Привычка

Когда ты спишь, реальность сна невозможно отличить от обычной, и это — самое прекрасное, что бывает во вселенной. Так считал Всемогущий Высочайший Фиолетовый. Часто ему снился один и тот же сон: он сидит рядом с Красным, и они разговаривают. Такая обыденность — но во сне это было… по-другому. И в то же время по-настоящему. Он по-настоящему слышит мягкий, с ноткой доброй насмешки голос Красного, по-настоящему видит его улыбку и расслабленные антенны, лежащие вдоль макушки. — Мне хорошо, — говорит Красный. — Сейчас и здесь мне хорошо. Понимаешь? Фиолетовый кивает в ответ. Конечно, а как может быть иначе? Они сидят в комнате, наполненной светом, и это совсем не синтетический свет гигантских прожекторов. Он густой, текучий и тёплый, как растаявший кусочек масла. Кругом нет ни единого тёмного пятна, ни единой тени или пугающего силуэта, и вообще никого нет, кроме него и Красного. Он не помнит, где они, когда, и почему вдруг пустота космоса стала такой светлой, но это не имеет никакого значения. Важно то, что здесь и сейчас он может протянуть руку и дотронуться до Красного, может услышать его живой и искренний смех, который как бы повторяет: «Мне хорошо». На самом деле, Фиолетовый может даже наклониться и почувствовать… Почувствовать удар по затылку и проснуться. — Ты что, опять спишь? — прозвучал голос из пустоты. Фиолетовый неохотно потянулся и повернул голову на звук голоса. Вокруг простирался целый океан подушек; это была огромная ниша в полу, наполненная самым отменным шёлком во вселенной — единственная постель, достойная Всемогущего Высочайшего. И на краю ниши стоял, держа в руках подушку, Красный. Фиолетовый еле успел зажмуриться, когда подушка плюхнулась ему на лицо. В ответ он промычал ругательство — язык после сна приклеился к нёбу и ворочался с трудом. — Спасибо, что разбудил, — пробурчал Фиолетовый. — Теперь мне скучно! — Может, тогда сделаешь мне небольшое одолжение и скажешь ребятам на четвёртой палубе, чтобы они пошевеливались? — спросил Красный. — Мне бы очень пригодилась их огневая поддержка. Фиолетовый подскочил как на пружинах. Слова о четвёртой палубе стряхнули с него последние крупицы сна, и он с нескрываемым восторгом затараторил: — Лазеры? Мы взорвём что-нибудь лазерами? Пожалуйста, скажи, что мы взорвём что-нибудь… — Ты сломал их в прошлый раз, — со вздохом ответил Красный. — И что-то мне подсказывает, что за ремонт так никто и не взялся. Но мне нужно, чтобы левое крыло флота… Нет, не всё крыло, а только часть бета… Нет, лучше я сам всё сделаю… — Ну и ладно, — пожал плечами Фиолетовый. — Можем просто набрать еды и пойти в главный холл. Или остаться здесь, я как раз заказывал пончики. С глазурью. Когда он вспомнил про глазурь и увидел довольную улыбку на лице Красного, ему стало так радостно, что даже злость на брошенную в него подушку улетучилась. Но внезапно Красный посмотрел на свою перчатку, и его антенны резко распрямились. — Я забыл — у меня двадцать пять минут до встречи с этим… с военным советом. Нет, двадцать три минуты! Нужно проверить, что эти олухи подготовили нужный зал, а иначе… — Так ты не останешься? — разочарованно перебил Фиолетовый. — Я не могу, — покачал головой Красный. — Залп на Турросе запланирован на послезавтра, и всё идёт наперекосяк. Турросианцы запустили микродроны в атмосферу и ломают наши корабли! Кстати, держись подальше от головного отсека, а то дроны заползут тебе в мозг. Фиолетовый начал соображать, что его долгожданная компания вот-вот ускользнёт, и когда Красный уже повернулся к выходу, ему в спину прозвучал упрямый вопрос: — И что? Красный несколько растерянно обернулся. — Оказывается, никто ничего не делает, пока я не прикажу. Я должен быть в четырёх местах одновременно! — И что? — нахмурился Фиолетовый. — Разве нельзя… Фразу обрубил взмах руки Красного. — Мы тут о плане захвата вселенной говорим. Каждое его слово давило на уши и требовало, чтобы его выслушали в гробовой тишине. Но Фиолетовый