не тебя, дурачина ты с косой, пацана как!       - Меня зовут Том Реддл, - мальчик делает шаг вперёд, безуспешно пытаясь спрятать страх за уверенностью.       Лорд переводит на него взгляд, по-прежнему полный скепсиса и сомнений.       - Чудесно, - он кивает на открытую калитку. - Вперёд. С костлявым разберусь и догоню тебя.       Том почему-то не хочет знать, что под этим подразумевается, но он всё равно неуверенно оборачивается на Смерть, и, лишь дождавшись его едва видного кивка, берёт свои вещи и упрямо шагает вперёд.       Нет, его не волнует, что сейчас случится, и он совсем не беспокоится. Это же Смерть. Его ведь нельзя убить, правда?..              У Поттеров оказывается не так уж и плохо. Ему выделяют комнату в гостевом крыле, позволяют пользоваться магией в учебном зале, пускают в открытую часть библиотеки, кормят за общим столом и… ничем не попрекают. На него не смотрят, как на раздражающий фактор, относясь, как к… дорогому гостю?       Это странно и непонятно. Раздражает. Они не выглядят так, будто делают ему одолжение или что их заставили.       Юфимия радушно улыбается ему, спрашивая, не нужно ли ему что-то, Флимонт сдержанно кивает, не лезет, но совершенно ненавязчиво приглядывает за ним, словно они всё ещё в Хогвартсе, а он главный староста школы - Наследник благородного рода даже не возмутился какому-то приблудышу-беспризорнику, оборванцу не пойми какого происхождения.       Том этого не понимает, и его это пугает, но если его чему научили на факультете Хельги Хаффлпафф, так это тому, что иногда следует спрашивать прямо, чтобы правильно понимать, а не выяснять окольными путями.       И однажды он спрашивает, встречая лорда Поттера в библиотеке за древним талмудом об артефактах.       - Почему?..       - Не так часто Жнецы используют Право на Вмешательство, - отвечает тот. - Даже в самом мрачном стечении обстоятельств ты должен быть занимательным молодым человеком.       Он смотрит на Тома поверх книги и вдруг иронично улыбается, глядя на него с тёплой снисходительностью - в другое время Том пришёл бы в ярость, никто не смеет так смотреть на него, но сейчас это не кажется унижающим.       - И ещё реже, чем не часто, в ворота поместья ногой стучит незнакомый мне член Рода.       - Он ваш родственник? - удивлённо выдыхает мальчик. - Поэтому вы его видите?       В груди поднимается что-то горячее, похожее на надежду. Неужели, если он его видит, он тоже...       - Похоже на то, - соглашается мужчина. - И да, я вижу его именно поэтому, но - он спешит остановить мальчика от преждевременных выводов. - Не все, кто видит Жнецов - Поттеры, пусть все Поттеры их видят.       - Почему? - Том не верит. Не хочет верить, ведь если бы они были…       - Поттеры потомки Певереллов - любимых детей Смерти. Впрочем, - глаза цвета тёмного лакированного дерева смотрели на Тома серьёзно и внимательно. - Не будь он членом Рода, я мог и отказать ему. Не все Жнецы обязательно Поттеры.       - Он же не помнит, как его зовут… - растерянно замечает Том, подавляя в себе прорастающие ростки обиды.       - Я бы удивился, если бы помнил, - качает головой Чарльз. - Они редко что-то помнят. Хотя этот, скорее всего, и в поместье-то ни разу не был, если исходить из поведения.       - Тогда почему я его вижу, если я не ваш родственник?       - А он не говорил?       - Он мало говорит. Упоминал только, что причины могут быть разными.       - Верно, - Лорд Поттер перевернул страницу талмуда. - Сложно сказать, почему ты его видишь. Возможно, дело в матери, возможно, в отце. А может, ты пережил что-то, что позволило тебе измениться. На самом деле, это ничего особенного не значит.       - Не особенный, но необычный, - с горькой улыбкой говорит Том.       - Верно, - кивает лорд Поттер - спокойно и серьёзно, и мальчик с потрясающей яркостью осознаёт - они действительно похожи! - его Смерть, и смертный человек напротив. - Но это неплохо - быть необычным, а не особенным.       - Что же в этом хорошего? - горько спрашивает он.       - С особенных людей, и спрос - особенный.       Том ничего не говорит, ему нечего ответить, но внутренне он протестующе не согласен. Он опускает голову и собирается уходить, когда на пороге библиотеке его нагоняет голос лорда.       - Кстати. Все Слизерины говорят на парселтанге, но не все, кто говорит - Слизерины. Это тоже верно, хотя немногие об этом знают. Я видел, как ты говоришь с ужом в саду. У меня и моей семьи нет предубеждений на этот счёт, но если об этом узнает кто-то другой, это принесёт тебе много бед, пока ты юн, Том. Будь осторожен.              В целом, это лето проходит… хорошо. Только странно.       Смерть не объявляется, словно ему стало всё равно. Возможно, он до сих пор злится из-за разговора о факультетах. Хотя, казалось бы, злиться здесь полагается только Тому. Это ведь за него сделали выбор.       В этот раз на Косую аллею он идёт с Флимонтом Поттером, что несколько напрягает, но из-за положения в мире, несовершеннолетним магам запрещено появляться на улицах без сопровождения.       Чудесно.       Лишь уходя обратно, он замечает что Жнец всё-таки сидит на козырьке банка Гринготтс.       Поттер, тоже увидевший чёрный балахон на белой крыше, не сдерживает смешка.       - Как дитя.       - Он что, единственный Жнец на всю Англию? - тихо спрашивает Том, запоздало осознавая, что как-то не видел других костлявых владельцев кос и фонарей.       - Нет, просто остальные обычно не утруждают себя прогулками - материализуясь непосредственно рядом с… клиентами. А этот вон… шатается. Ему, наверное, скучно. Или он не знает, что с собой делать.       - Интересно, - размышляет Том вслух, - сколько ему?       - Отец сказал - чуть больше двадцати. А так, кто знает, - Флимонт кладёт ему руку на плечо, аппарируя их обоих в поместье. - Должно быть, с ним произошло что-то выдающееся, если он стал Жнецом так рано.       - А как вообще становятся Жнецами? - с любопытством тянет Реддл.       - По-разному, - отвечает старший волшебник. - Это может быть наказанием или наградой, утешением или пыткой, попыткой подарить покой или разрешением на месть. Можно стремиться к этому, готовясь всю жизнь, а можно получить это случайно.       - А он?..       - Не знаю. Всё что мне известно - Жнецом может сделать только Смерть...              Том думает об этом разговоре в поезде, мысленно примеряя к своему Смерть эти определения. Вряд ли он готовился, и вряд ли наказан. Жизнь Жнецом не похожа на пытку для него и на жаждущего мести он тоже не похож. Впрочем, счастливым его тоже не назовёшь.       На лице своего Смерти Том знает только выражение беспомощной растерянности и спокойной серьёзности. Он рассеянно спокоен и ровно серьёзен, наблюдая за всем, как будто видит впервые, но ничему не удивляется. Значит, не награда.       