***
Запущенную стадию депрессии у него обнаружили не сказать, чтобы внезапно, но крайне вовремя. Он как раз в очередной раз получил отказ от любимой девушки, а потом как будто сломался. Сам юноша вспоминал это с трудом. Помнил, что очень болело что-то в груди, что эмоций не осталось, что было холодно, пусто и... Ничего. Не хотелось абсолютно ничего. И этот вакуум, вопреки мнению многих, не спешил никуда исчезать. А становился шире, глубже, больше, пока не превратился в заведение премиум-класса для людей с психическими расстройствами. Надо было сказать, что тут Ромео стало немного спокойнее. Конечно, за ним, как и за любым пациентом, приглядывали санитары, но суть, наверное, крылась в другом. Тут было тихо. Спокойно. В каком-то смысле, это было то, чего искал Монтекки. Размеренное существование, подчиненное расписанию приёма таблеток, походов к врачу, групповых терапий и общих трапез в столовой. Правда, и тут нашлось то, что возмущало эту атмосферу тихого безумия. У него были длинные волосы. На этом Ромео заострил особое внимание, сам поначалу не особо понимая почему. Лишь спустя пару дней до него дошло, что это было, скорее, уступкой со стороны санитаров, которые делали ставки, как скоро "Рапунцель" попытается убить себя, подавившись волосами. Такая практика была нормой в психбольнице. Но Пациент Х даже и не думал сводить счёты с жизнью таким сомнительным образом. Ромео тихо этому радовался. Волосы у него правда были красивые. Вторым, на что обратил внимание Монтекки, был смех. Пациент Х смеялся всегда громко, с каким-то надрывом, периодически слетая с истеричного хихиканья на бархатный хохот, с самого низкого рокота до визгливого фальцета. Складывалось ощущение, что если бы смех измеряли в октавах, то Пациент Х оказался бы виртуозом. Правда, причины смеха зачастую были неясны даже самому обладателю. Он всегда мог остановиться прямо посреди веселья, замереть, оглянуться, словно пытаясь найти то, что так его позабавило, а затем напряжённо уткнуться в книгу. Или просто уйти. Это казалось Ромео странным лишь первое время. Но искать какие-то странности в психушке? Нет, это было бесполезно. Ещё Пациент Х много курил. Сам Ромео никогда не испытывал тяги к этому занятию, но когда время тратить особо не на что, то внимание непроизвольно акцентировалось на бесконечных пачках сигарет в руках возмутителя спокойствия. Он часто вхолостую щелкал старым синим "Крикетом", задумчиво глядя в полоток, и это означало, что он, как минимум, не являлся пироманом. Однако, откуда у Пациента Х появлялись бесконечные сигареты, Ромео так и не разгадал. На его памяти, странного парня ни разу не навещали. Ещё одной загадкой являлась причина, по которой он тут находился. На третий день нахождения в больнице, Ромео начал играть в игру, отгадывая заболевания других "постояльцев", а затем уточняя их у очаровательной медсестры Джульетты. Она была одной из немногих, кто с удовольствием общался с пациентами, а Монтекки, судя по персиковому румянцу на щеках и блеску в глазах, даже ей нравился. Сам юноша относился к этому снисходительно, не поддерживая начинания девушки. С него хватило любви. Так вот, через неделю он смог с точностью определить, что у Розы, которая вечно смотрела в окно, такая же депрессия, как у него. У Джованни были приступы психоза, которые начинались так же внезапно, как и заканчивались. Пожилой Лоренцо страдал расслоением личности, считая себя средневековым священником и постоянно предлагая всем свое зелье для долгого сна. Однажды Ромео даже выпил, натянуто улыбаясь и сглатывая остывший ромашковый чай. А вот с Пациентом Х так не получалось. Он казался слишком нормальным для этого места. Слишком ярким, быстрым, слишком заметным. И в очередной раз наблюдая, как странный парень обыгрывает кого-то в шахматы, Ромео тихо поинтересовался у заполняющей карты Джульетты: — Что у него? — М? — девушка отвлеклась, но увидев того, про кого спрашивал Монтекки, только улыбнулась. — Вот сам и спроси. Меркуцио у нас уже три года. Любит сам рассказывать про себя. "Меркуцио". Ромео беззвучно покатал на языке его имя, отмечая, что оно такое же яркое, как и его обладатель. Но звучало приятнее, чем санитарское "Рапунцель" или бестелесное "Пациент Х". Гораздо приятнее. Однако знакомиться Монтекки не спешил. В конце концов, никуда деться с "подводной лодки" было нельзя. Рано или поздно, встреча произойдёт. Наверное. И она произошла.***