вцепился в свои планы на день крепче, чем в последний пончик, и поэтому молчание длилось не дольше пары секунд. Он нахмурился ещё сильнее и спросил: — Разве нельзя это отложить? На мгновение ему пришлось вспомнить, что титул Высочайшего означает не пустой звук: резкая, угловатая фигура возвышалась над ним, и глаза — узкие красные щёлочки — заставляли проглотить сказанные слова. — Иногда ты — невыносимый идиот, — выплюнул Красный и скрылся в дверном проёме. Стало оглушающе тихо. Фиолетовый откинулся обратно на подушки и протяжно вздохнул, пытаясь вытолкнуть из себя мерзкие колючки обиды. И он, и Красный — иркены, и ни один иркен не поступил бы иначе на месте Красного — это был закон реальности, вшитый куда-то глубоко в подкорку ПАК. И Фиолетовый не стал бы с этим спорить, если бы не чувствовал себя так, словно у него забрали самый сладкий кусочек торта, который он целиком и полностью заслуживал. И пусть. Стоило просто продолжить заниматься тем, на чём его прервали. Сон для иркена совсем не обязателен. Фиолетовый где-то слышал, что многим другим формам жизни сон необходим, то есть бывает так, что тело требует отдыха; что ж, иркены настолько совершенны, что их не может обременять собственное тело. Но когда Фиолетовый лежал вот так, объятый горой подушек, и его кожа свободно дышала под мягкой тканью халата, желание спать не было желанием его тела. ПАК постоянно отправлял вибрирующие сигналы к позвоночнику, оповещая, что Фиолетовый может подскочить и прыгнуть тройное сальто назад хоть в эту самую секунду. Но куда приятнее было не шевелиться вовсе, расслаблять нервные окончания в упругих мышцах и чувствовать, как тело рассыпается и вливается в нежный шёлк подушек. Но сон почему-то не шёл. Наконец, Фиолетовому надоело просто лежать, и он дважды хлопнул в ладоши. К нему неспешно подлетел автоматизированный столик, на котором он нащупал гладкий экран планшета. Литература — по крайне мере, художественная, — тоже не была частью культуры иркенов, которая оказалась небогатой на развлекательные ресурсы. Зато ресурс чужих порабощённых культур был необъятен. Поначалу, когда Фиолетовый только пробовал читать, буквы врезались ему в глаза, как тёртое стекло, но теперь его взгляд проворно скользил по строчкам. «Ша-Рия наклонила свою прелестную головку прямо к его лицу, и её губы быстро коснулись его щёки. Поцелуй был кроток и нежен», — нашёл Фиолетовый строку. Переводчикам — а это был его личный штат переводчиков, набранный специально, чтобы перерабатывать инопланетную литературу, — стоило бы адаптировать такие вещи. Может быть, переводчики просто сами не знали, что такое «поцелуй», но это вовсе не было для них оправданием. Поначалу Фиолетового раздражали эти промахи, потом они стали его забавлять, а потом… Вещи из иных реальностей, о существовании которых он даже не подозревал, оказывались вдруг привычными, как будто он прожил среди них всю жизнь. Пугало ли это? Отчасти. Но чаще Фиолетовый просто играл с воображением, которое рисовало очень забавные — а главное, не скучные, — картинки. Например, тот же «поцелуй» — мог ли он оказаться где-то здесь, в крошечной, замкнутой реальности на борту Массива? Только представить! Фиолетовый скривился. Почему-то от этих мыслей недавнее разочарование сделалось ещё обиднее, и всё настроение читать улетучилось. С досадой Фиолетовый швырнул планшет на столик, промахнулся, но решил плюнуть на это. Всего один короткий импульс от мозга, молнией пронзивший тело, — и ПАК Фиолетового распустил веер длинных металлических ног. Тело, в котором напрягся каждый мускул, воспарило над морем подушек. Приятно было снова почувствовать себя на высоте, и единственное, что до боли в рёбрах огорчало, — теперь придётся снова втискиваться в тесный костюм с корсетом. Но реальность Массива есть реальность Массива. *** Его путь лежал к кухням. Сладкий запах подрумянившейся выпечки всё отчетливее читался в воздухе. Обычно этот запах топил в себе и тянул за