Slow heat

Байлет не интересуется политикой. Она знала это и никогда не станет утверждать, что понимает как все устроено. Несмотря на неоднократные попытки Фердинанда объяснить ей необходимость различных общественных мероприятий, проводимых в Большом зале дворца, она чувствует себя невероятно усталой. Окруженная лордами и дамами, пытающихся выслужиться перед королевой, никто иные как хнычущие мужчины и женщины, цепляющиеся за остатки прогнившей власти, воображая, что их можно будет как-то пощадить, когда удар топора разрубит систему дворянства. Эдельгард находилась в другом конце зала, к ней пристал какой-то мелкий лорд, который как раз этим и занимался. Байлет знала, что она разделяет такое же отвращение к подобным меропритиям и предпочла бы обойтись без этого совсем. Разница в том, что Эдельгард понимает политическую необходимость, стискивает зубы и подыгрывает - еще одна маленькая жертва своему делу. Байлет, которая не являлась ни политиком, ни каким-то великим лидером, не приходилось делать ничего подобного. Она пробирается сквозь толпу к Эдельгард, легонько касаясь рукой внутренней стороны локтя. Королева, наряженная в корону и облаченная в регалии, поворачивается к ней, избавленная от какого-то скучного разговора с каким-то скучным дворянином. - Простите, я на минутку. В чем дело, профессор Айснер? Байлет чувствовала напряженность в ее голосе, легкую нотку притворной вежливости в ее тоне. Это было незаметно для любого, кроме тех, кто был близко знаком с ней. Байлет чувствует это и внезапно очень, очень устает от этого мужчины и от этой ночи вообще. - Лорд Вестра желает поговорить с вами, моя королева. Он сказал мне, что дело срочное и настоял на вашем немедленном присутствии, - сказала она. Легкий изгиб бровей Эдельгард сказал ей, что она видит такую простую ложь насквозь, но ничего не говорит об этом. - Неужели это так? В таком случае, я должна идти немедля. - Она снова поворачивается к мужчине. - Прошу простить меня за столь внезапный уход, но есть дело, которое требует моего срочного вмешательства. Мы можем продолжить эту дискуссию позже. - Эдельгард позволяет Байлет увести себя за локоть из большого зала столь чрезмерных поклонов и болтовни, что она почти хочет спать еще пять лет вперед. - Зачем ты крадешь меня, Байлет? - спрашивает Эдельгард, следуя за ней по одному из бесконечных коридоров дворца. В ее тоне нет протеста, только легкое веселье. Байлет пожимает плечами, позволяя официальной любезности исчезнуть, которая никогда не нужна была между ними. - Я устала. Стало так скучно. - Она оглядывается через плечо на Эдельгард, на темно-красный императорский наряд, который она носит, и легкий румянец на ее щеках от того небольшого количества вина, которое она выпила. - Я хотела тебя. - О…- Голос Эдельгард не выдает ни малейшего колебания или смущения. - Вам следует быть осторожнее, профессор Айснер. Мне бы не хотелось делать вам выговор за чрезмерное нахальство. В какой-нибудь другой вечер Байлет, возможно, ответила бы какой-нибудь своей едкой шуткой. Вместо этого она просто хмыкнула в знак согласия. Она уже успела насытиться игрой слов и скрытыми смыслами. Они сворачивают за угол, который ведет в их спальню. Несмотря на отсутствие зажженных свечей, комната утопала в мягком сиянии лунного света, проникающего через окно. Дверь с тяжелым ударом захлопывается за ними, и Эдельгард приподнимается на цыпочки, чтобы поцеловать ее в шею. - Байлет, - шепчет она, дыхание покалывает кожу. Байлет без колебаний оборачивается и сводит их губы вместе, обнимая Эдельгард за талию. Эдельгард вздыхает и толкает ее вперед, ведя их назад, пока они не достигают края кровати. - Байлет, - шепчет она, протягивая