Был один из тех дней, когда Ромео проснулся с лёгкой головой и спокойными мыслями, почувствовал вкус завтрака (от "Нутеллы" на теплом тосте он даже расплылся в довольной улыбке), а затем попросился погулять. Такие порывы, как ему объясняла Джульетта, являлись отличными знаками. Возможно, у него был шанс на выздоровление. Хотя где-то внутри сидел циничный голосок, напоминающий, что спонтанное желание понюхать морозные ёлки и объесться шоколадом, не уравновешивает желание сдохнуть в другой день. Но Монтекки упрямо натянул глупую шапку с оленями, надел варежки и куртку, сунул шнурки ботинок под "язычок" и вывалился на улицу, загребая ногами снег. Морозный воздух мгновенно начал пощипывать его щеки и нос, делая их красными, но сам Ромео направился к лавочке, которая стояла у кромки леса и была еле заметна из-за толстого слоя снега на ней. Стряхивать его не хотелось (юноша вообще категорически не любил холод, но больница находилась у подножия гор, и выбора особо не было), так что Монтекки просто уныло осмотрел заваленную лавочку и побрел вдоль аллеи из пушистых ёлок. Настроение резко упало вниз, циничный голосок въедливо напомнил о том, что так переживать из-за снега на скамейке — не очень нормально. В дополнение, вымощенная плиткой дорожка, так обледенела, что Ромео все же поскользнулся, судорожно попытался найти равновесие, а затем рухнул на землю, чувствуя тупую боль в копчике. Что ж. Наверное, нормальный бы человек поднялся, возможно, отряхнулся и пошёл дальше, но о нормальности речи не шло. Поэтому Ромео поудобнее устроился на обледеневшей земле, накинув капюшон поверх шапки и подтянув тёплый пуховик под отбитую задницу, и уставился в бледное зимнее небо. Дыхание облачками пара слетало с его губ, растворяясь в воздухе, и было довольно легко представить, что он остался один в этом мире. В тихом, спокойном мире, где не было тревожных мыслей, болезненного зуда в груди и вопросов, на которые не было ответов. Даже сам факт того, что он лежит на ледяной земле, особо не смущал. Будто бы кому-то есть дело. — Что ты тут делаешь? Видимо кому-то все же было дело, но Ромео только выдохнул, приоткрывая веки. Над ним болтались длинные светлые локоны, выбивавшиеся из под дурацкой шапки, владелец которой слегка улыбался. — Я упал. — Зачем ты упал? Ладно, это было забавно. Они процитировали диалог из третьей части "Гарри Поттера". Пожалуй, это было неплохое знакомство. — Я не специально, — усмехнулся Ромео, все ещё не спеша подниматься с земли. — Тест на знание Роулинг пройден? — Фильмы лучше книг, — фыркнул его собеседник, а затем протянул руку. — Вставай. Монтекки вообще-то никогда не был послушным мальчиком и мог легко послать любого, кто так бесцеремонно прерывал его медитации (да, на земле, зимой и в психушке, и что). Но сейчас бодаться не хотелось, и он крепко ухватился за предложенную ладонь, поднимаясь и отряхиваясь от успевшего нападать на него снега. Пациент Х широко и светло улыбнулся, поправляя шапку с ужасным сиреневым помпоном, а затем произнес: — Меркуцио делла Скала. Аффективное биполярное расстройство. Монтекки слегка приподнял брови, стараясь припомнить все, что знал об этом заболевании, но принял правила игры: — Ромео Монтекки. Депрессия. — А, — Меркуцио цокнул языком, доставая из кармана сигареты, — скукотища. Будешь? — Не курю, — покачал головой Ромео, наблюдая, как собеседник прикуривает и делает долгую затяжку. — Что значит, скукотища? — Диагноз твой, — Пациент Х покрутил пальцами в воздухе, словно закручивая невидимую лампочку, — тут каждый третий с депрессией. — Биполярка тоже частая тема, — хмыкнул Монтекки. — Или ты какой-то волшебный? — О, — Меркуцио хитро подмигнул, — даже не представляешь насколько. ...