собой, но сегодня Фиолетовый вместо горячего предвкушения ощутил только сосущую пустоту в животе, которая моментально переросла в злобу. Когда он ворвался на кухню, ему в глаза сразу бросились ровные ряды пончиков, поблёскивающих свежей глазурью как отшлифованные самоцветы. Иркены-повара в мгновение ока сгрудились вокруг своего Высочайшего в страхе упустить хоть одно его слово. Фиолетовый в отчаянии уставился на пончики, но злоба никак не отпускала его, и он воскликнул: — Это что? Синяя глазурь? Я не желаю видеть синюю глазурь! Строй поваров испуганно всколыхнулся. — Что вы хотите сказать, мой высочайший? — Вы что, оглохли? Вам придётся всё переделывать! Всю партию. Сделайте мне глазурь… э-э-э… цвета радости! Повара, шепчась, переглянулись, и один из них оказался бесцеремонно выпихнут вперёд. Беспомощно отводя глаза, он проговорил: — Я не уверен, что такой цвет существует, мой высочайший. Фиолетовый скривил губы. — Мне плевать! Делайте свою работу. И он резко развернулся к выходу, едва не задев бедолагу-повара. Он не слишком следил, куда идёт, ему просто невыносимо было оставаться на месте, потому что он всё время чувствовал себя неправильно. Он остановился, только когда чуть не стукнулся лбом о стеклянную стену. Фиолетовый застыл: со всех сторон на него в упор смотрела холодная космическая пустота. У Массива было несколько стеклянных отсеков: их разработали специально для Высочайших; это был символ — планеты, звёзды и целые галактики, лежащие у их ног. Но Фиолетовый так и не смог по достоинству оценить этот жест со стороны конструкторов. Стоило ему представить крошечную фигурку Красного, стоящую на трибуне под навесом бескрайнего космического пространства, и грудь, без того сдавленную корсетом, стискивало ещё сильнее. Почему это так нравится Красному? Лишь один неловкий шаг — и он исчезнет. Навсегда. Почему ему не быть рядом с ним, с Фиолетовым? Что его держит там? Устраивать внеплановые проверки, поколачивать беспомощных подчинённых — это весело, но захватывать планеты — работа захватчиков. А это всё какая-то глупая игра, думал Фиолетовый. Он непроизвольно посмотрел на встроенные в перчатку часы — жест, который рано или поздно превращался в навязчивый у всех обитателей Массива; необходимость как можно чаще проверять время становилась обоюдно острой, потому что ни дня, ни ночи на Массиве не было: их сожрал космос. Фиолетовый нетерпеливо барабанил пальцами по экрану часов, но цифры меняться не желали. — Этот совет когда-нибудь закончится? — возмущённо спросил у часов Фиолетовый. — Красный не может сидеть там вечно… Почему я должен его ждать? Мог бы просто сказать... — Я могу вам чем-то помочь, мой высочайший? — послышался у него за спиной дрожащий голос. Фиолетовый отшатнулся, как будто его застали стоящим голым посреди комнаты. Говорил иркен-слуга, который трясся так, что ещё немного, и он растворился бы в воздухе. Фиолетовый гневно сощурился, но вместо того, чтобы приказать иркену самоуничтожиться, зачем-то выкрикнул: — Да! Сделай так, чтобы я чувствовал себя лучше. — И от неожиданности поджал губы. Глаза слуги расширились. Фиолетовый, чтобы не терять лица, обиженно заявил: — Я не чувствую себя лучше. Ты — бесполезный кусок иркенского мяса. Но эти слова не доставляли никакого удовольствия, когда Красного не было рядом. *** Совет закончился, но Высочайшие разминулись. Фиолетовый потратил впустую два часа своего времени и пять пакетов пончиков, пока сидел в главном холле и ждал, когда Красный объявится. В конце концов, раздосадованный, он вернулся к своим подушкам. Так называемую «комнату отдыха» обустроили в отсеке, где некогда хранили архивы, которыми всё равно никто не пользовался. Это было сделано по приказу Красного, но комната, как ни странно, принадлежала Фиолетовому, и хотя Красный при её создании явно руководствовался своими вкусами, Фиолетовый не мог сказать, что она ему не нравилась. Во-первых, в ней не было лишнего: только громадные горы