Старая-старая сказка

Мио, мой Мио, мальчишка зеленоглазый, чем опоила тебя лиходейка-осень? Что же ты ищешь в причудливой рунной вязи? Бродишь ночами, тоскуя, по перекрёсткам. Мечешься днями под сенью дремучих елей — тропами в чаще замшелого древостоя. Мучишь расспросами встреченных менестрелей. Мио, мой Мио, тебе не найти покоя… Или не знал, или, может, забыл простое — княжий любимчик, опасливости лишённый: если не хочешь беды, никогда не стоит на перекрестье дорог подбирать чужое. Словно тебя дожидался на тракте людном, всеми другими невидим, кинжал богатый. В золоте ножны. В навершии — изумруды. В рунах на лезвии кровный призыв упрятан. По первоснежью в чащобе глухой домишко светом из окон поманит. Почти отчаясь, стукнешь негромко. Откроется дверь неслышно… В старое кресло усядешься с чашкой чая. Хрупкой красавице с прядью седой на медном всё, что пришлось пережить по пути, расскажешь — как волчья стая упорно брела по следу, как близ погоста колдуньи справляли шабаш… Будет с улыбкой стихающий шёпот слушать дева. Потом из слабеющих пальцев чашу вынет неспешно, заправит вихры за уши, нежно рукой проведёт по щеке и скажет: — Как же прелестен! — А сонное зелье спрячет. — Жертва такая лет двадцать красы окупит. Вот проведу ритуал, погляжу — в придачу, может, на память, из черепа выйдет кубок. Мио, мой Мио…