Остается, что? Утешение?       Интересно, что можно утешать таким способом?              А вечером первого сентября, раскладывая вещи из сундука по полочкам в небольшом шкафчике в спальне, Том запоздало понимает, что все его вещи стали… новее. Это всё ещё его вещи - частью приютские, частью купленные на деньги попечителей школы из того, что ежегодно выделяется на дотацию сирот.       За всё время пребывания у Поттеров, они не предлагали помощи и естественно не предлагали купить ему вещи - что в принципе нормально, они ведь ничего ему не должны. И так сделали больше, чем возможно - приняли его у себя в доме, когда его привёл… всё равно что призрак.       Ничем не попрекали, ничего не говорили.       Поттеры словно знали, как болезненно он к этому отнесётся. И всё равно…       Это поднимало смешанные чувства. С одной стороны он ничего не мог доказать и злиться было не на что, да и причин злиться на самом деле тоже. Он должен быть благодарен. И он благодарен.       Но в груди всё равно жалит душу раздражение.       Зачем?       Том не принимает и не понимает чужих слабостей, молчит о своих.       И Смерть где-то шляется…              Новый учебный год проносится под эгидой поисков и правил. Он по-прежнему ищет своих родственников магов, свято уверенный, что не может быть обычным маглорожденным. Обычным грязнокровкой…       Он особенный!       И принимая во внимание слова Лорда Поттера, он всё равно начинает со Слизерина. Упорно, педантично.       Как барсук.       А на факультете их учат Правилам магического мира - негласному этикету. Если в прошлом году объясняли традиции, теперь объясняют законы. Профессор Дамблдор, услышавший об этом как-то раз, не преминул попенять декану - рановато.       Том смутно рад, что директор в школе Диппет.              По миру гремит война, и со всего света маги бегут туда, куда ещё не добралась её кровавая рука. Том читает газеты и искренне восхищается Гриндевальдом - вот это сила. Он бы тоже так хотел.       Против Темного лорда целый мир, а справиться не могут. Могущество полученное по праву. Его боятся, мир дрожит.       - Глупо это, - говорит ему в один из вечеров Помона.       В руках второкурсницы мелькают спицы, она вяжет чёрный шарф из волшебной пряжи.       - Что именно? - Том отрывается от газеты.       - Тот, кто хочет изменить мир, должен начинать с себя, - замечает Спраут. - И если у него получается, он понимает, что мир менять не надо. Менять надо людей. Но силой подобного не добиться, из чего следует, что для того, чтобы изменить мир воевать в нём вовсе не обязательно.       - Слишком умные слова для девчонки, Спраут, - фыркает Реддл.       - Но в целом, она права.       Жнец появляется внезапно, сидя на каминной полке, и Том вздрагивает от неожиданности, бросая недовольный взгляд на Смерть. Очень хочется пройтись на тему слежки и подслушивания, но, во-первых, в гостиной он не один, а во-вторых, взгляд у костлявого недоразумения... нет, не весёлый, по прежнему спокойный и какой-то даже умиротворённый, но отражающиеся в тёмно-зелёных глазах блики, будто смешливые искры.       Кажется, над ними издеваются…              - Почему ты не появляешься в Хогвартсе?       Они стоят на берегу озера под раскидистым дубом. На улице глубокая осень и немного холодно, но Том упорный.       - Я появляюсь.       - Реже, чем раньше.       - Я Жнец. У меня есть обязанности.       - Раньше тебе это не мешало.       Том смотрит упрямо и зло. Обижено.       Смерть поглаживает тёмное древко косы, и в его фонаре горит тёплый огонь. Жнец, кажется, стал немного человечнее за прошедшие годы с их первой встречи.       - Хогвартс - особое место. Мы не приходим сюда без нужды.       - Но сейчас же ты пришёл. И в прошлом году.       - Ты тут учишься. Пока это так, я могу заглядывать. Не часто.       - Почему? - хмурится Реддл.       - Это давний Договор. Основатели были особенными людьми. За каждым из них стоял Жнец. Так очень редко случается, чтобы несколько людей, в чью жизнь вмешался кто-то из нас, встретились и объединили силы. Это накладывает своеобразный отпечаток. На всё.       - Значит, я всё-таки особенный?       Смерть смотрит на него таким взглядом, каким взрослые смотрят на маленьких детей, сказавших глупость. Очень глупую глупость.              На Рождество Помона дарит ему чёрный шарф со свернувшим кольца василиском.       - С днём рождения, Том.              В этом году Том не подходит насчёт лета к преподавателям, наскоро объясняя декану, что всё в порядке.       Вообще, всё было бы ужасно, но за пару месяцев до окончания семестра Флимонт Поттер пишет ему письмо, в котором говорит, что и его родители, и он не против, приютить его на лето.       Провожаемый подозрительными взглядами Дамблдора, он чувствует себя отвесившим профессору метафорического пинка. Том не уверен, почему это настолько важно, но самолюбие греет преизрядно.              Этим летом Лорд Поттер очень занят. По обмолвкам в разговорах, Том понимает, что речь всё чаще заходит о Гриндевальде. На дворе лето тысяча девятьсот сорокового года, с континента в Англию тянутся магические семьи - те, кто не желает присоединяться к Тёмному лорду либо делают так, либо умирают. Остаться в стороне нельзя.       Честно говоря, выросший в приюте среди маглов, Том не понимает, что плохого в политике Гриндевальда. Мир, в котором маги будут править маглами, – это ведь звучит лучше, чем есть сейчас. В этом мире никто не посмеет оставить магического ребёнка простецам.       В конце концов, он всё-таки набирается храбрости и спрашивает об этом Лорда Поттера.       Сидя в библиотеке, как и год назад, мужчина какое-то время молчит, рассматривая его твёрдым, ставшим вдруг жёстким взглядом.       - Ты, правда, не понимаешь?       - Правда.       Старший маг смотрит ему в глаза долгое мгновение, а потом отвечает. И это удивительно просто.       - Геллерт Гриндевальд хочет возвести доктрину страха. Но страх не может жить вечно. Его либо можно побороть, либо просто устать бояться. Рано или поздно его политика придёт к краху, и мир утонет в крови. Если же исходить из идеи уничтожить как можно больше простецов, то в первую очередь она ударит по самим магам. Первое поколение не просто так рождается среди обычных людей, Том.       Можно сколько угодно презирать маглов, но главное, о чём никогда нельзя забывать, – они наше нулевое поколение. Мы разные. На текущем уровне развития нам не дано договориться. Но смысл в том, что, несмотря на всё, мы зависим друг от друга.       - Но маглы всегда будут… - он запинается, не решаясь продолжить, прекрасно осознавая, что если закончит, выдаст себя с потрохами.       - Ниже нас? - спокойно спрашивает Поттер. - Я не удивлён, что ты так считаешь. Это мнение большинства магов, вне зависимости от происхождения и воспитания. Даже самый воспитанный маглорожденный, научившись хотя бы Люмосу, в глубине души уже никогда не соотнесёт себя с обычным человеком. Но правда в том, что несмотря на все свои силы, мы были и остаёмся людьми, Том, - видя, как мальчик напротив хмурится, сдвигая брови, лорд криво улыбается. - Понять это сложно. Особенно в твоём возрасте. Но открою тебе великую тайну - нет ничего лучше, чем быть человеком. В нашем виде сокрыт невероятный потенциал. Реализовывать его или нет, каждый решает сам.       - Гриндевальд реализовывает.       - Да. Но так же он мешает реализовать его другим.       - И поэтому его хотят остановить?       - Грубо говоря, да. Плюс, конечно, месть за убитых, политика, множество чужих интересов и взглядов, по которым Гриндевальд так мощно потоптался. Умные маги всегда договорятся, если не получается - где-то есть проблема.       - Иными словами, большинство магов хотят остановить Гриндевальда не за его идеологию, а за методы и результат, который им даже в теоретическом виде не нравится?       - Проницательно, - согласно кивает Лорд Чарльз. - На самом деле, большинство магов согласно с ним в тех или иных вопросах. Например, что дети маги не должны жить среди агрессивных маглов. К сожалению, чтобы изменить это мирным путём, нужно время. Ведь у такого решения всегда будут противники.       - Почему?       - Потому что те, кто выжил в мире обычных людей - это ресурс. Их проще использовать, влиять. Кто-то не хочет делиться местом, кто-то считает их ниже себя. И ещё множество причин - мнимых и существенных.       - Хочешь изменить мир, начни с себя?       - Именно.              В это лето Смерть сидит на старой яблоне в саду Поттер-холла. Кажется, ему нравится. Впрочем, судя по виду, он сам в этом не уверен.       - Ты живёшь без воспоминаний о своём прошлом. Каково это?       - Пусто, - Жнец едва склоняет голову набок.       - Пусто?       - У меня есть знания, ощущения, понимание того или иного явления. Но я не знаю, откуда они. Почему именно так, а не иначе. Это оставляет чувство забытого, неуловимого.       - Это плохо?       - Я не помню иного.              В этом году в Хогвартсе много приезжих, эмигрантов, беженцев. Их распределяют на факультеты, в замке становится многолюднее и оживленнее. Многие из новеньких считают себя лучше других, или что к ним должно быть особенное отношение. И это не может не порождать склоки и конфликты.       Таким образом, в первую неделю Том знакомится с Антонином Долоховым и Абрахасом Малфоем - прибывшими из Франции. Два новораспределённых слизеринца.       Их первый разговор закончился на языке кулаков и продолжился тремя неделями отработок. Как продолжал шутить потомственный русский:       - Хорошая дружба начинается с хорошей драки.              А потом приходят новости о бомбардировке Лондона.              Хогвартс гудит от страха, учителя встревожены, а Дамблдора носит чёрте где. Говорят, он знаком с Гриндевальдом, и многие верят, что он единственный, кто может одолеть его.       Звучит откровенно странно. Том не верит.       Жнеца в гости он не ждёт: читая сводки о погибших, он с затаённым холодом в груди, думает, что у Смерти сейчас наверняка прибавилось работы. От мысли, что он мог бы сейчас быть мёртв, если бы не был волшебником, внутри ещё гаже.       Он отчаянно не хочет умирать, пусть давно привык к тёмной фигуре за спиной.       И всё-таки Смерть приходит.              - Учителя и Министерские маги навесят на замок и прилегающие территории дополнительные щиты. Даже если каким-то чудом, кто-то из прихвостней Гриндевальда узнает, где именно находится Хогвартс, ничего не случится.       - Почему ты так уверен в этом?       - Я знаю.              Поднятие щитов Основателей заставляет замок гудеть и дрожать от магии, несколько человек теряют сознание, когда всю школу собирают в Большом зале, чтобы помочь с активацией.       Том видит, как стены словно кто-то отряхивает от пыли невидимой рукой, и в глубине замка что-то ворочается. Огромное. Древнее. Могущественное.       А ещё...       Ритуал вели Диппет и Дамблдор, и когда декан Гриффиндора поднял руки, для завершения, за его спиной появился Жнец… и со всего маху отвесил ему пинка под зад коленом.       - Объявляю. Право. На. Вмешательство. Я сказал!       В этот раз не было ни замаха косой, ни звона лезвия, ни свиста рассекаемого воздуха. Тёмное древко гулко ударилось о каменные плиты, и Хогвартс вздрогнул вновь.       Том был готов поспорить на свой шарф от Помоны, что в тот момент его увидели все, дружно сделав шаг назад.              - Ты что сделал?!       - Осуществил Право на Вмешательство.       - Ты…       - Чем ты недоволен, Том? Могу с гарантией сказать, что теперь всё будет в порядке.       - Тебя видели!       - О. Не беспокойся, кроме педсостава и тебя обо мне все забыли, как только переступили порог Большого зала.       - Я почему-то свято уверен, что если бы ты учился в Хогвартсе, ты был бы гриффиндорцем…              Хотя да, отрицать, что вид распластанного на полу Дамблдора доставил ему удовольствие, Том не будет.              Вспоминая о декане Гриффиндора, невозможно было не вспомнить непосредственно о его факультете. В этом году туда попал полукровка великана Хагрид, и алознамённые львы лезли на стены и хватались за голову.       Его любовь к монстрам приносила много проблем гриффиндорцам, особенно тем бедолагам, что жили с ним в одной спальне.       Том плохо разбирался в анатомии и безгранично верил в магию, но даже ему было сложно представить процесс зачатия и появления Хагрида на свет.       Он не хотел этого представлять.              - Однажды, Жнец сказал мне, что у каждого из них есть три Права на Вмешательство. Что будет, когда он израсходует их все?       Разговор в библиотеке у камина повторяется год от года, и, кажется, это уже традиция.       - Всё зависит от того, по какой причине он стал Жнецом. И от причин Вмешательства, - Лорд Поттер задумчиво смотрит на книгу перед собой. - Скажем, если он спасает обычного человека, это не очень важно, но он берёт этого человека под свою ответственность. Если этот человек станет отступником, Жнецу надлежит самолично покарать его и понести наказание.       - Отступником? - Том удивлённо поднимает брови.       - Как ты думаешь, какова первопричина создания Жнецов? - спрашивает мужчина в ответ. - Зачем Смерти, - настоящей Смерти, Том, - нужны помощники? Смерть вездесуща, всепроникающа. Естественную Смерть нельзя остановить, лишь отсрочить закономерный, хорошо известный финал. Не важно кто, когда, где умрёт. Даже если в одно мгновение умрут миллионы, она придёт ко всем. К каждому. Лично.       - Не знаю.       - Беглецы, - поясняет старший маг. - Несмотря на очевидную невозможность убежать, испокон веков находятся идиоты, мечтающие жить вечно.       - Разве это так плохо? - удивлённо восклицает мальчик.       - Природа умна, Том, - спокойно отвечает Поттер. - Всё, что живёт, рано или поздно умрёт. Бессмертных не бывает. Их наличие – лишь распространённое заблуждение. И дело не в том, что нельзя жить очень долго. В конце концов, если ты вдруг изобретёшь зелье молодости - Смерти не будет до этого никакого дела. Ведь оно не сделает тебя неуязвимым, у него может быть срок действия - длительный, но не бесконечный. До тех пор, пока ты не преступаешь законы мироздания, никому не будет дела до того, как именно ты откладываешь свидание с Предвечной, - сделав небольшую паузу, он добавляет. - Если, конечно, ты не придумаешь какой-нибудь особо изуверский способ, затрагивающий чужие интересы.       - Правда?       - А ты думаешь, в Гильдии Зельеваров или Артефакторов нет тех, кому за пять сотен? Нет тех, кто видел Древний Египет или строительство Великой Китайской стены? Брось, мальчик. Об этом просто не принято распространяться. Николасу Фламелю в своё время не повезло. И что? За ним который век гоняются идиоты, желающие лёгкой наживы и простого пути. Такие есть всегда - прийти на всё готовое и ничего не делать. Это кстати, один из экзаменов на самостоятельность, юноша. Смог сделать что-то сам? Замечательно. Нет? Что ж, дружок, будь готов расплатиться по высшей мере.       - И какие же тогда законы мироздания нельзя нарушать?       - Не искажать свою суть, не пытаться подчинить то, что смертным не дано.       - Как крестражи? - спрашивает Том прежде, чем успевает прикусить себе язык.       - Хм…       Лорд Поттер не удивляется, что юноша знает это слово, не заходится криком, что это наичернейшая магия. В его глазах нет осуждения или подозрительности, лишь лёгкое любопытство.       Так иногда смотрел Жнец, наблюдая за живыми.       - В программе Хогвартса изменения?       - Нет. Я просто… - Том смущённо трёт манжет рубашки. - Был в Запретной секции, помогал старшекурснику с исследованиями и… мне попалась книга.       - Ах, эта книга, - Лорд Поттер качает головой. - Можешь не продолжать, я догадываюсь, как она называется. Знаешь, к ней давно надо вставить закладку “Сборник анекдотов” или “Как покончить жизнь наиболее болезненным способом и нанести обширные разрушения”. Но ты верно понял. Крестраж – это извращение собственной сути. Хотя начиналось всё, как это часто бывает, с благих целей. Один из самых неэффективных способов отсрочить встречу со Смертью.       - Почему?       - Потому что верный путь к безумию. Крестраж позволит вернуться с того света, но в отличие от филактерий и личей, вернётся лишь та часть, что пошла на создание артефакта. А это не живой человек. Это вообще не человек. Душа это не слоёный пирог, Том. Её нельзя разрушать. Чем больше крестражей сделаешь, тем быстрее лишишься разума и сильнее будет безумие. Почему, ты думаешь, у нас не ходят толпы мёртвых умников, состряпавших поделки про запас? Их свои же перебили. Нет ничего хуже безумца. Не зря же говорят, что когда Бог хочет наказать, он лишает разума.       - А Жнецы?       - А Жнецы выловили тех, кого не поймали люди. Это их первоосновная функция, - Лорд Поттер обводит пальцами край родового кольца, словно вспоминая. - Крестражи, на самом деле, почти невинные игрушки, по сравнению с тем, что есть ещё в нашем мире. Советую это запомнить. Если хочешь, могу позже дать книгу, в которой подробно описаны все плюсы и минусы этого раздела магии.       - Это… было бы здорово. Я буду Вам очень благодарен, - кивает Том, и у него перехватывает горло.       Ему с трудом верится, что он может так просто получить ответы на все свои вопросы. Это кажется невероятным. Из мыслей его вытаскивает размеренный голос старшего мага.       - Возвращаясь же к твоему вопросу. Если вмешательства Жнеца как-то противоречат его прямым обязанностям, его накажут. Он должен будет сам покарать отступника. Или участь его будет страшна. Он станет дементором. Как нетрудно судить по Азкабану - возомнивших о себе слишком много, можно отыскать и среди этих созданий. Вечно голодные, живущие в леденящем холоде, вымораживающем кости.       По спине Реддла пробегает табун мурашек, он вспоминает жутких тварей, о которых немало читал. Это Жнецы?       - То есть, когда у него закончатся Права, он станет этим? - в распахнутых карих глазах возник неприкрытый ужас.       - Нет, если ты ничего не натворишь. Я ведь уже сказал - это наказание. Если ничего непоправимого не случится, то всё будет зависеть от причин становления Жнецом. И от Смерти, конечно.       - И… - Том неуверенно посмотрел на мужчину. - Какие варианты?       - Небытие. Возвращение на круг перерождения. Превращение в человека. Возвращение к прошлой жизни, если это возможно.       - Если возможно?       - Для Смерти нет времени. Быть может, он родился в прошлом, а, может, в будущем. Первый вариант прост. Во втором случае все зависит от силы изменений, запущенных Вмешательством. Если Жнец вдруг кого-то убьёт, у этого человека не родится детей, эти дети никогда и ничего не сделают и не решат, их поступки не повлияют ни на что. И, быть может, - Чарльз Поттер иронично усмехается. - Из-за этого кто-то не родится или не умрёт. В том числе и будущий Жнец. Теперь понимаешь, насколько это огромная ответственность?              На четвёртом курсе Том находит упоминание о Тайной Комнате. Он всё ещё ищет свои корни. Ему кажется, что осталось совсем немного - ещё чуть-чуть и он найдет. И Том всё ещё верит, что даже если не все змееусты Слизерины - он Слизерин.       Абрахас и Тони успешно делают вид, что помогают ему в библиотеке от скуки.              В этом году Помона дарит ему вязаные перчатки и целует в щёку под Омёлой.       - Иногда, ты слишком серьёзный, Том. В жизни нужно уметь отдыхать.              В конечном итоге, он вынужден пригласить её на Рождественский бал.       Вынужден. Да.       Никак иначе.       И хватит ржать, два чокнутых слизеринца!              - Хорошо смотритесь.       - Жнецов не спрашивали!              На дворе сорок второй год. Мир гудит, и конца войне пока не видно. Дамблдор носится по школе, как ужаленный, разрываясь между противостоянием с Гриндевальдом, своими обязанностями и бросанием странных взглядов на Тома.       Право слово, это уже начинает раздражать.       - Особенное отношение, к особенному человеку. Ты ведь мечтал об этом, - дразнит его Смерть.       Кажется, он становится всё более человечным.       - Не так!              Хагрид заводит какого-то питомца, который кусает всех его однокурсников, живущих в одной с ним спальне, но профессор трансфигурации каким-то образом умудряется отмазать полувеликана.       Абрахас восхищается профессором, говоря, что тот:       - Человек многих талантов, но я бы не хотел иметь такого во врагах и тем более друзьях. Для него нет друзей, только ресурсы.       Это несколько напрягает, потому что, несмотря на возраст, Абри ещё ни разу не ошибся в оценке людей. Да, и… как-то очень ярко вспоминается, что его Смерть обычно крайне хладнокровно и безразлично относится к людям, не способным его видеть.              - Он тебе не нравится, - понимает однажды Том. - Больше, чем мне.       Смерть молчит, смотря на него яркими глазами из-под тени капюшона.       - Но ведь он тебе ничего не сделал, - размышляет вслух хаффлпаффец. - Ты знаешь о нём что-то. Что?       Жнец не отвечает.              В конце года, за пару недель до окончания семестра, Дамблдор неожиданно привязывается к Тому с вопросами, где он проводит лето и почему не в приюте? Он приводит свод каких-то древних правил, аппелирует, к тому, что о местоположении магловоспитанных студентов надлежит знать.       Том не хочет подставлять Поттеров и с ужасом готовится вернуться в свой кошмар, но ситуацию спасает Абри, заявляя, что успел пригласить друга на каникулы.              Невидимый Жнец провожает явственно недовольного профессора нехорошим взглядом.       Иногда у Тома возникает чувство, что они были знакомы.       Не в лучшем смысле этого слова.              Это лето отличается от всех прошлых, что впрочем, не удивительно. Библиотека Малфой-менора поражает воображение не меньше, чем библиотека Поттер-холла. Том ходит между стеллажей под гордым взглядом друга и отчётливо понимает - древние рода нельзя сравнивать в величии, в знаниях, в умениях. Все они разные. Все чем-то друг на друга похожи и, в то же время, каждый отличается от другого.       Они, как цветной витраж в высоких окнах собора - каждый род это отдельное стёклышко, но лишь вместе они составляют единую картину.       Том понимает, что хочет их всех.              К глубочайшему удивлению юноши, декан делает его старостой курса.       Стыдно признаваться, но он совсем забыл о грядущем событии.       Воодушевлённый, он пишет об этом письма.       Одно - в Поттер-холл, второе - Помоне.       В зелёных глазах Смерти танцует ирония.              В вагоне старост Хогвартс-экспресса он узнаёт, что старостой девочек назначена Спраут, и почему-то не может сдержать искренней улыбки.       - Поздравляю, - от души говорит он.       - Спасибо. Не хотела портить сюрприз, - поясняет она, на его немой вопрос, об отсутствии этой информации в её ответном письме летом.       - Он удался.       Том чувствует себя последним придурком, но на душе тепло.              В сентябре пятого курса он, наконец, находит след Тайной Комнаты.       Окрылённый успехом он летает по коридорам замка с открытым сердцем.       Ещё чуть-чуть, и откроет все тайны, ещё чуть-чуть, и он докажет своё происхождение, ещё чуть-чуть, и его все признают!       Ещё чуть-чуть!..              

Он не замечает расчётливого взгляда Дамблдора.

             Третьекурсник Рубеус Хагрид вновь заводит какую-то животную дрянь. Судя по крикам гриффиндорцев и их же ворчанию - это паук. И что-то подсказывает Тому, что любовь к опасной живности не могла позволить мальчишке завести что-то безобидное.              - Наверное, это дар Пророка, - ехидно замечает Абрахас.       - Абри, иди лесом.       - Запретным? - весело сверкнув стальными глазами уточняет Малфой.       - Каким угодно! Ты узнал, что это за дрянь?       - Судя по всему - детёныш акромантула. Пока ещё мелкий.       - Они же не любят холодный климат, - неуверенно замечает староста.       - Именно! И то, что это чудище ещё не сдохло, либо чудо, либо личная заслуга Хагрида…              В этот момент стоит задаться вопросом, куда смотрит руководство школы, но на дворе сорок третий год, война полыхает пуще прежнего - русские и союзники гонят немцев пинками, проливая океаны крови, но выгоняя озверевших фашистов туда, откуда они выползли. Нацистский режим рухнул в Италии, и в сентябре та вступила в союз против Германии, объявляя ей войну. И это только в немагическом театре военных действий.       У магов всё ещё яростнее.       Русские волхвы проклинают целые магические рода, союзники Гриндевальда мечутся по миру, как подпаленные крысы, европейцам остаётся только диву даваться. Говорят, на поля сражений впервые со Средних веков шагнул сам Кощей Бессмертный.       Директор Диппет ощутимо сдал за последние годы, в гостиных факультетов шепчут, что, несмотря на усиленные щиты, директор поддерживает защиту замка своей жизнью.              - Его время подходит к концу, - говорит Смерть. - Он знает об этом и старается отдать всего себя. Достойный человек.       Жнец прикрывает глаза и склоняет голову перед проходящим мимо магом. Тому кажется, что на губах Диппета на мгновение возникает понимающая усмешка.       - Он тебя видит?       - Не знаю. Рядом с ним тоже есть Жнец, но это ничего не значит…              В конце сентября профессор Слизернот приглашает его в Клуб Слизней, и Том считает, что это хороший шанс наладить связи с теми, с кем по разным причинам этого сделать не получилось.       И всё же его что-то беспокоит, когда профессор заводит пространный разговор на тему жизни и смерти, и как жаль, что молодые волшебники зачастую гибнут, так и не достигнув своего величия. Том не хочет об этом думать - он уже знает, что от Смерти не убежать, и как глупо порой можно подставиться с этим и подставить одного вредного Смерть.       Впрочем:       “От Смерти нельзя убежать, но можно отсрочить свидание с Ней...”       Пожалуй, он так и сделает. И нет, ему не интересно про крестражи. Он прочитал про них уже всё, что хотел.       И чего только Слизернот поднял эту тему?       Кажется, когда он не проявляет интереса, профессор мысленно выдыхает.              В Тайной Комнате сыро и мокро, дробная капель капель с потолка - неужели он действительно под озером?       Это всё… сделал его предок? Сам? Своей магией?       Это не укладывается в голове.              У василиска золотые глаза. Действительно - Король Змей!       Он прекрасен!              - Почему я не умер, смотря тебе в глаза?       - Потому что я этого не хочу, маленький змеёныш, - смеётся древний василиск.              