подушек и ячейки бывшего архива в стенах. Во-вторых, освещение было настоящим творческим подвигом: ни один иркенский конструктор никогда бы не стал раскидывать светодиоды по всем углам и карнизам, так, что свет плавными линиями вился вдоль стен и одновременно наполнял комнату от пола до потолка. И в-третьих, сам потолок был исчерчен стекой созвездий, которые приводили Фиолетового в восторг, потому что они ничуть не напоминали звёздный хаос настоящего неба; эти созвездия были как бы игрушечными. По крайней мере, у Фиолетового не возникало ощущения, что они разглядывают его, как букашку под микроскопом, и он мог спокойно уединяться со своими книгами. Впрочем, уединиться надолго ему не удалось. Из хоровода строчек его выдернул звук открывшейся двери: на пороге комнаты стоял, опираясь рукой на косяк, Красный. Антенны Фиолетового невольно дёрнулись и навострились: он почувствовал, что с его коллегой что-то не так. Озираясь по сторонам, Красный влетел внутрь, а Фиолетовый молча следил за ним глазами. Всё больше ему казалось, что Красный упал с большой высоты и сломал половину костей — такими неестественно перекошенными выглядели его лицо и тело. — Ты в порядке? — поинтересовался Фиолетовый. — Я не могу найти его, — пробормотал Красный. — Я не могу найти свой пульт. Нигде. — Что ты делаешь? — спросил Фиолетовый, вытянув шею и увидев, что Красный ощупывает стену. — Эй! Раздался щелчок, и дверца одной из ячеек откинулась. — Почему ты опять перекладываешь мои вещи? — раздражённо вопросил Красный, роясь внутри. — Почему ты кладёшь их в свой хлам? Фиолетовый на секунду задумался и чуть не захлебнулся возмущением: — Эй! Откуда ты вообще знаешь, что я храню там свой хлам? Мне кажется, ты сам положил туда свой пульт! — Но решил не продолжать, когда увидел пугающе хищный прищур на лице Красного. Они молча смотрели друг на друга несколько секунд, и Фиолетовому казалось, что он играет в гляделки с горящей звездой. Красный вдруг произнёс, надавливая на каждое слово: — Я не мог его туда положить! Только ты кладёшь вещи в такие идиотские места. Он остался стоять на месте с пультом в руках, как бы демонстрируя свою находку и ожидая ответа. — Мне плевать, — буркнул Фиолетовый, повернулся на бок и уткнулся в книгу. Прошла целая вечность перед тем, как он почувствовал, что остался один в комнате, только вот комната уже не была такой, как раньше. Что-то густое и душное повисло в воздухе, осело на стены и прогнуло потолок так, что он начал давить сверху. Это было связано с Красным, с тем, каким становился его голос, когда он кричал, как сужались его глаза, становясь похожими на пятна лазеров. Это была реальность Массива, просачивающаяся внутрь комнаты, как пролитая липкая газировка. Только сейчас Фиолетовый заметил, что диоды на стенах светились преимущественно красным и розовым, и понял, почему свет иногда резал ему глаза. Красный, бывало, становился противным до тошноты. По всему Массиву он оставил свой лазерный отпечаток, и это был тот фундамент, на котором держалась целая реальность. Иркен может испытывать только жажду править. Иркен должен править. Но именно сейчас Фиолетового поглотило горькое желание оказаться где-то на другом конце вселенной, и перед ним представали живые картины: рваные гребни коралловых рифов, слоёные шапки снега, жерла вулканов, разинутые, как ненасытные звериные пасти. Где угодно, только не в этой комнате. Фиолетовый прижал планшет к груди и закрыл глаза. *** Они сидят очень близко: Фиолетовый может видеть, как подрагивают антенны на голове Красного и как плавно поднимается его грудь; он весь лучится спокойствием. Фиолетовый склоняется ближе к нему, чтобы губы обожгло теплом его кожи, и закрывает глаза. Он ощущает, как Красный вздрагивает, но не отстраняется, а наоборот наклоняет голову, подставляя лоб. Фиолетовый может чувствовать каждый импульс его тела, их как будто стягивают вместе незримые нити — какая-то неизвестная науке гравитация. Даже когда