руки, чтобы уложить ее на кровать. У них было так мало свободного времени друг для друга. Есть версия этой истории, думает Байлет, в которой ей вообще не разрешалось любить Эдельгард. Королева была так занята горой обязанностей, навалившихся на нее после войны, что она продолжала беспокойно работать всю ночь и утро, каждую минуту бодрствования посвящая будущему Фодлана. Как бы то ни было, у них так мало свободного времени, если не считать тех моментов, которые они крадут друг для друга, - совсем немного времени, которое они тратят на ванны и совместные трапезы. Иногда, в ночь импульсивного бегства и уклонения от обязанностей. Байлет сгорает в холодном свете луны. Между ними пылает огонь, когда руки Эдельгард скользят по ее коже - по лицу, по шее, проскальзывая под черную одежду, чтобы выжечь след по бокам. Она подчиняется пламени, которое поднимается, чтобы поглотить, и позволяет Эдельгард встать на колени над ней, чтобы сбросить слои металла доспехов и ткани, которые защищают ее тело. Не проходит и минуты, как она уже лежит полностью обнаженная и чувствует на себе тяжесть этого тяжелого взгляда. Очень медленно Байлет садится и поднимает руки, чтобы распустить волосы там, где они причудливо обернуты вокруг золотой короны из бараньего рога. Она с небрежным лязгом отбрасывает его в сторону, и волосы Эдельгард рассыпаются, сверкая серебром луны. Эдельгард сидит над ней, оседлав ее, и в этом свете ее красота почти эфемерна. Руки Байлет отрываются от ее волос, чтобы расстегнуть застежки платья. Теперь настала ее очередь выжечь огненный след, и она скользнула руками под малиновое платье, медленно отодвигая его от покрытой шрамами кожи. Раздевшись, Эдельгард снова прижимает ее к кровати и накрывает ее тело своим. - Байлет, - выдыхает она, когда зубы кусают ее за ухо. - Байлет, - выдыхает она, когда язык облизывает длинную линию на ее горле. - Да, Эдельгард?- произносит в ответ ее имя Байлет. Эдельгард просто пристально смотрит на нее и поднимает на руки, перемещая ее тело вверх по кровати так, чтобы ее грудь была расположена над лицом Байлет. Байлет могла бы подразнить Эдельгард за ее дерзость, если бы захотела. В эту ночь они украли достаточно времени. Достаточно времени, чтобы медленно разжигать Эдельгард, давая ей все, что угодно, но только не то, что она хочет, времени, чтобы оставить ее хныкающей и сладко умоляющей. Байлет думала об этом, прижимая к себе отчаявшуюся и запыхавшуюся Эдельгард. Она могла, если бы захотела. Вместо этого Байлет выполняет молчаливую просьбу Эдельгард, поднимая губы и язык в знак служения. Она нежно посасывает и облизывает тугие круги вокруг одного соска, поднимает руку, чтобы погладить другую грудь. Тяжесть которой заполняет ее ладонь и лежит там, такая тяжелая. Эдельгард безмолвно вздыхает и придвигается ближе к лицу Байлет. Глаза Байлет закрыты, пока она работает, полностью отдавшись стоящей перед ней задаче. Она облизывает ее короткими быстрыми движениями и сосредотачивается на ощущении твердого бутона под языком, как он контрастирует с податливой мягкостью остальной части груди. Она крепко сжимает сосок кончиками пальцев и сосредотачивается на резком, сладком крике, в ответ который наполняет ее уши. Она не открывает глаз и ощущает, как Эдельгард смотрит на нее сверху - глаза затуманены и полуприкрыты, мягкие губы красиво приоткрыты, шелковистые волосы сияют в лунном свете. На бедре Байлет пульсирует жар, и сверху до ее ушей доносится стон. Инстинктивно Байлет перемещает свободную руку, чтобы скользнуть по заднице Эдельгард, прижимая этот жар ближе к себе. Эдельгард снова стонет, - О, Байлет, - и не нуждается в дальнейшем поощрении, чтобы начать раскачиваться на ее