спустя неделю Ромео уже отлично представлял. Его новый знакомый обладал какой-то невероятной способностью заполнять все пространство своими эмоциями, своим смехом, своими идеями, проще говоря, собой. Он вытеснял из Ромео любые тревожные мысли, совершенно не осознавая это, а Монтекки только устало улыбался, слушая рассказы про очередной безумный сон. Это ощущалось совершенно естественным, когда делла Скала заваливался к нему на диван, клал голову прямо на книгу, которую держал на коленях Ромео, разбрасывая длинные волосы по всей поверхности, и начинал говорить, говорить, говорить... Пару раз Ромео абсолютно точно думал над тем, как можно прервать этот фонтан красноречия, но на ум приходили исключительно кляп или поцелуй. Вот только кляп был бы мгновенно вытащен или проглочен, а поцелуй... Ну, это было бы чересчур. Наверное. Ромео точно не был уверен, а потому просто пытался вникнуть в бессвязный монолог. Спустя две недели Монтекки уже мог бы с твёрдость сказать, что если бы его попросили написать книгу о Меркуцио, то она уместилась бы только в трех томах. А, может, и в четырёх. Делла Скала мог говорить часами. Ромео понятия не имел, зачем ему вся эта информация, но, разбуди его посреди ночи и спроси "какой любимый шоколад у Меркуцио?", он бы с лёгкостью ответил, что с фундуком и карамелью. Так же, в памяти слой за слоем откладывались факты о том, что делла Скала любит собак, терпеть не может шпинат и попкорн, обожает музыку из мультфильмов, боится игл и хотел бы, чтобы на его дне Рождения спела Деми Ловато. Монтекки, правда, искренне не знал, где и при каких обстоятельствах ему могла пригодиться вся эта информация, но просто надеялся, что вдруг эти вопросы будут контрольные в какой-нибудь лотерее. "Миллион тому, кто скажет, почему Меркуцио делла Скала ненавидит длинные носки! О, у нас есть победитель!.." Правда, лотереи все не было, зато был странный красивый парень с биполяркой. Неплохой вариант. — Как ты вообще тут очутился? Меркуцио как раз закончил рассказывать какой-то кельтский миф про эльфов, когда Ромео решил позадавать вопросы. Голова делла Скала привычно покоилась на коленях знакомого, а длинные ноги в серых трениках он закинул на спинку дивана. На вопрос Пациент Х только усмехнулся: — Мой дядя главврач больницы. Решил, что тут будет удобнее за мной приглядывать после того, как я сорвался. — Сорвался? — переспросил Ромео, подаваяясь чуть вперёд и нависая прямо над Меркуцио. — В смысле? — Словил сначала депрессивное состояние, а потом сразу манию, — улыбка делла Скала померкла. — Пошёл в бар, подрался с местным задирой, потом разбил тачку старшего брата. "И все это не выпив ни капли рома!" — Что за фетиш на отсылки из фильмов? — не сдержал смех Ромео. — Джек Воробей? Серьёзно? — Капитан Джек Воробей, — поправил его Меркуцио, вновь начиная улыбаться. — Устроим марафон фильмов? Монтекки закатил глаза. — Ты же не отстанешь? — Неа, — Меркуцио слегка приподнялся, хитро прищуриваясь, — обожаю тебя. А потом чмокнул Ромео в кончик носа и ушёл включать телевизор. Как будто так и должно было быть.***
Когда все вокруг долгое время говорят, что ты болен или сходишь с ума, то непроизвольно, но мозг принимает это, как должное. То есть, хаотично съезжающая крыша вдруг обретает траекторию и пункт конечного назначения. Хотя, честно говоря, утешало это Ромео мало. Где-то в глубине души ещё оставалась надежда, что он вполне здоров. Уверенности это, конечно же, не прибавляло. — В вашем дневнике очень много Меркуцио, — сидеть напротив главврача больницы было совершенно некомфортно. Возможно, потому что теперь Монтекки знал, что это дядя его нового друга, а не просто психотерапевт, которого нужно регулярно посещать. — Я бы порекомендовал вам отказаться от этого общения. — Вы говорили, что