его глаза закрыты, он может видеть лицо Красного ясно и чётко: спокойно прикрытые веки и ласковая улыбка влекут к себе, и Фиолетовый самым кончиком пальца очерчивает линию от верхней губы к подбородку Красного. И каждое касание его кожи содроганием отдаётся в груди. Когда Фиолетовый отстраняется, Красный смотрит на него широко открытыми глазами, которые похожи на два красных леденца с живой искрой в глубине. — Останься здесь, — просит Красный, и Фиолетовый покорно прислоняется лбом к его плечу. — Я не хочу, чтобы ты был где-то в другом месте… Теперь ему кажется: такая глупость — думать, что для него может найтись какое-то другое место, кроме этого, и грудь так распирает радостью, что хочется кричать об этом. Но дыхание резко перешибает, и Фиолетовый падает куда-то, пока снова не оказывается в яме из подушек. Сон оборвался, Фиолетовый открыл глаза, но не торопился шевелиться. Он прекрасно знал, кто разбудил его, опять швырнув подушку, и он знал, что не один в комнате. Минуты проходили в молчании. «Мне плевать», — твердил себе Фиолетовый. Пусть Красный тоже не получит того, что хочет. В тишине было слышно чужое дыхание, тяжёлое и как будто запинающееся, и тревога Фиолетового пересилила упрямство. Если он просто взглянет краем глаза — ничего не случится. Красный сидел на бортике ниши, ссутулившись, и смотрел себе в ноги. Фиолетовый с долей облегчения подумал, что он ничего не заметил, но Красный неожиданно произнёс: — Я… устал. Что-то ёкнуло у Фиолетового в груди. Конечно, догадаться о том, что Красный устал, было отнюдь не сложно, но когда он говорил об этом, его подрагивающий голос — виноватый, а не обвиняющий, с мольбой, а не приказом — пробирался в каждую клеточку тела, и Фиолетовый готов был поклясться, что ощущает чужую усталость. — Может, хочешь прилечь? — спросил он, и, подавшись вперёд, почти шёпотом позвал: — Иди сюда. Красный поднял голову — в его глазах мелькнула живая искра удивления. Всё тем же размягчённым голосом он спросил: — Почему ты предлагаешь? Фиолетовый медлил с ответом. Он сам не понимал, почему, — ни один иркен никогда не произнёс бы таких слов. Но у него в голове вертелась одна только мысль, что Красный, нависший над нишей, вот-вот спустится к нему, что их обнимет один шёлковый океан, что Красный, может быть, скажет, что чувствует себя хорошо… И от этой мысли у Фиолетового шла кругом голова и он путался в словах, а ответ всё мучительнее тяготил язык. Красный вздохнул и отвёл глаза. — Я думаю, что это вредная привычка, — сказал он внезапно отвердевшим голосом. Это было как крепкий подзатыльник, который вышиб из головы всё, кроме вскипевшей с удвоенной силой обиды. И она теперь играла с Фиолетовым, как с марионеткой. — Да?! — вскрикнул он. — Ты знаешь, почему я вообще сплю? А? Он хотел замолчать. Он очень хотел, чтобы Красный остановил его, — напрасно; слова теперь хлестали фонтаном, обжигая горло: — Потому что в моём сне ты говоришь мне приятные вещи и не обращаешься со мной, как с каким-то хламом! Фиолетовый успел увидеть, как лицо Красного исказилось ужасом, и поэтому зажал ладонью рот и спрятал взгляд в подушки; хотелось зарыться в них так глубоко, чтобы навсегда исчезнуть там и никогда не узнать, что ему скажут в ответ. Тишина колотила по вискам. — Что? — негромко переспросил Красный. — Ничего, — быстро ответил Фиолетовый. — Забудь, что я сказал. — Фиолетовый… — Я сказал — забудь! Тишина. В панике Фиолетовый собрался отдать ПАК команду блокировки слуха, но шквал реакций в мозгу глушил контакт — очень некстати, потому что Красный, похоже, решил довести начатое до конца: — Ты знаешь, что на самом деле ниже меня? — Заткнись! — не выдержал Фиолетовый. — Хватит с меня оскорблений. — Нет… Ты не понял… — торопливо оговорился Красный. — Всё так и есть. Ты ниже меня на какие-то доли миллиметра, но… Помнишь всю эту канитель с выбором кандидатов? Вот тогда я взломал твой ПАК и изменил данные, чтобы Главный Мозг посчитал, что мы одного