deam

Чужие руки мягко проходят по твоим волосам, перебирают русые пряди, будто совсем не эти руки пару минут назад оставляли синяки по всему телу. В них нет и грамма заботы. Даже если и есть, ты бы все равно не почувствовала. Ты давно перестала чувствовать хоть что-то. Первый раз она ударила тебя полтора года назад. Тогда она казалась такой замечательной, словно личное счастье, дарованное чем-то неведомым. Она постоянно приносила тебе кофе после своих утренних прогулок, окружала заботой настолько, что и подумать нельзя было, что она не такое уж и счастье. Ты буквально боготворила ее тогда, считая лучшим человеком на этой земле, обожала каждое ее слово и движение, каждая мысль о ней была мыслью о прекрасном. Ты сравнивала ее едва ли не с твоими любимыми богинями из греческой мифологии, которых мечтал увидеть воочию каждый. Она была недосягаемым совершенством. Она изучала кинематограф по вечерам и писала стихи ранними утрами, которые потом зачитывала тебе, а ты слушала ее, боясь сделать лишний вдох, лишь бы не разрушить это едва уловимое волшебство ее слов. А потом, в один из вечеров, тарелка с ягодами, находящаяся в твоих руках, вдруг выскользнула и разлетелась по полу сотней осколков. Темные ягоды расползлись яркими пятнами по ее новому свитеру. Через секунду ты почувствовала ее хлесткую руку на твоей щеке, оставляющую горящий след. С тех пор страх внутри тебя живет постоянно. Она не разговаривала тогда с тобой несколько дней, пока ты, утыкаясь опухшим от слез лицом в ее острые колени, не молила о прощении. Она пнула тебя тогда слегка твердым каблуком, а ты и не заметила этого, радуясь тому, что тебя наконец-то простили. С тех пор в ее божественности что-то неуловимо сломалось. Она перестала быть настолько величественной, от одного ее вида по твоему не пробегали тысячи мурашек, а ее утренние уходы казались раздражающими, а не такими правильными, как раньше. Она стала обычной. Второй раз она ударила тебя спустя два месяца после этого. Ты не приготовила ужин тогда, потому что плохо себя чувствовала. Она долго кричала, а когда ты легла на кровать, на которой она сидела, она с силой пнула тебя куда-то в бедро. Синяк не сходил тогда несколько недель. С тех пор она бьет тебя постоянно. Ты и не помнишь, когда она начала уничтожать тебя изнутри. Словно мифическая ненасытная тварь, ей стало мало только твоего тела, и она решила, что хочет большего. Она постоянно говорит тебе, какое ты ничтожество. Ты и сама это уже знаешь. Ты не знаешь, когда ты перестала общаться со всеми своими друзьями. Тебе просто было нельзя. Она и не любила их никогда особо. Считала, что они лишь делают тебя хуже, а ты просто слепо следовала за ней, как за ведущим светом в непроглядной тьме. Она заняла всю твою жизнь. Впиталась под кожу едким дымом, разнеслась по всему телу вместе с кровью по венам. Она больше не кажется богиней, лишь жалкой пародией, ее черные волосы больше не казались искусством, больше смахивало на вороньи перья, нелепо облепивших голову. Ее руки больше не были легкими и невесомыми, они лишь раздражали тем, что они словно неосязаемые. В ее глазах больше не плескалась теплым янтарем забота, теперь там отвращение и презрение. Твоя богиня умерла еще после первого твоего синяка.