мне нужно больше общаться с ровесниками, — флегматично возразил Ромео. — Я всего лишь выполнял рекомендации. Доктор Эскал только протяжно выдохнул, потирая переносицу, а затем произнес, тщательно подбирая слова: — Вряд ли подобная коммуникация принесёт вам пользу. Меркуцио достаточно времени провел здесь, чтобы стало ясно, насколько он деструктивен. Его расстройство это, как бы вам объяснить? Бомба с часовым механизмом. Приступы депрессии, мании, гипомании, они сменяют друг друга в хаотичном порядке, и Меркуцио, при всем желании, не может ими управлять. Его цепляют люди, вещи, и выглядит это, как острое увлечение, но правда ли это так? Ответ есть лишь в его голове... Дальше Ромео просто не слушал. Одной из главных задач хороших врачей было сначала убедить пациента в его недуге, чтобы тот захотел лечиться. Но зачем Эскал убеждал его в болезни собственного племянника, Монтекки не понимал. Ему нравилось общаться с Меркуцио, даже если это мог быть всего лишь очередной маниакальный эпизод, после которого все это прекратится. Внутренний голос упорно твердил про очередные грабли, на которые Ромео стремился наступить с завидным упорством, но кто вообще слушает внутренний голос?.. — ...постарайтесь найти других друзей. Не зацикливайтесь, — наконец подвёл итог Эскал. — Это мой вам совет до следующего сеанса. У вас есть прогресс. Но тщательный выбор окружения так же важен. Что ж, складывалось ощущение, что весь мир шёл на поводу главврача, потому что после возвращения в общую гостиную, Ромео тупо не увидел Меркуцио. Его любимое кресло пустовало, а забытая на подоконнике пачка сигарет, перекочевала в карман Монтекки. Ответ нашёлся только у Джульетты, которая печально поджала губы, выдавая Ромео порцию лекарств и стакан воды, и произнесла: — Он в своей палате. У него... Нелёгкий период. Красивое название для депрессивного состояния не сделало его лучше ни на грамм, и Монтекки только кивнул: — Окей. И дни снова медленно потекли мимо. Словно этой пары недель никогда и не было. Ромео откровенно не помнил, как сам ощущал это состояние, но знал, что последнее, что ему тогда хотелось — это чьё-нибудь назойливое внимание. Так что, он методично складывал в стопочку шоколад для Меркуцио, который ему передавал Бенволио, теребил в руках ту самую пачку с единственной сигаретой, на фильтре которой отпечатался след зубов делла Скала (была у него такая привычка перед курением), и читал. Делать было нечего, так что Монтекки вернулся к своему обычному состоянию, убедив себя, что скучать по Меркуцио — как минимум, глупо, а, как максимум бесполезно. Да и, плюс, никто бы из санитаров не пустил его в палату другого больного. Никто, кроме Джульетты. Ладно, это было нечестно. То есть, совсем. Возможно, даже мерзко, ведь сейчас Ромео откровенно пользовался чувствами другого человека. А вообще когда-то в прошлой жизни он умел быть обаятельным, жаль только его бывшая-стерва этого не ценила. Джульетте нравилось. Она вся, милая и трогательная, покрывалась лёгким румянцем, нервно покусывала пухлую нижнюю губу, хлопала ресницами. В общем, Монтекки откровенно признавал, что девушка была очаровательна. Возможно, если бы он не был больным на всю голову, оценил бы. А так единственный человек, кого, по какой-то причине, он не мог выбросить из мыслей, лежал в своей палате с обострившейся биполяркой и питался антидепрессантами на завтрак, обед и ужин. Поэтому Ромео ещё раз надавил на то, что Джульетта отменная медсестра и восхитительная девушка, заправил локон ей за ухо и, склонив немного голову, прошептал: — Пожалуйста. Мы друзья. Капулетти никогда не была дурочкой, хотя частенько хотелось. Ну вот стоит перед тобой восхитительный парень, заигрывает, флиртует так, что тахикардия не за горами, а мозг вдруг встряхивается и напоминает, как на коленях этого чуда лежал другой парень, с которым они мило ворковали всего неделю назад. И ты стоишь, кислую мину прячешь. Можно было бы, конечно, прикрыться тем, что мальчики