роста. Когда ты говорил, что станешь Высочайшим, это звучало так здорово, а я просто боялся… Мне казалось... я смогу сделать так, чтобы всё работало, но иногда… я думаю, что вообще не должен был впутывать тебя в это. Фиолетовый слушал его голос и думал: это какое-то специальное наказание — за ту чушь, что он тут намолол. Он едва разбирал сбивчивую речь Красного, потому что стыд за свои слова жёгся очень больно. — Я должен извиниться? — спросил Красный, но не дождался ответа. — Ладно. Послушай… Я никогда не думал, что сделал тебе одолжение. Если ты не хочешь быть здесь, если тебе плохо, то… ты можешь уйти. Я всё улажу. Обещаю. Тишина. Только звенело в голове страшное слово «уйти», возгоняя до точки кипения обиду, ужас и протест, и Фиолетовый давился ими, прижимая к лицу подушку. И только когда прозвучало последнее, удаляющееся «Ладно», он перевернулся на спину, судорожно хватая губами воздух. — Но… — выдавил Фиолетовый. — Я не хочу уходить! Однако его услышали только безучастные созвездия на потолке. Фиолетовый беспомощно стиснул руками лоб и зажмурился; виски пульсировали, точно голова готова была вот-вот лопнуть. Он лихорадочно метался от мысли к мысли, цеплялся за одно, за другое, но ничего не складывалось вместе, кроме одного. Красный сказал это кошмарное «уйти», которое рассекло всю жизнь напополам, и не только жизнь, но и, казалось бы, нерушимый дуэт. Видно, чем больше Фиолетовый упрямился, чем больше кричал и злился, тем сильнее Массив хотел от него избавиться. Ему нужно, чтобы Фиолетовый командовал? Да пожалуйста! Нужно, чтобы он захватывал планеты? Сколько угодно! Он угрюмо водил пальцем по подушке, вычерчивая эмблему Империи, и вдруг понял, что не помнит, как в точности она выглядит. Да что там, он ведь не справился даже с простейшей командой для ПАК! Он с яростью швырнул подушку в сторону и распрямил плечи. В его распоряжении были все знания всех когда-либо живших иркенов, и он не пропустит ни единой их крошки, если это приблизит его к Красному хоть на долю миллиметра. *** Фиолетовый не любил наведываться в координационный отсек Массива. Главным образом потому, что ему не нравился оператор — полноватая иркеанка с абсолютно пустыми глазами, похожими на небольшие посеребрённые монеты, которая вдобавок без перерыва улыбалась. Почему в ключевом отделе, на который завязана почти вся жизнь передового корабля иркенов, не устроить компьютерную навигацию? Фиолетовый так и не получил ответа на этот вопрос. А любой его приказ сместить действующего оператора заканчивался тем, что отсек почти целиком переставал функционировать, а через несколько дней надоедливая операторша возвращалась. Или, может, её сменяла точно такая же. — А, мой Высочайший! — только завидев Фиолетового, воскликнула операторша. Уголки её губ тонули в складках пухлых щёк. — Вы хотите разместить ещё один заказ на четыре тонны пончиков? Или, может быть, вас заинтересует акция планеты Форзе на бесплатную пиццу? Фиолетовый старался не встречаться взглядом с её немигающими серыми глазами, и это заставляло его держаться ещё более величественно, чем он планировал до этого. — Ни то, ни другое, — подчёркивая слоги, ответил он и так сильно вздёрнул подборок, что ему пришлось сощуриться. — Я хочу получить доступ ко всем доступным мануалам по кодированию, компьютерам и… э… всякой технике? — О, я полагаю, что вы и так имеете к ним доступ. — Нет, вы не понимаете, — с нажимом произнёс Фиолетовый. — Я хочу знать, как именно я могу их использовать. Это приказ! Он искренне надеялся, что слово «приказ» в его устах должно вселять ужас в подчинённых, что бы он им ни наплёл. Похоже, что он не ошибался, потому что операторша начала нервно барабанить пальцами по столу. — Э-э… — замялась она. — Я думаю… они должны быть в вашем ПАК, мой Высочайший… но если что-то не так, то вы можете, м-м, воспользоваться этим диском. Она достала из-под стойки квадратную коробочку, которую Фиолетовый моментально выдернул из рук