***
Я никогда не испытывала к тебе ни ненависти, ни злости, потому что ты страдал так же, как и я. «Познакомься, Никки, это мой лучший друг. Фредди, обернись к нам, пожалуйста… Фредди, это Вероника, моя девушка… Я бы очень хотел, чтобы вы поладили!...» Я помню, как неприлично долго ты изучал меня взглядом. Тогда я была прелесть, какой дурочкой, и посчитала, что это какая-то одна из твоих черт, быть открытым и внимательным ко всем. Ты как-то по-особенному нежно взял меня за руку и поцеловал ее; Джон нашел этот жест ужасно милым, и мы все трое рассмеялись. Теперь я представляю, как ты чувствовал себя на самом деле: ты был опустошен, разбит, уничтожен... Я очень хорошо представляю, каково это, поверь. Ты стал для меня идеальным примером того, как нужно скрывать свои чувства. К сожалению, Джон так не умел, и я достаточно быстро догадалась о причинах его какой-то болезненной потребности в общении с тобой. «Представляешь, Фредди купил нам два одинаковых свитера! Ума не приложу, зачем так тратиться…» «Думаю, этот фильм нам понравится, Фредди сказал, что это лучшая комедия года!» «Никки, дорогая, отдохни, я отвезу Роберта в секцию, все равно обещал Фредди заехать…» Каждый день я слышала твое имя чаще, чем свое, и пятнадцать чертовых лет мирилась с этим.***
Со временем я смирилась с тем, что в сердце Джона нас по-прежнему оставалось двое. Шли годы, у вас появлялись новые альбомы, возможности становились больше, лимузины дороже, жены и подруги ваших коллег — моложе, менялись прически, выражения лиц... А в нашей жизни появились скандалы. Я видела Джона все реже, и — о, это так смешно, не правда ли? — чем меньше он находил времени для нас, тем скорее мы превращались в «образцовую пару», «идеальный союз», «крепкий тыл знаменитого басиста Queen»… Моей жизни позавидовала бы любая: достаток, слава, дети, уютный дом, невероятно красивый, добившийся всего муж. В ней действительно было все, кроме одного — любви. И я не выдерживала. Каждый Божий день я собирала себя по кусочкам, я действительно старалась не думать о плохом, а потом срывалась, кричала, обвиняла Джона… Я ревновала его, как кошка, ко всему — к музыке, группе, к вашему успеху, к тебе… Знаешь ли ты, в какой кошмар порой превращалась наша жизнь, скрытая за красивым фасадом «идеального брака»? «Никки, милая, это безумие! Неужели ты не видишь, как я стараюсь для вас?! Да я уже забыл, когда последний раз засыпал спокойно – то запись, то съемка, то собрание! Если я не на работе — я всегда с вами, разве это не так? Господи, неужели я многого хочу? Всего лишь тишины и спокойстия, хотя бы дома?!...» Мое сердце сжималось, когда я слышала подобное в свой адрес. Я знала, что он порвал с тобой, давным-давно, живя теперь во имя нашего благополучия, и никогда не попрекала Джона его образом жизни. Я была готова сделать все, лишь бы ему было хорошо – единственное, что было неподвластно — чувства. Мне было больно, и я, как любая женщина, жена своего мужа, искала у него поддержки. Джон слишком уставал, отдавая свою энергию работе (и тебе), и порой не замечал, как сильно ранят меня его слова. Но я по-прежнему любила, и прощала ему все. Даже тоску по тебе.***
Все изменилось в тот день, когда он узнал о твоей болезни. Я навсегда запомню этот октябрьский день 1988-го. «Никки, мне надо побыть одному…» Знаешь ли ты, что я чувствовала в тот вечер, когда он вернулся домой с пустой бутылкой в руках, пьяный, со слезами на глазах? Мне хотелось умереть. Джон быстро взял себя в руки, и на какое-то время мне показалось, что жизнь вернулась в прежнее русло. Я отчаянно желала вернуться под крыло его каменного спокойствия, уверенности в завтрашнем дне, и была готова закрыть глаза на очевидное: так, как раньше, уже не будет. В его глазах будто начал тлеть уголек, поддерживающий любовь к жизни… Три года спустя он погас окончательно. Об этом никогда не напишут в газетах, не расскажут в интервью, об этом не принято говорить вслух, а я, пожалуй, скажу, — не только твоя жизнь оборвалась тогда так мучительно быстро. Покинув нас, ты забрал с собой главное — желание жить в глазах моего мужа. Сорок пять лет подряд я делю его сердце с тобой напополам. И всего лишь двадцать восемь — с глухой, неприступной стеной, которую он выстроил в своей душе после твоей смерти. Скажи мне, Фредди, это достаточная плата за вашу «любовь»? Почему тебе досталось от него всё, а мне — ничего?***
When things turn out bad
You know I'll never be lonely
You're my only one
And I love the thing…
«В 1975 году Джон Дикон написал песню, которую посвятил своей жене Веронике. Одна из самых красивых композиций, когда-либо созданных группой, она по-прежнему напоминает нам о великой тайне любви, которую бас-гитарист Queen постиг почти полвека назад, встретив свою единственную жену…» Я нервно усмехаюсь, и выключаю радио, услышав эти слова на какой-то очередной надоедливой радиопередаче. Почти всю свою долгую жизнь я храню в себе правду об этой песне, правду, которую мне некому рассказать. Прости, Фредди, но я все еще помню об этом…