Река

Если лечь на покрытый травой выступ и наклониться к самой воде, можно уловить характер реки. Если сказать «Привет» и улыбнуться, отражение улыбнется тебе в ответ. Чондэ холодно. Так холодно. Его слегка тыкают веслом. Вода, едва схватившийся вокруг него тончайшим ледком, дрожит. — Он жив. Пока что. — Тогда подождем. Долго еще? — Минут десять. Не больше. В детстве Чондэ любил играть у реки. Когда вода была теплая, он бегал босиком по кромке берега. Ему нравились искрившиеся брызги, красивые обтесанные камешки и улыбка в отражении. Холод пронизывает кости, они леденеют изнутри. Тело онемело, кричать нет сил. Чондэ просто лежит на воде и смотрит на небо. Серое, низкое, густое. Того и гляди поползет на промерзшую землю и зальет йогуртовой массой. Ну и пусть. Чондэ отчего-то становится спокойно. Будто все это происходит не с ним. Будто он маленький, лежит в теплой кровати, а мама рассказывает страшную историю. А он обнимает ее. И ему совсем не страшно. Глаза слипаются, скоро он уснет, а утром проснется. И все будет хорошо. Однажды Чондэ весь день провел на реке. Вечером он заболел и получил втык. Ему запретили выходить из дома. Чондэ в корне был несогласен с решением родителей, но сбежать так и не смог. А в деревне стали умирать люди. Один за другим. Поэтому, даже когда Чондэ выздоровел, его, как и сестер, продолжали держать взаперти. Мало ли. Внезапная загадочная болезнь никак не утихала. И тогда в деревню пришла провидица, слепая старуха с темным сухим лицом. Она медленно шла вдоль жилищ по пустой пыльной дороге, и Чондэ чудилось, что с каждой минутой он слышит ее шаркающие шаги все отчетливее, хотя никто больше ничего не слышал. Наконец, она остановилась. И указала она на их дом. «Вода требует жертву», — сказала она. Когда маму схватили и поволокли на подледеневшую речку, ему казалось, что все это понарошку. Но они связали ее и не давали выплыть, пока глаза ее не остекленели. Они убили ее. Уж лучше она, чем кто-то из их родных. Их мнение было едино. Отец вывез Чондэ с сестрами из деревни и больше они не возвращались. Думали, что все закончилось, старались жить дальше. Но пять лет спустя пропала сестра Чондэ. Еще через пять лет — вторая. Отец не смог пережить потерю и Чондэ остался совсем один. Прошло еще пять лет. Чондэ ждал. Он даже не видел, кто его ударил, не понял, чем, а очнулся уже в фургоне. Двое беседовали, он слышал их. — Ничего, что он парень? — тихо спросил один. — У нас нет выбора. В этой семье больше нет девок. Чондэ зажмурился. В этой семье больше никого нет. Вашими стараниями, суеверные твари. Тишина. Слышно только, время от времени растирают руки люди в лодке. Чондэ знает, что они хотят поскорее причалить к берегу и добежать до дома. А там выпить чего покрепче и, наконец, отогреться. Но пока они не могут уйти. Они ждут. Чондэ давно уже не дрожит. Не моргает. Он думает, было ли страшно маме? Сестрам? Наверное, сначала было. А потом страх размылся в холодной воде, покрылся корочкой вокруг тела. И больше их не тревожил. Как и его теперь. «Похоже, я умираю», — замечает он безразлично. Кап-кап. Кап-кап. Чьи-то руки обхватывают поперек живота и тянут вниз, под воду. Чондэ видит, как отдаляется пятно света, пока совсем не тает. Руки крепко держат, тащат все глубже и глубже. Чондэ смотрит на свои связанные запястья: их уже почти не видно в темноте. Была ли река настолько глубокой, чтобы так долго плыть? Они выныривают. Его взваливают на плечо и выносят на берег. Затем кладут на землю. Ловкие пальцы распутывают веревки и освобождают от пут. Вода размыла зрение Чондэ, все пятнами. Он несколько раз моргает. Чужие руки гладят его по лицу. Чьи-то губы целуют его. — Я ждал тебя долго, — шепчет голос ему на ухо. — Так долго. Чондэ отталкивает чужие руки и садится. — Кто ты? — Это грубо, Чондэ. Я ждал, столько лет ждал тебя! Не притворяйся теперь, будто не знаешь меня. Это жестоко. Если лечь на выступ и наклониться к самой воде… Если поздороваться… Отражение улыбнется в ответ. — Речной бог, — произносит Чондэ. Тот улыбается. Ямочки на щеках. — Мне так нравится твоя улыбка, Исин-хён, — говорил маленький Чондэ. — С тобой весело. Домой совсем не хочется. — Тогда оставайся со мной. Насовсем. — А так можно? — Конечно, можно. Иди ко мне, Чондэ. Тонкие бледные пальцы тянулись к Чондэ. Он хотел было протянуть свои руки навстречу, как вдруг кое-что вспомнил. — Сегодня не могу, — вздохнул он удрученно. — Обещал маме убраться в комнате. — Хорошо, — медленно