просто лучшие друзья, но... — Всем бы таких друзей, прости Господи, — пробормотала она. — Палата номер семнадцать. Ромео жестом фокусника вытащил из кармана плитку дорогого шоколада с перцем чили и коротко сжал её руку: — Спасибо. — Не шумите, — напоследок предупредила медсестра, подмигивая. Ромео только фыркнул в ответ. Даже если он бы и хотел... М-м-м... "пошуметь" с Меркуцио, то палата дурдома его совершенно не возбуждала. Какой бы дорогой или уютной они ни была. Хотя, когда он наконец постучал и зашёл внутрь, настрой перестал быть таким скептичным. Палата и правда была чертовски уютная. Мягкие бежевые полутона в интерьере, много подушек на (серьёзно?) двуспальной кровати, книги, блокноты, записи, несколько пачек вездесущих сигарет на столе у окна. Чувствовалось, что хозяин комнаты не постоялец клиники, а её вечный узник, нашедший в себе силы построить тут гнездо. И от этого становилось очень горько, потому что Ромео много бы отдал, чтобы посмотреть на Меркуцио за пределами стен больницы. — Уходите. Это донеслось из под вороха одеял на кровати, и Монтекки даже вздрогнул от неожиданности. Одеяла оказались коконом Меркуцио, который не услышав хлопка двери, выпутался из под них, тяжело выдыхая, когда увидел Ромео: — К тебе это тоже относится. — Не, спасибо, я тут ещё немного побуду, — пожал плечами Монтекки, проходя внутрь комнаты, а затем вдруг оказываясь на кровати, привалившись к спинке. — Ух ты, мягко. Ладно, вообще-то он не планировал вести себя, как наглый варвар, вламываясь в чужое личное пространство, просто он откровенно скучал по делла Скала. И когда последний вдруг тяжело выдохнул, окончательно выпутался из под одеял и привычно лёг к нему на колени, у Ромео вообще не осталось сомнений, что все правильно. Перебирать мягкие длинные локоны было уже почти ритуалом, пока Меркуцио рассказывал про какие-то жуткие сны, которые ему снились. Ромео предложил ему сменить снотворное, в ответ ему предложили сходить нахер. Меркуцио терпеть не мог таблетки. — Я разговаривал с твоим дядюшкой перед тем, как ты закрылся в своей башне, Рапунцель, — спустя час проговорил Монтекки. Его пальцы уже давно перебрались с волос на затылок, мягко массируя. Меркуцио издал звук между мурлыканьем и вздохом, приоткрывая глаза. — Он сказал мне держаться от тебя подальше. — Ай-яй-яй, — лениво откликнулся делла Скала. — Не соблюдаем рекомендации врача? — Неа, — легко хмыкнул Ромео. — Если есть сомнения в объективности этих рекомендаций. Тем более, что я... — Если хочешь поцеловать меня, то целуй сейчас. Эта неожиданная фраза заставила Монтекки подавится всеми своими дальнейшими словами и посмотреть вниз, где на его коленях, как ни в чем не бывало, продолжал лежать Меркуцио. Правда, с глобально серьёзным лицом, немного приоткрытыми губами и болезненно блестящими глазами. — Чего, прости? — переспросил Ромео, слыша идиотскую нервную хрипотцу в своём голосе. — Господи, все самому надо, — закатил глаза делла Скала. А затем положил ладонь на шею Монтекки, и крепко поцеловал, второй рукой крепко сжимая пальцы своего гостя. Ромео не стал бы врать, что часто представлял себе, как затыкает поцелуем болтливого Меркуцио, но то, что все произойдёт наоборот... Заткнули его. И при этом настолько прекрасным способом, что Ромео бы поклялся, что в жизни не целовался ни с кем, кто умел бы делать это так. В общем, первая паническая мысль отстраниться и убежать, была задавлена в первые полторы секунды поцелуя, а потом тело решило действовать само. И Монтекки просто переплел их пальцы, просто подогнул колени, чтобы было удобно, просто приоткрыл губы и просто... Ну он просто послал нахрен все свои сомнения. И это было нормально. Как будто так и должно было быть.***
За окном медленно падали крупные хлопья снега, над кроватью мигали тёплым жёлтым светом фонарики, до Рождества оставались какие-то несколько недель, а в клинике для душевнобольных две души ощущали себя гораздо менее больными. И это было нормально.