Тома наполняет восторг и трепет. Сердце колотится сумасшедшей птицей. И сравнить это не с чем.              - Ты похож на него, - шепчет ему змей. - На моего Создателя. На Салазара. В тебе есть его кровь.              Он думал, что он счастлив? Он был неправ. Теперь - он счастлив.       Безгранично! Дальше края! И надышаться этим счастьем нельзя!       А ещё Змей видит его Смерть.       Смерть впервые на его памяти матерится и исчезает из Комнаты Салазара быстрее, чем появляется.              - Что это с ним? - удивляется Том, сидя в кольцах свернувшегося Короля. - Никогда такой реакции не видел.       - Он тоже похож на Салазара, - в пространство замечает василиск. - Только молодого.       - Он тоже его потомок?       - Нет. Он потомок Певереллов.              А вообще, змея зовут Годрик.       И да, это не шутка.              На Рождество Том дарит Помоне перчатки из кожи василиска, замаскированной под кожу дракона, и просит ни о чём не спрашивать.              - У тебя всё хорошо? - обеспокоенно спрашивает она.       - Всё замечательно, - отзывается он, улыбаясь.              В апреле сбежавший питомец Хагрида нападает на Помону.              Том влетает в больничное крыло, не помня себя от страха.       - Что случилось? Кто на неё напал? Виновника уже наказали?!       Она лежит на больничной койке бледная, цветом лица сливаясь с простынями.       - Мы не знаем, кто или что на неё напало, - медмаг разводит руками. - Похоже на яд акромантула, но они не водятся в наших широтах. Я запросил противоядие в Мунго, но не знаю, как скоро его доставят. Нам остаётся ждать и надеяться на чудо…       Стоящий рядом Дамблдор тоже разводит руками. В это мгновение, Том готов разорвать его голыми руками.       Тварь! Он ведь знает про Хагрида и его питомца!..              В голове ни единой ясной мысли - ярость затмевает всё белой пеленой.       Пока ещё белой, но скоро она станет алой, Том в этом уверен!       Он мчится по ночным коридорам Хогвартса, не замечая никого и ничего: он убьёт, Моргана благослови! Точно убьёт эту тварь и его ручного питомца!       Как они посмели посягнуть на его!?.       Чужой крови хочется настолько, что он чувствует её солёный, ржавый вкус на языке - а может, это от того, что он слишком сильно прикусил щёку изнутри, чтобы не орать, не кидаться и не свернуть шею трижды клятому Гриндевальдом Дамблдору!              - Откройся! Говори со мной, величайший из Хогвартской Четвёрки! Годрик, я зову тебя в бой!              Он дурак. Да. Том не отрицает.       Во-первых, потому что поддался эмоциям. Во-вторых, потому что метнулся к ближайшему выходу из Тайной Комнаты, не подумав, что это вообще-то женский туалет. В-третьих, оно проистекает из второго, не проверил, нет ли кого-то в этом самом туалете. Всё же, несмотря на поздний час, некоторые задерживались в коридоре задолго после отбоя…       Когда дверь крайней кабинки распахнулась, и из неё выскочила известная всей школе Плакса Миртл, он испугался, потому что Годрик уже поднимался из трубы под раковинами в полной боевой готовности, как и полагается, когда его зовут в бой…              Время остановилось…              Всё замерло, застыв на половине движения, и только Том мог двигаться в этом неправильном выцветшем, чёрно-белом мире. Оглушительная тишина, упавшая на плечи, придавила к полу, подобно десятитонной плите, даже самое мощное заклятие тишины не могло бы отрезать абсолютно все звуки, но они пропали. И это напугало его настолько, что показалось, будто холодная рука сжала сердце.       Кипящая в венах ярость утихла, оставив на своём месте горький привкус пепла.       Мрачный Жнец появился, как всегда внезапно и неожиданно.       Он стоял, облокотившись на выцветшую стену, отделанную кафелем, и не смотрел на Тома. Впервые за долгое-долгое время, наверное, впервые, с их знакомства. Руки, до кончиков пальцев упрятанные в тёмные широкие рукава балахона, сжимали косу, прижимая лезвие плашмя к плечу, кованый фонарь из чёрного железа с пылающей внутри свечой, впервые на его памяти не висел на поясе - Жнец держал его вместе с косой.       Но самое главное, в темноте глубокого капюшона не было видно ни бледного лица, ни просвечивающего черепа, ни даже пылающих, тёмно-зелёных глаз.       Смерть стоял, замерев каменным изваянием, и словно бы был неживым.       Так странно применять этот эпитет к нему…       - Что случилось? - охрипшим шёпотом спросил Том, не вполне понимая, но чувствуя всем естеством, что произошло - происходит - что-то важное, непередаваемое, опасное.       - В чём ценность жизни, Том? - тихо спросил Смерть, по-прежнему не глядя на него. - Ты знаешь? Истинная ценность, которую ни купить, ни получить в дар, ни создать, ни изменить?       - Я не понимаю…       Юноша растерянно смотрел на Жнеца, и в голове не было ни единой мысли, только гулкая пустота, когда даже думать не получается.       - Ценность жизни в её хрупкости. В её единственности. Скоротечности. Вернуть утраченную жизнь однажды, как дар, – это одно. Возвращать её из раза в раз – совсем другое. Ты знал, что Певереллы вовсе не бессмертны? Их просто очень сложно убить. Подходя к грани снова и снова, они возвращаются используя только свои силы - Повелительница лишь смотрит за нами…       - К чему ты говоришь мне всё это? - спрашивает Том.       Жнец поднимает голову, и в тени капюшона вспыхивают два изумрудных огня.       - К тому, что ты должен научиться понимать ценность жизни. Чужой - в первую очередь, - он мягко отталкивается от стены туалета и подходит почти вплотную, заглядывая неожиданно холодными и острыми глазами в душу. - Больше я не смогу помочь тебе, Том.       От закутанного в чёрный балахон тела палит неожиданным жаром, словно он неосторожно подошёл к ярко затопленному камину. Этот жар мерно пульсирует, заставляя дрожать и искажаться воздух.       Смерть поворачивается к замершей во времени Миртл. Она ещё не успела увидеть василиска, но заранее раскрыла рот, чтобы кричать и возмущаться.       - Последний раз, - он поднимает руку с фонарём, в котором исчезли все тонкие стёклышки, и задувает трепещущий огонёк. - Я объявляю Право. На. Вмешательство. Я сказал.       Тому кажется, что он слышит, как вдалеке, натужно загудев, лопается стальная струна, и вместе с ней, в одно мгновение разбивается тысяча невидимых окон. Леденящий душу ветер закручивается в застывшей туалетной комнате, распахивая полы балахона Смерти и срывая с него капюшон.       На вид ему чуть больше двадцати, его лицо бледно, как снег, а короткие волосы, стоящие торчком, как шёрстка у вздыбившегося котёнка, черны, как смола. И лишь глаза по-прежнему тёмно-зелёные, как листья и трава в конце июля...       