бедре. Байлет продолжает свое целенаправленное внимание, время от времени переходя от соска к поцелую, укусу или глубокому посасыванию, оставляя отметины на груди Эдельгард, и чувствует, как ритмичное соприкосновение становится все горячее и влажнее. Именно Эдельгард в конце концов разлучает их. Она садится, и мгновенное разочарование сжимается в груди Байлет, когда ее грудь соскальзывает с губ. Однако выражение лица Эдельгард над ней сразу же успокаивает это чувство. Ее глаза затуманены, затеряны в желании. - Байлет, Байлет, Байлет - хнычет она надтреснутым голосом. - Пожалуйста, Байлет, пожалуйста, мне нужно… Байлет наклоняется и покрывает ее губы своими, прежде чем она может начать умолять всерьез. Переворачивает их, чтобы плотно прижать спину Эдельгард к кровати. Скользит рукой в переднюю часть ее трусиков, где пальцы ищут влагу. Эдельгард крепко обнимает Байлет за плечи, трепещет в безмолвной мольбе, и Байлет не столь бессердечна, чтобы по-настоящему отказать этой девушке в чем-либо, даже если ее сердце бьется только ради нее одной. Поэтому она послушно погружает один, затем два пальца внутрь Эдельгард, почти утопая в ощущении этого, трепещущего сжатия вокруг ее пальцев. Она всовывает их неглубоко, больше нажимая, чем толкая, и ее ладонь лежит ровно, покрывая ее лобок и клитор. Глаза Эдельгард крепко зажмурены, и она просовывает язык в рот Байлет, а губы неуклюже пытаются пропеть единственный гимн, который она когда-либо знала. Байлет поднимает голову, оставляя губы Эдельгард ищущими, и смотрит на женщину под ней. Блестящие волосы разметались по простыням, розовые губы распухли, легкий румянец сменился огненным румянцем, простираясь от щек к ушам и спускаясь вниз по шее. Несмотря на всю гордость и силу Эдельгард как королевы и воина, ничто не имеет большей власти над Байлет, чем дрожащая, прекрасная фигура этой девушки, лежащей перед ней. В нынешние дни она уже не так опытна в разрушениях, у нее не было особых причин брать в руки свой меч с тех пор, как закончилась война и эти монстры, скрывающиеся в темноте, были похоронены. Теперь ее место - учить, воспитывать, и теперь она легче входит в эту роль, чем до того, как ее сердце освободилось. Но, глядя на Эдельгард, лежащей под ней с закрытыми глазами и бессознательно покачивающей бедрами на пальцах, она чувствует знакомый старый зуд в руках, чтобы разорвать тело на части. Байлет вытаскивает пальцы из Эдельгард, отчего ее глаза распахиваются. Чья-то рука хватает ее за запястье, готовая умолять, умолять или использовать все, что угодно, лишь бы Байлет удовлетворила ее внутреннюю потребность. Но Байлет целует ее в лоб, вытирает пальцы о бедро и шепчет: «Минуточку, сердце мое». Она встает, чтобы взять ремень от ее снаряжения с кровати . Она видит, что Эдельгард приподнимается на локте и всовывает два пальца в себя, не толкая их, а делая круговые движения, держа себя открытой на мгновение отсутствия любовницы. Байлет могла поклясться, что какая-то нить здравомыслия обрывается в ней. Когда она возвращается, чтобы оседлать Эдельгард, надежно связанную и закрепленную, она закрывает ее глаза и медленно подносит руку ко рту. Ее язык скользит по влажным пальцам, обвиваясь вокруг каждого квадратного дюйма кожи, всасывая и преследуя пьянящий мускусный вкус. Байлет могла бы заставить Эдельгард подождать, если бы захотела. Она могла скользить по длине вдоль изгибов ее тела, мучительно поглаживая их. Могла заставить ноги обхватить бедра, пытаясь соединить их тела вместе, призывая к облегчению. Как это уже было в прошлом. Вместо этого Байлет закидывает ноги Эдельгард к себе на плечи и погружается в нее одним долгим, медленным, милосердным толчком. Пальцы сделали свою