Танец

Человек на стуле выглядит неподвижным, но если присмотреться — он весь в движении, мышцы то напрягаются, то расслабляются, он ни секунды не находится в покое, однако система креплений надежно удерживает его на месте. Стул привинчен к полу. — Знаете, какой вопрос я ненавижу больше всего? — спрашивает его другой, свободно передвигающийся в ярком пятне света от нескольких мощных ламп. — Его задают почти все, обязательно, перед тем, как сделать заказ. «Танцор? Как любопытно. Танцуете со смертью?» Он замолкает. — Ненавижу этот вопрос. Смерть не танцует. Смерть — то, с чем ни один из них не хочет иметь дела. Тогда они нанимают меня. Это хорошо. Но потом они задают проклятый вопрос, и мне это не нравится. Не нравится! Что-то металлическое улетает в темноту, громко звякает. Человек на стуле дергается. — Я близко знаю смерть. Знаете, что это? Это прекращение жизни. Но как оно происходит? Когда-то с этого я и начинал. Сдавите человеку горло надолго — он умрет. Почему? В кровь перестанет поступать кислород. Дальше — чистая химия. Это понятно. Но я не имею дела с асфиксией. Я имею дело с пулями. Он присаживается на корточки перед человеком на стуле, показывает комочек металла. Человек смотрит на него покрасневшими, больными глазами. — Пуля входит в тело на большой скорости. Разрывает мягкие ткани, органы. Кости либо раскалывает, либо застревает в них. Либо рикошетит. Вариантов много. Но от чего человек умирает? Пуля весит двести-двести пятьдесят гранов. Дело не в этом. А в чем? В скорости, в силе удара, в разрушениях, что она производит? Или в болевом шоке? Вот действительно важные вопросы. Согласны? По лицу человека на стуле трудно угадать ответ. — Мои клиенты умирают слишком быстро, даже если бы я имел возможность их расспросить. Я решил найти отдельный объект. Вы ведь не против, что я вас пригласил? Человек на стуле, может, и против, но кляп мешает ему возразить. — Я просто хочу понять, — продолжает второй. — Что делает эта безделица с человеческой плотью? Сначала я думал просто сымитировать процесс в очень замедленной версии. Закрепить вас, закрепить пулю и позволить ей войти в ваше тело. Сначала будет рваться кожа, мелкие кровеносные сосуды. Затем пуля войдет в какой-то из внутренних органов — легкие или почку. Смотрите, здесь вмонтирована видеокамера — спецзаказ. Я буду видеть каждый новый разрыв в вашей печени. Или селезенке. Прогресс — это прекрасно. Правда, опасаюсь, что, кроме крови, я ничего не увижу. Но вы сможете мне рассказать. Верно? — он склоняется к человеку на стуле. Тот что-то мычит сквозь кляп. — Вот именно! — Пуля летит на пол. — Это чушь, это абсолютно нереализуемо! Медленная пуля — это нонсенс. Давление, обычное тупое давление! Оно не воспроизводит нужных параметров. Даже если проводить эксперимент там, где есть твердые кости — на конечностях или на черепе, — результатом станет обычный перелом. А череп, — он пожимает плечами, — возможно, просто треснет, как арбуз. Это интересный опыт, но мне нужно не это. Он подтягивает к себе высокий вертящийся стул, хромированный, блестящий, и садится, свешивая руки между колен. У него красивые суховатые кисти, но человеку на стуле нет до них никакого дела. — В итоге я согласился на паллиатив. Нашел вас. Можно было выбрать писателя, но, мне кажется, большинство из них умеет описывать в основном выдуманные миры и слишком много внимания уделяет красоте стиля или точности изложения своих идей. Мне не нужны идеи. Мне нужен человек, умеющий рассказывать так, что испытываешь эффект присутствия. Вы хороший журналист. Человек на стуле сейчас похож на кого угодно — хоть на журналиста, хоть на дальнобойщика. Страх удивительный уравнитель. — Смотрите. — Его визави слезает со стула, берет пистолет, подносит к ноге привязанного. — Все просто. Я стреляю. Вы стараетесь прочувствовать путь пули в вашем теле. Стать пулей. Да, вот это верно. Вы должны стать пулей. Я хочу знать, шипит ли кожа в момент соприкосновения — ведь металл нагревается при вылете пули из ствола. Успеет ли он остыть? Ведь я буду стрелять с близкого расстояния. Хочу знать, какого вида боль вы испытаете — острую, разрывающую, жгучую, режущую? Если пуля застрянет в кости, вы расскажете, каковы ощущения от ее пребывания в теле. Если пройдет насквозь — я хочу знать, что испытал каждый орган, который она прошила. Вы ведь сделаете это, верно? — Он водит пистолетом по ноге привязанного, штанина то задирается, то опускается. Потом он поднимается. — Я очень на вас рассчитываю. Не подведите. Хотя, говорят, женщины лучше описывают ощущения. Кстати, ваша дочь ведь тоже журналист? Начинающий, верно? — Он делает паузу. — Нет-нет, я знаю, что ваша младшая еще учится в школе. Я о той, которую вы скрываете от жены и не хотите признать официально. Но вы все же помогли ей устроиться в один из городских журналов. Слышал, она подает надежды. Как думаете, если вы не справитесь, может, она сумеет превзойти вас? Ужас в глазах человека на стуле легко считывается. — Впрочем, у вас целых четыре конечности, — говорит стрелок, заряжая пистолет. — Четыре шанса. Их труднее растратить. А в конце мы попробуем кое-что еще. Я не тренировался специально, но можно выстрелить в голову так, чтобы мозг сохранил достаточное количество функций. Некоторые живут с пулей или гвоздем в черепе долгие годы и неплохо живут, надо сказать. Надеюсь, вам тоже повезет. Нам обоим. Я хочу услышать подробный рассказ о том, как пуля вошла в ваш мозг. Думаю, это будет великолепно. Он наводит ствол на правую ногу сидящего. — Смерть — это танец, — повторяет он. — Идиоты. Смерть — это… Грохот выстрела и крик глушат окончание фразы.