Он смотрит через плечо, и смотрит так, что Том сам себе готов отвесить тумака - спокойно и ровно, будто не решается сейчас его судьба.       Том хочет закричать:       Подожди!       Том хочет ухватить его за руку.       Постой!       Не бросай меня!       Не уходи!       Но ноги прирастают к полу, а на губы словно наложили печать молчания, тело не двигается.       Время вновь возобновляет свой бег. Миртл Уоррен падает на пол, потеряв сознание, но так и не увидев короля змей. Жнец исчезает, словно растворяясь, смываемый водой из реальности…              Том скажет, что услышал девчачий визг, и помня о случившемся с Помоной, бросился на помощь, но никого не нашёл, кроме второкурсницы Рейвенкло без сознания.              Пауки бегут из замка, дрожащие от шёпота Годрика. Кто-то из учителей ловит питомца Хагрида и убивает того, не глядя, озверевший полувеликан бросается на учителя с кулаками так, что насилу оттаскивают пятеро крепких мужчин.       По счастью, Дамблдор не успевает защитить своего подопечного. Гриффиндорца исключают. Пусть скажет спасибо, что никто не стал ломать его палочку.       Повезло.              Помона приходит в себя через несколько недель, и Том дарит ей букет цветов.              Дамблдор сверлит его колючим, подозрительным взглядом:       - Ты ничего не хочешь мне рассказать, мальчик мой?       - Нет, профессор Дамблдор, - Том спокойно встречает взгляд голубых глаз из-под очков половинок.       Профессор трансфигурации ему совершенно не верит, но впервые с поступления, Реддлу глубоко плевать.              Том молчит и старается, по возможности, избегать разговоров с кем-либо. Ему не больно, ему всё равно, он не виноват. Он уговаривает сам себя, но всё равно, по ночам видит спокойный, ровный взгляд тёмно-зелёных глаз и бледную нитку похожего на молнию шрама под стоящей дыбом чёлкой.       Была бы возможность - напился, но после нападения пьяного сторожа Тома выворачивает от одного запаха спиртного.       В конце концов, набравшись мужества, в конце мая, перед СОВами, он пишет письмо в Поттер-холл, что Жнец истратил своё последнее Право. Он не пишет почему, не пишет как.       Он просто… не может этого сделать.       Ответа он не ждёт.              Каким-то образом удаётся сдать СОВ с прекрасными результатами, и он даже находит в себе силы порадоваться за не отстающих от него Абрахаса и Антонина.              За несколько дней до отъезда алого экспресса, приходит письмо-ответ от Лорда Поттера. И в нём, неожиданно, слишком много ответов на не заданные вопросы, слишком много слов, на невысказанные мысли...              “...Каковы бы ни были причины, Право на Вмешательство всегда было и есть личный выбор Жнеца. Что бы ни случилось, не считай себя виноватым и не жалей его. Уважай его выбор. Никто не может заставить Смерть сделать что-то против воли.       Дом Поттеров всё ещё открыт для тебя, Том Реддл. Будь гостем, если захочешь, и иди вперёд, если не можешь.       Главное, о чём ты не должен забывать, – это те уроки, что преподал тебе Мрачный Жнец.       Живи дальше, мальчик.       И докажи, что он не зря заглянул в твою жизнь. Это будет лучшее, чем ты можешь ему отплатить.       Быть может, вы даже встретитесь ещё раз.”              От письма не становится легче - лишь тоскливее, но, вопреки всему, Том может продолжать дышать.              И он живёт.              Летом время в доме Малфоя несётся вскачь.       Том помогает Абрахасу с переводом дневников какого-то древнего мага-змееуста - про наследие Слизерина всё же приходится рассказать, но под клятву. Малфой в восторге! А обретающийся поблизости Тони вслух интересуется, смог ли бы Том разговорить Змея-Горыныча…       Следующие две недели они с упорством, достойным лучшего применения, прослеживают родословную Слизеринов и, к общему удивлению, находят Меропу. Которая Гонт.       Естественно, никто не отпускает Тома одного.              Пьяный дядюшка Морфин при встрече вопит ему в лицо что-то про выродка, позор Рода, грязного полукровку и швыряет последней оставшейся реликвией семьи.       Ну, кто такой Том, чтобы спорить с безумцем?              А вот Реддлов хочется убить. Всех троих. И он бы с удовольствием, но друзья… Тони повис на нём так, что и не двинешься, и пока Долохов обещал споить его к чертям собачьим и русскому лешему, чтобы не нервничал, Малфой, не переходя на личности, предельно вежливо опускал семейку мещан, насмешливо высказывая всё, что он о них думает.       Уходили они победителями, хоть Том этого и не чувствовал.       Но память о вытянувшихся лицах “родственников” отбивала желание придушить гадов.       Пусть живут. Живут и умрут в безвестности. Сами.       Зная, что где-то живёт он - и вполне счастлив без них.              В октябре сорок четвёртого Дамблдор вызвал на дуэль Геллерта Гриндевальда и победил.       Ходят слухи, что победил не совсем честно, но кому какая разница? Историю пишут победители.              Смотря на разгуливающего по школе Дамблдора, едва не задирающего нос от чувства собственного величия, Тому хочется повторить подвиг своего Смерти и хорошенько пнуть профессора под зад.       Друзья с ним солидарны.              На день рождения Помона дарит ему книгу магических сказок Барда Бильда, и Том с удивлением вспоминает о прилетевшем в лоб кольце от дядюшки.       Воскрешающий камень, да?       Впрочем, кажется, он не работает. Провернув кольцо на пальце три раза, Том никого не видит. Жнец не приходит на его зов.       Похоже, это просто сказка.              В мае сорок пятого война кончается.       Том заканчивает шестой курс и, по-прежнему, не знает, куда идти дальше.              Это лето он проводит в гостях у Помоны и впервые знакомится с её семьёй. И… их много. Они… тёплые.       Тому кажется, что он озябшим после мороза, пришёл в жарко натопленный дом. Это почти больно.       Наверное, он мазохист, потому что он остаётся.              Семья Спраут относится к нему с редким пониманием. Почти как Поттеры, но всё же по-другому.       Они не лезут к нему в душу, и он благодарен им за это.              - Это был кто-то близкий? - Помона лишь однажды отваживается спросить его.       - Он был важный.       - Хороший?       - Странный.       - Ты скучаешь?       - Я хочу его стукнуть. А потом покататься с ним на василиске, - честно отвечает Том, завершая их странный разговор.              Седьмой курс пролетает мимо, и, кажется, он наносит Дамблдору несмываемое оскорбление, когда не просит остаться в школе в качестве преподавателя Защиты.              После Хогвартса Том отправляется волонтером в экспедицию в Египет. Платят копейки, работы до жопы, но это кажется правильным.       