Своим путем

— Я могу задать тебе вопрос? — Да, твоя «бабочка» в порядке, не перекосилась, ты отлично выглядишь. — Я не об этом. Знаешь, в такие дни я снова и снова спрашиваю себя — а не напрасно ли… — Ты опять об этом. Вигго, я не буду больше обсуждать, что мы обсудили неоднократно. Я давно ответил для себя на этот вопрос. — И все-таки… Это было намного хуже, чем они могли ожидать. Возможно, если бы они представляли, как все будет, они не решились бы сделать то, что сделали. Возможно, если бы последствия представлял лишь один из них, они расстались бы тогда же после долгих разговоров и взаимного непонимания. Иэн мог бы сказать, что они молодцы и все сделали правильно; но, мудрый, как Гэндальф, он лишь пожимал плечами и говорил, что это их выбор, и если они смогут с ним жить, это станет большой удачей. «Легко ему говорить», — молча злился Вигго, понимая, что Иэну вовсе не было легко — ни тогда, когда тот «вышел из шкафа», ни теперь. Он злился не на Иэна и, конечно, не на Орландо и даже не на себя. Его злила неопределенность ситуации, разраставшейся с каждым днем как снежный ком. Вигго думал, что, достигнув некоего пика, напряжение пойдет на убыль, но каждое новое утро приносило новые вести, и они ничем не отличались от вчерашних. Возмущенные фанаты; восторженные фанаты (гораздо меньше); отказы от студий; предложения от студий (гораздо меньше); приглашения на встречи; приглашения на интервью; пожелания в диапазоне от райского счастья до адского пламени; почта, звонки, интернет. Всем было до них дело. Впервые в жизни Вигго нисколько не радовала популярность. — Может, мы это зря? — спрашивал Орландо, теперь казавшийся больше растерянным, чем влюбленным. — Давай договоримся, — Вигго взял его за руку. — Вот этот вопрос, во всех его вариациях, будет у нас под запретом, хорошо? Потому что если все напрасно, значит, они просто совершили глупую, чудовищную ошибку. Но Орландо не мог быть ошибкой. Вигго знал это, чувствовал по той пустоте, которая возникала внутри при мысли о том, чтобы отпустить его. Из них двоих он должен был быть умнее. Оказалось скорее наоборот. — Ты нарушаешь запрет. — Я знаю. Иногда можно. — Ты делаешь это в любой значимый день. Если бы я не знал тебя, подумал бы, что это ты жалеешь о том, как все вышло. — Я не жалею. — Я знаю. — Но твоя популярность тогда зашкаливала. Не сомневаюсь, что если бы все осталось по-прежнему, роль в «Пиратах» досталась бы тебе. — И меня, а не Джуда, номинировали бы на «Золотую малину». А по-прежнему — это значит умолчание, вранье и тайные встречи? — Именно. — И ты бы на это пошел? — Не знаю. Если бы это был не ты — не знаю. С тобой… трудно было так поступить. Орландо оказался не то чтобы умнее — смелее. Решительнее. Увереннее. Это можно было бы списать на возраст, не знающий страха, но Вигго помнил себя в этом возрасте — он все равно задумывался бы, гадал, верно ли поступает, действительно ли это правильный путь. Он всегда искал правильный путь. Не зря его взяли на роль Бродяжника. Проницательный, видящий людей насквозь Питер. Он сразу понял, к чему идет дело — наверное, по взгляду Вигго и чрезмерному даже для Орландо веселью. Спросил, отдают ли они себе отчет в том, что делают. Вигго подумал, что он переживает за судьбу трилогии. Оказалось, Питер переживал за них. — Фильм уже есть, — сказал он. — Я осуществил свою мечту. Твои мечты связаны только с тобой. Ты не пропадешь даже на северных пустошах, Бродяжник. Больше всех здесь рискует он. Смеющийся, сияющий Орландо вовсе не походил на человека, лежащего на рельсах в ожидании поезда. Хотя по большому счету так и было. Вигго уже слышал далекий гудок. А потом колеса простучали по ним обоим. К концу это было не так уж ужасно. Они в общем-то и не поняли, когда все кончилось, когда они перестали быть вдвоем против целого мира и остались просто — вдвоем. И вот тогда снова стало страшно. Для семейной жизни Орландо оказался слишком молод, а Вигго слишком самодостаточен. Без подпорки копьями общественного мнения их совместное строение грозило рухнуть как карточный домик. — Может быть, зря мы это? — спросил Орландо после очередной ссоры, начавшейся с его отказа участвовать в заведомо провальном, по его мнению, кастинге. — Может быть, просто не стоило все это начинать? Жили бы сейчас каждый своей жизнью. Может быть, даже счастливой. Вигго взял его за руку, впервые сознательно отмечая за собой эту привычку. Казалось, тепло, идущее от ладони Орландо, обладает способностью придавать жизни простой и понятный смысл. — Давай, этот вопрос будет запретным? — предложил он, испытывая отчетливое дежавю — кажется, этот разговор уже случился когда-то. — По крайней мере, в ближайшие два года. Не оглядывайся пока назад. Еще не на что. Посмотрим через несколько лет. Расстаться точно будет проще, чем сойтись. Правда, репутацию уже не исправить. Это было чуть ли не единственным его верным решением в то нелегкое время. Просто удивительно, что он нашел подходящие слова и, главное, подходящий путь. Подходящий им обоим. — Если уж на то пошло, — говорит Орландо, стоя перед ним и трогая то «бабочку», то лацкан пиджака, то рукав, — ты тоже сейчас мог бы номинироваться на лучшего актера. Например, за какую-нибудь семейно-социальную мелодраму. — А номинирован как режиссер. По-моему, очень неплохо. — Ты талантлив во всем, за что берешься. — Спасибо. — Вигго легко касается костяшками пальцев его щеки. Поразительно, как меняются люди за смешной с точки зрения истории промежуток в десять-пятнадцать лет. Поразительно, что жизнь проходит так быстро, а вторые шансы выпадают так редко, что суметь воспользоваться первым — большая удача. А если бы они отступили, в самом начале или потом, позже? Как бы это было глупо, невероятно глупо… — Если бы мы тогда отказались от всего… — начинает он. Орландо смотрит колючим взглядом. — Десять минут назад мы ввели мораторий на подобные фразы. Вигго упрямо качает головой и заканчивает: — Мы были бы просто глупцами. — Полными идиотами, хочешь сказать? Согласен. — Орландо поправляет свой расстегнутый воротник, волосы, кольцо на пальце. Вигго машинально делает то же самое. Они поженились в две тысячи четырнадцатом, едва только вступил в силу закон об однополых браках в Англии и Уэльсе. Это уже ничего не меняло, но церемония была симпатичной. Иэн сказал, что слова «Братство Кольца» теперь заиграли новыми красками. Чертов тролль. — Готов? — спрашивает Орландо. — Лимузин ждет. Наша первая красная дорожка в качестве супружеской пары. — Прошло пятнадцать лет, а у нас до сих пор что-то бывает впервые. Неплохо. — Очень неплохо. Правда, кое-кто из фанаток все еще надеется, что у нас не всерьез. Впрочем, кое-кто из фанатов надеется на то же самое. — Надеяться не запретишь, — усмехается Вигго. — Пойдем, а то ведь опоздаем. — Объясним, что нас охватил непреодолимый порыв страсти, — предлагает Орландо. — Публике это понравится. — Мне бы тоже понравилось, — соглашается Вигго, входя в кабину лифта следом за ним. — Но придется ждать конца церемонии. Получит ли он свою статуэтку или нет, сейчас представляется абсолютно неважным.