работу ранее, оставив ее открытой, готовой и желающей. Руки Эдельгард пытаются схватить ее за шею, плечи, и ее рот неэлегантно приоткрыт, когда она издает прерывистый, прекрасный стон. Требуется минута, чтобы найти их ритм. Легко войдя в нее, Байлет работает сначала мелкими толчками, оставаясь полностью внутри. Она кладет руку на изгиб задницы Эдельгард, чтобы удержать ее, когда бедра начинают двигаться более плавно, толкаясь глубоко и устойчиво. Она поднимает другую руку, чтобы обнять лицо Эдельгард, успокаивающе поглаживая большим пальцем щеку, в то время как задыхающиеся крики поднимаются все выше и выше. Как потом выяснила Байлет, Эдельгард - сложная женщина. Разное лицо для каждого случая. Для битвы, для государственных дел, для дружбы, для любви. Когда Эдельгард со связанными запястьями, а Байлет наслаждается ее вкусом длинными, широкими толчками, она нежна и уступчива. Когда Эдельгард садится на нее верхом и тянет за волосы, грубо втягивая бедра в рот, она становится свирепой и властной. Когда Эдельгард прижимает ее к стене, чтобы шепнуть ей на ухо и подразнить сзади, она игрива и бесконечно, бесконечно терпелива. Когда Эдельгард трахают в открытую и разрывают на части непрекращающиеся волны удовольствия, бедра дергаются и мышцы сжимаются, когда она пытается прижать Байлет ближе, ближе к себе и от себя, она громко и отчаянно кричит от желания. Она кричит, тесный ремень затягивается и терет ее снова и снова, заставляя ее стены рушиться и изгоняя последние остатки сдержанности из ее разума. Эдельгард открыта и честна, как сейчас, до боли сладкий голос ползет к бессвязности, а язык пылает, когда поток ее мыслей течет прямо из разума в рот. - Пожалуйста, Байлет, ты нужна мне внутри, Байлет, пожалуйста, ты нужна мне, ты так хорошо чувствуешь меня внутри, я хочу этого внутри, пожалуйста, дай мне это, пожалуйста. - И Байлет, всегда послушная своей королеве, сильно кусает ее за шею и отвечает движением бедер: «Да, да, да, да». Именно тогда, когда одна из ног Эдельгард начинает дрожать и соскальзывает с ее плеча, Байлет сгибает ее пополам, трахая сильнее, когда ее бедра беспомощно поднимаются вверх. Это когда голос Эдельгард начинает хрипеть от бесконечного чередования «пожалуйста, пожалуйста, дай мне это, пожалуйста» и «спасибо», «ты так хороша, это так приятно, Спасибо», что Байлет толкает пальцы глубоко в рот, позволяя потраченным голосовым связкам Эдельгард отдохнуть, когда она вместо этого говорит то же самое не со звуком, а с всасыванием губ и движением языка. И вдруг Эдельгард замолкает, рот замолкает, чтобы заговорить только с надтреснутым «А-а. А-а. А-а», вырвавшимся из глубины ее горла. Ее глаза закатываются, руки сжимаются в кулаки, и Байлет вгоняет и вгоняет, а Эдельгард дрожит и сжимается, подвешенная в воздухе, и наконец падает с ледяным криком. Байлет замедляет свои движения, делая внутри нее небольшие толчки, в конечном итоге мягко вытаскивая, чтобы дать ей отдышаться. Эдельгард так прекрасна, так податлива и расслаблена под ней, красный румянец ее кожи резко контрастирует с сияющими лунным светом волосами. С ураганом в сердце Байлет наклоняется, чтобы запечатлеть нежные поцелуи на губах Эдельгард, ее волосы образуют вокруг них завесу полуночи. Эдельгард открывает глаза, грудь все еще вздымается, и ошеломленно улыбается ей. - Свет мой, ты просто чудо.