К тому же, у древних египтян занятное учение о смерти и Загробном мире вообще.              Он шлёт Помоне редкие образцы магических семян:       - По случаю попались, мне не надо, но, кажется, ты говорила, что искала их?       Сдаёт тонну слухов Абрахасу:       - Развлекайся, друг мой, только прекрати меня донимать. Не знаю я, где Салазар закопан!       Высылает Тони фотографии утренней пустыни:       - Понятия не имею, зачем тебе это нужно, но вот.       И пишет письма Поттерам:       - Говорят, у воплощения Осириса тоже были зелёные глаза…              В процессе его постоянно пытаются убить, закопать, скормить живым мумиям, замуровать в гробнице и не раз принести в жертву. Каким-то чудом он всё ещё жив.       Иногда хочется вскочить поутру, обязательно на рассвете и увидеть среди палаточного лагеря знакомую фигуру в чёрном балахоне и косой, но его нет.              Ты ведь не стал дементором, правда?..              В общем, он сам не замечает, как и каким образом становится странной смесью боевого мага и медика, учёного и артефактора, зельевара и чароплёта.       Он обрастает связями со страшной скоростью, хамит в лицо давно и прочно дохлым фараонам, почему-то ещё бродящим по этой земле, помогает попавшимся под руку Жнецам повязать их и сдать Предвечному, и не гнушается отвешивать работникам косы пинка, когда те косячат.              - Ах, да. Вы не видели? Нет? Ну, ладно....              Когда приходит время возвращаться в Англию - он известный на весь мир учёный. Дамблдор, кажется, хочет о чём-то с ним поговорить, но Том отмахивается от него, как от чего-то несущественного.              В середине шестидесятых Том делает Помоне предложение. Она, оказывается, всё ещё ждёт его.              - Я ведь не просил.       - А я не спрашивала.       - Ты точно не гриффиндорка?       - А ты точно не слизеринец?..              У Флимонта Поттера подрастает маленький наследник - Джеймс, и папаша не знает, за что хвататься: за голову, за ремень или за палочку. Вместе с наследником Блэком детки откалывают кренделя за кренделями!       Том поступает проще - говорит, что тот, кто не будет вести себя достойно, не увидит василиска. Потому что это Король и рядом с ним надо знать этикет.              - А у тебя, правда, есть василиск? - осторожно спрашивает Вальбурга Блэк, неверяще смотря на сверкающие пятки двух бестий, унёсшихся в сторону библиотеки. - Просто если нет, то можешь готовить гроб. Они с тебя не слезут.       - Спит под Хогвартсом. Подвинешь Дамблдора, покатаю всех желающих, - обещает Реддл.              Однако все мечты и планы насчёт школы приходится временно отложить - вспышка Драконьей Оспы заставляет его встать к котлам и со всем Мунго биться над поиском лекарства.       Конечно, они справляются.              Дамблдор смотрит на его с нескрываемым раздражением, когда он предъявляет своё право на наследие Основателя.       - Что-что? Фамилия не та? Помилуйте, тысяча лет прошла. Как узнал? Василиск сказал. Хотите познакомиться с Годриком?       Естественно, Дамблдор не хотел, но кто его спрашивает.              У него рождается сын, и Том называет его Хелмиром - в честь одного из созвучных имён Смерти.              - Ты ведь расскажешь мне, если увидишь Жнеца, малыш?              Дамблдор хочет протащить в школу маленького оборотня. Реддл крутит пальцем у виска и пишет письмо в Волчий Ковен.       Его глава чуть не отрывает Альбусу его здоровенную, выбеленную бороду.       И нет, директор, мне не стыдно. Не надо так сверкать на меня глазами.              Кажется, у Джеймса Поттера и Сириуса Блэка возникают какие-то противоречия с мальчиком-слизеринцем, но угроза перестать катать на василиске сворачивает все проблемы на корню.       А когда паренёк оказался ещё и гениальным зельеваром, способным на коленке сварить зелье, в полку головной боли прибыло.              Что не мешало им ругаться и лаяться по сотне раз из-за какой-то рыжей зеленоглазой девчонки.              Дамблдор собирает какой-то невнятный Орден Феникса, который объявляет себя борцами с тёмной магией, а на деле, кажется, с аристократами. Люди смотрят на них, как на идиотов, и Том подозревает, что в последней дуэли Гриндевальд всё-таки проклял Альбуса.              Его сын рисует живые картины и просит дядю Флимонта покатать его на гиппогрифе. У мальчика тёмные глаза Тома и вьющиеся кудри Помоны.       Годрик из Тайной комнаты предрекает, что это бестия ещё тряхнёт весь Хогвартс.              У невесты Джеймса Поттера зелёные глаза и огненная шевелюра. Её ненавидит Сириус Блэк, а Северус Снейп ненавидит Джеймса.       Кажется, намечается занятный любовный квартет.              На какое-то время Тому приходится уехать из Британии, по просьбе призрака Елены Рейвенкло отправляясь на поиски диадемы её матери.       Не то, чтобы он очень любил слезливые истории любви, но Помона так расчувствовалась, что Том не выдержал.              Когда он возвращается, в Англии гремит новость века: Грозный Глаз Грюм сошёл с ума на почве тёмной магии и поиска её адептов, случайно услышал, как маленький сын Поттеров шипит на парселтанге, и швырнул в него Авадой.       Результат впечатляет - заклятие срикошетило, оставив от параноика труп, а мальчику на память шрам в виде молнии на лбу.              И нет. Лили Поттер ему не родственница, как и маленький Гарри Поттер, кто бы что ни думал. Просто наследие Певереллов проснулось.              Дамблдор пытается что-то патетично восклицать про Пророчество, Тёмного лорда - которым, почему-то считает его, Тома, - но Реддлу, да и всем остальным это попросту надоедает.              Альбус находит своё место в психиатрическом отделении Мунго.              Том до сих пор не видел маленького Поттера.              Ему некогда. Он, внезапно, - единственный претендент на место директора.       И если кто-то скажет, что это проще простого, Том лично пошлёт его копать огороды Хогвартса и договариваться с буйными кентаврами. Можно ему обратно в Египет?       И откуда только здесь столько документов?!       Кто-то из журналистов смеётся, что замок мог принять в качестве начальства только такого особенного человека, как мистер Реддл.       Том обещает проклясть любого, кто ещё раз назовёт его особенным.       Исключая, конечно, его любимую жену.              - И всё-таки, можно я буду просто необычным?       - Сколько угодно, дорогой.              В общем, когда в Хогвартс поступает Гарри Поттер - уменьшенная копия его Жнеца, Том совершенно не готов.              Сжалившийся Годрик показывает ему алкогольную заначку Салазара и пророчески изрекает:       - Тебе пригодится, змеёныш.       Том почему-то в этом не сомневается...