кивнул речной бог. — Тогда я отпущу тебя сегодня. Если ты пообещаешь, что обязательно вернешься. И останешься здесь навсегда. Со мной. — Обещаю! Чондэ сжимает кулаки. — Я думал, это всего лишь детское воображение. — Вздор. Исин гладит Чондэ пальцами по щеке. Он наклоняется ближе. Целует в висок. — Ты все всегда прекрасно знал. Когда я начал обрывать жизни. Когда люди подарили мне твою мать. А потом сестер. Одну за другой. Ты знал, что мне никогда не нужна была невеста. Мне нужен был ты. Исин хватает Чондэ за запястье. Целует косточки сжатых в кулак пальцев. Поднимается и тянет Чондэ за собой. Тому приходится встать. — Ты забрал моих сестер. И маму. — Да, — легко отвечает речной бог. — Люди подарили мне их, — он тыкает Чондэ пальцем в грудь. — Ты подарил мне их. В глазах Чондэ стоят слезы. Он запрокидывает голову, поднимает взгляд. Ледяное блюдце наверху — вовсе не небо. Это тоже вода. Слезы бегут по щекам Чондэ. Они идут по заледеневшей земле, но Чондэ совсем не холодно. Ступают вдоль реки, мимо увядших сухих деревьев. Вскоре в пожухлой листве Чондэ видит девочку. Она трясется от холода, ее губы совсем синие. Чондэ тянется к ней, он хочет помочь, но Исин одергивает его. Затем у дерева Чондэ видит продрогшую девушку постарше. Она сидит, обхватив колени руками и немо шепчет что-то в полубреду. Они обходят еще одну, и еще. Впереди виднеется дом. И чем ближе они к нему подходят, тем больше вокруг замерзших женщин разного возраста. — Это все… — Подарки, — подсказывает Исин бесстрастно. — Твои подарки. Ты все не шел, и люди присылали мне их. Вместо тебя. Чондэ оглядывается. Стоит ли их жертва всего того времени, что ему удалось на них выменять? Речной бог оборачивается. — Ох, не нужно плакать, — он стирает слезы Чондэ пальцами, наклоняется, чтобы поцеловать. Чондэ отворачивается. — Почему, почему они так мерзнут? Исин притягивает Чондэ ближе, обнимает. — Ты нарушил обещание, Чондэ. Обещание, данное богу. — Я был ребенком! — Тс-с, — Исин гладит Чондэ по мокрым волосам. — Не кричи, не пугай дев. Им и без того сложно. Они все эти годы ждали тебя. И вот — ты здесь! Ты дома. Они будут счастливы. Чондэ вновь отталкивает его. — Дома? Это ты называешь домом? Речной бог тянет к нему руку, но Чондэ бьет по ней. Тогда Исин отходит на несколько шагов назад. Глаза у него ледяные, отстраненные. Но отчего-то поблескивают. — Как будешь готов — иди в дом. И их тоже позови. Он заходит за спину Чондэ, тот оборачивается следом — но речного бога нигде нет. Чондэ ходит вокруг дев, вглядываясь в их бледные лица. У самого крыльца он видит сестер. Свернувшись калачиком лежат рядышком. Бок о бок. Сердце пропускает удар. Он осторожно касается их голов. Холодные, такие холодные! А чуть выше, у двери, сидит мама. Он уже так плохо, оказывается, ее помнит. Чондэ тихонечко подползает к ней, даже дышать боится. Она вся покрыта льдом и почти даже не дрожит, не двигается. Она похожа на ледяную скульптуру. Чондэ отодвигается подальше. Отворачивается. Садится на ступеньки. Слезы льются из его глаз. Ледяные слезы. Когда сил плакать не остается, он начинает напевать песенку, прислонившись головой к перилам. Ему кажется, девы вокруг успокаиваются. Он смотрит на свои синеющие руки. Глаза слипаются. Он тоже вот-вот заледенеет и уснет беспокойным мучительным сном. Это осознание пробуждает его. Чондэ с трудом поднимается. Подходит к двери. Трясущимися руками тянет за ручку. Дом раскрывает перед ним свои объятья. Впереди, у самого окна он видит напряженную фигуру. Исин расстроен. Он не в духе, и мир его погружается в лед. Чондэ делает шаг, еще шаг. Чем ближе к богу, тем теплее. На то он и бог. Чондэ подходит вплотную. Он дрожит. Набирает побольше воздуха в легкие, медленно и тихо выдыхает через рот. Сжимает и разжимает кулаки. Он должен помочь. И бедным девам, и людям деревни. И маме, и сестрам. Он виноват перед всеми ними. Он вызвал гнев речного бога. И гнев этот обратился на всех них. Чондэ осторожно обнимает Исина со спины. — Прости. Я дома, Исин-хён. И я соскучился. У речного бога ледяные глаза, но на губах улыбка. Кап-кап. Кап-кап. В дом заползают бледные девы. Лед тает и вода льется с них ручьями. Кап-кап. Чондэ вновь тыкают веслом в бок. Пленочка льда мелкими трещинами расходится вокруг тела. — Готов. — Я же говорил. Десять минут. — Давай уже скорее домой, греться. Подальше от этого трупа и всякой мерзкой мистики. — Надеюсь, теперь вся эта херня, наконец, закончится. Кап-кап.