Хэ Тянь.

— Ну же, голубки, хоть бы постеснялись! Уселись на самое видное место и давай сюсюкаться. Ни стыда, ни совести у современной молодёжи! Скажи, Чжань Сиси? Услышав знакомый звонкий голос, в котором сейчас плескалось, казалось бы, даже искреннее возмущение, Мо Гуань Шань вздрогнул и поднял голову с плеча Хэ Тяня, недовольно открывая глаза и немного хмурясь из-за ослепляющего солнца. Большая перемена началась буквально несколько минут назад, они с парнем только успели сесть возле фонтана, что красовался у них прямо во дворе школы, а весной и летом даже работал, радуя собравшихся вокруг них людей прохладой, а Цзянь уже успел их найти и нарушить долгожданный отдых. Его друг, на лице которого привычно не читалось ни единой эмоции, только пару раз кивнул; все, кто был знаком с этой эксцентричной парочкой хотя бы по слухам, прекрасно знали, что Чжань делает это исключительно для отчаянного спасения самого себя. Он уже давно вывел простую формулу относительно спокойной жизни рядом с Цзянем, что состояла из нескольких пунктов: если он что-то спрашивает — просто отвечай, можно даже невпопад; если что-то просит сделать — сначала убедись, что это безопасно; если друг переходит границы или невольно вредит себе — сначала бей, а уже после отчитывай. Сейчас ситуация явно требовала первого правила. — А ты нам так завидуешь, что не удержался и прибежал сюда сразу же после звонка, чтобы получить хоть крупицу нашего внимания и в очередной раз намекнуть Чжаню, что хочешь так же? — с привычной долей издёвки спрашивает Тянь, смело закидывая руку на плечо Мо. Они уже давно пережили тот период, когда Хэ вообще не позволялось прикасаться к нему на глазах у других. Это было только начало их романтических отношений; Малыш Мо был слишком смущён их внезапно обретённым статусом «пара», а далеко не малыш Тянь был слишком настойчив, из-за чего частенько получал отказ. — Да брось, умник, у нас с Сиси всё замечательно, иначе ведь быть не может. Цзянь, сказав это, железной хваткой впивается в правую руку Чжаня, при этом чуть ли не повиснув на ней, и доверчиво заглядывает в чужие глаза. «Жертва» его внезапного порыва любви хмурится, вздыхает и оглядывается через свободное плечо, с каким-то удовлетворением отмечая, что на них особого внимания никто не обращал. Если уж говорить откровенно, иногда Чжэнси казалось, что их выгонят из школы за неподобающее поведение. Рыжий, сидевший всё это время молча, вновь хмурится, когда мимо них, громко смеясь, проходят девушки, а после решает окинуть взглядом школьный двор. Он не задерживается на каждой фигуре дольше пяти секунд — знает, что после может получить кучу расспросов со стороны Хэ, а уж тем более, если он не уследит за собой и уставится на какую-нибудь случайную девушку, — но всё же одна из них невольно привлекла его внимание. Стоящая неподалёку белокурая девушка, внимательно разглядывающая, кажется, только его, казалась ему совершенно незнакомой. Уж про кого, но про Рыжего и правда можно было сказать, что он знает каждую собаку, однако эту девушку он видел впервые. Незнакомка, казалось, не замечала никого другого, кроме него, и это в какой-то момент начало сильно напрягать парня. — Кто это? — не удержавшись, наконец спрашивает Шань, подбородком указывая в сторону девушки, но всё же пытаясь сделать это аккуратно, чтобы не показаться последним хамом. Хэ Тянь мгновенно переводит тёмные глаза в ту сторону, куда показывал ему Мо Гуань, и после трёхсекундного изучения чужой фигуры наконец пожимает плечами. — Не знаю, — зевая, отвечает он, а после наклоняется к чужому лицу ближе, и Шань чувствует, как его пальцы сильнее сжимаются у него на плече. — А что, понравилась?