- Байлет удивляется, как Эдельгард удается вырвать слова прямо из ее рта, прежде чем она успевает их произнести. Руки Эдельгард поднимаются с простыней, чтобы дотянуться до бедер Байлет, пальцы расстегивают ремни ее снаряжения с рук. - Байлет, - бормочет она, и ее имя так знакомо звучит на ее губах. - Позволь мне ... позволь мне ... Жгут развязывается, и Байлет поднимается, чтобы снять его, отбрасывая в сторону и позволяя своей влаге испортить простыни. Прежде чем она успевает снова опуститься, Эдельгард хватает ее за бедра и тянет вперед. - Пожалуйста, Байлет. Позволь мне... Ей не нужно повторять это снова. Пламя между ее ног горит, словно оставленное без присмотра, и она опускается вниз, позволяя Эдельгард разжечь его. Байлет не думает, что когда-нибудь устанет видеть Эдельгард вот так, лежащей под ней, с головой, прижатой к бедрам, с глазами, так пристально устремленными на нее. Она течет и мажет лицо Эдельгард и чувствует, как губы и язык начинают ласкать нежно, настойчиво, ища источник этой влаги. Они двигаются, чтобы поцеловать, пососать, покружить и погладить ее клитор, и Байлет стонет, тихо и беспомощно. Она не может остановить инстинктивное движение бедер, вжимаясь в лицо Эдельгард, продолжая все глубже и глубже погружаться в это ощущение. Через несколько мгновений Эдельгард прижимает ее язык к себе плоским и широким, прижимаясь ко всем частям ее тела, а Байлет мечется от подбородка к носу и берет, берет. В некоторых моментах Эдельгард прижимает ее к себе, скользя языком по каждой части ее тела, пока Байлет мечется от подбородка к носу, берет и берет. В других, Эдельгард использует свои сильные руки и держит бедра неподвижно, заставляя ее оставаться на месте, когда огненный язык непрерывно трется о ее клитор, сосредоточенная стимуляция слишком сильна, чтобы выдержать ее. Жар продолжает нарастать, когда Байлет врезается в Эдельгард, горящие удары грозят поглотить ее. Она почти готова, и руки Эдельгард скользят к ее заднице, снисходительно разминая и потянув ее вниз одним движением. Оргазм нарастает, и Байлет хватается за голову Эдельгард, отчаянно, но безуспешно пытаясь прижаться еще ближе к этому раскаленному добела теплу. Когда она кончает, Эдельгард стонет еще громче, чем она, вибрация пробегает по ее спине и заставляет пальцы ног сжиматься. Язык продолжает настойчиво скользить по ней, повторяя одно и то же движение снова и снова, вытягивая ее кульминацию, и она держится, держится приподнявшись, пока ее бедра не теряют силу, чтобы сжимать ее вокруг головы Эдельгард, превращая ее в дрожащие и бесполезные руины. Байлет позволяет себе упасть навзничь на тело Эдельгард, бедра все еще обрамляют ее лицо, а голова приземляется где-то у ее ног. Положение несколько абсурдное и далеко неудобное. Эдельгард смеется, нежно целуя внутреннюю сторону бедер Байлет, а Байлет пытается только отдышаться. Через некоторое время она скатывается с Эдельгард и поворачивается, чтобы прижаться к ее боку, обхватив руками и положив голову ей на плечо, уткнувшись лицом в изгиб шеи. Она, довольная, крепко, со вздохом целует ее. На мгновение между ними воцаряется блаженная тишина, и стук сердца в ее ушах начинает стихать. Потом Эдельгард снова касается своего лица, смеется, и от этого звука ее сердце начинает петь. «Ты устроила здесь такой беспорядок, мой свет», - вздыхает Эдельгард. Байлет поднимает глаза на Эдельгард и видит ее испачканное лицо, блестящее в свете луны. Она знает, что должна испытывать некоторый стыд при виде этого - знает, что смущение - нормальная человеческая эмоция, - но ведь она никогда не была вполне нормальным человеком. Она думает, что Эдельгард такая и есть, когда они вдвоем, Эдельгард, какая она сейчас - улыбающаяся и смеющаяся, растянувшаяся на кровати и раскрашенная лунными лучами, совершенно умиротворенная и абсолютно развратная - это, несомненно, самое прекрасное зрелище, которое когда-либо видел мир. Байлет благодарит свое бьющееся сердце за жизнь, которую она ей дала, и произносит это, нежно прижимаясь губами к коже.