***

Ции ходила по этому ужасному, по её скромному мнению, месту уже добрых двадцать минут, и буквально с каждой новой секундой она начинала всё больше и больше сомневаться по поводу правильности выбранной профессии. Помогать людям, конечно, было делом благим, но теперь, после более близкого знакомства с психбольными, она не чувствовала в себе былой уверенности в своих силах. Белые стены в палатах, белые потолки и белая специальная одежда угнетали будущую медсестру и казались ей крайней точкой безысходности. От этих стен волнами исходила безвыходность, тоска и безмолвное отчаяние, от которой даже у здоровой молодой девушки волосы вставали дыбом, что уж говорить о тех, кто здесь застрял навечно без шанса на спасение. — А что с этим парнем? — спрашивает она, проходя мимо открытой палаты, привычным движением заправляя прядь волос за ухо. Все её подружки уже направились по коридору дальше, изучая редкие плакаты и смеясь с некоторых рисунков, а она всё с любопытством заглядывала внутрь, изящной рукой указывая на заинтересовавшего человека и убирая чёлку с глаз. Привлёкший её внимание рыжий пациент в белоснежно белой больничной форме сидел на самом краю постели, при этом тщетно пытаясь руками отпихнуть нечто находящееся справа от него, однако и видимое тоже только ему, и что-то бубнил себе под нос, впрочем, немного скрытно улыбаясь, будто опасаясь, что его улыбку может кто-то заметить. Прислушавшись к этому бормотанию, Ции смогла разобрать нечто похожее на «Хэ, прекрати, мы же не одни». — Помешался, — пожав плечами, спокойно произносит молодой врач, поправляя то и дело съезжающие с его носа очки в тонкой оправе. Этот бесчувственный работник психиатрической больницы, который показывал молодым практикантам, что здесь было устроено и как, не нравился ей, в отличие от этого необычного пациента. Впервые она видит кого-то настолько рыжего, молодого и до безумия симпатичного в подобном месте (хотя вряд ли ей можно было так думать, ведь это пока что первая и единственная больница, в которой она побывала). Ему впору на плакатах красоваться и рекламировать одежду, а не лежать в этом ужасном и захудалом месте, в котором до него никому нет дела. Почему-то даже казалось, что если она сейчас подойдёт к нему и спросит его имя, он не ответит — настолько он был занят собой и странной борьбой с невидимым Нечто. — Всё бубнит какое-то имя, смеётся сам с собой, от чего-то прячется под одеялом, а иногда как начнёт буянить, — продолжает врач, с хорошо читаемым безразличием неотрывно смотря на парня — для него он лишь больной и изредка опасный пациент, ничего больше, а значит и сострадания рыжему не видать с его стороны, да и вряд ли оно ему было нужно. — Видимо, его вымышленный Хэ Тянь иногда доставляет ему хлопот. Сказав это, врач уже идёт дальше, по пути шикая на шумную компанию девушек, что тут же разом, словно по команде, кокетливо извинились перед ним, и только Ции остаётся стоять на своём месте. Рыжий парень, имя которого ей так и не довелось узнать, всё продолжал тепло улыбаться самому себе и смотреть куда-то в сторону, а у девушки почему-то от этого зрелища больно щемило в груди. — Она всё ещё смотрит на нас, — как-то неловко шепчет Мо, в то же время поддаваясь навстречу чужим рукам и всё же позволяя приобнять себя даже на глазах у столпившихся неподалёку учеников и у той самой девушки, что парень видел у них в школе сегодня впервые. Хэ Тянь на это недовольное заявление лишь тихо смеётся ему на ухо, целует куда-то в макушку, явно не заботясь о реакции остальных, а после бросает лёгкое и такое ребячески-безразличное «Ну и что?», и у Шаня сразу же падает с плеч тяжёлая глыба. В синем небе кое-где неизведанными островами возвышаются прекрасные и величественные пушистые облака, тёплый ветер несёт запахов цветов и отдалённое пение птиц, солнце светит настолько жарко, что буквально заставляет снующих туда-сюда на большой перемене учеников то и дело подходить к фонтану и мочить руки или даже умываться, а самого Шаня недовольно сопеть, при этом всё так же ласково улыбаясь, и пытаться хоть немного оттолкнуть от себя тёплого Хэ Тяня, от объятий которого становилось ещё жарче. И чем шире становилась тёплая улыбка Рыжего парня, сидевшего сейчас на своей койке в психбольнице, тем больнее было наблюдавшей за этой картиной случайно увидевшей его девушке.