сконфуженной операторши. — Да! — возликовал он. — То есть… Хорошо. Теперь можете быть свободны. Хотя… — Он собирался неспешно развернуться и уйти, но не смог побороть искушение. — Сначала дайте мне мороженое в главный холл, ладно? — Конечно-конечно, мой Высочайший! — Широкая улыбка вернулась на лицо операторши. — А потом — сгиньте, — добавил Фиолетовый и, довольно хихикая, направился к главному холлу. *** Из-за того, что Массив уже не первый день стоял на месте, главный холл, по которому обычно сновал экипаж корабля, пустовал. Фиолетовый долго вертел в руках диск, прежде чем додумался засунуть его в разъём планшета. Когда на экране появились буквы, Фиолетовый искренне им обрадовался. Он поудобнее устроился в кресле, открыл ведёрко с мороженым и углубился в чтение. Вскоре оказалось, что читать мануалы куда сложнее, чем глотать художественные книжки: Фиолетовый то и дело ловил себя на том, что видит перед собой буквы, но слова из них не складываются. Поэтому ему приходилось раз за разом возвращаться к началу абзаца, но чем усерднее он вгрызался в текст, тем надоедливее в голову лезли лишние мысли. Например, монолог Красного о росте, перекодировании ПАК и о каком-то страхе… Поначалу сама идея, что Красный может по-настоящему испугаться, вызывала лишь усмешку. Он всегда был уверен в том, что делает, — временами слишком уверен, и именно это раздражало Фиолетового до зубного скрежета. Но всё же… Он и Красный всю жизнь провели вместе — от подземных яслей до трона Империи. Фиолетовый никогда не уставал расписывать в красках (особенно Красному, уверенно и немного мстительно), какой замечательной будет его жизнь, когда он станет Высочайшим. Хотя все вокруг знали, что Красный куда талантливее и умнее него, и, пожалуй что, выше. Однако и у Красного случались вспышки глупости: вот, например, уже в академии он однажды обронил одну забавную фразу. «Почему нельзя расти обратно?» У Фиолетового живот сводило от хохота. А вот лицо Красного, кажется, было абсолютно серьёзным, и, может даже, действительно испуганным. В свалке воспоминаний на задворках ПАК трудно было отличить произошедшее взаправду от только что дорисованного фантазией. Сколько раз Красному твердили, что он станет Высочайшим? И сколько раз Фиолетовый видел это до смешного испуганное лицо? И как мелкие крошки забиваются между кнопками пульта, едва различимые сомнения забились вглубь его сознания. Фиолетовый обнаружил, что вместо текста разглядывает потемневший экран планшета, и подумал, что уже очень долго сидит за работой. Третье ведёрко мороженого подходило к концу, и он решил, что самое время сделать перерыв на пиццу. Он полез в карманы, но не нашёл там командного чипа, без которого запрос в систему Массива было не отправить. Из трёх вариантов — снова навестить координационный отдел, искать прислугу по всему кораблю или вернуться за чипом в комнату отдыха — Фиолетовый выбрал последний. *** Чип валялся на полу рядом со смятым халатом, и Фиолетовому было вдвойне досадно сгибаться пополам в тесном официальном костюме. И только подобрав чип и вставив его в планшет, Фиолетовый заметил что-то неладное вокруг себя. Он поднял взгляд на стену — диоды светились слабее обычного, и светились они бледно-пурпурным. Кто-то был в комнате, кроме него. Он медленно повернулся, чувствуя неприятное щекотание во внутренностях, и увидел фигуру, сидящую на краю ниши. Он вскрикнул от неожиданности, прежде чем разглядел, что фигура — всего-навсего Красный, совершенно не похожий на себя в непривычном освещении. Он оглянулся на возглас, но заговорил не сразу. — Где ты был? — Где-то не здесь, — осторожно ответил Фиолетовый. Он не решался сдвинуться с места, потому что вопрос Красного напомнил ему, сколько работы ещё предстоит одолеть. Но и уйти сейчас было как-то глупо, потому что тот, ради кого эта работа затевалась, сидел прямо тут и хмуро смотрел в пол. Изгиб его спины казался ещё более резким, чем всегда, из-за опущенных плеч и наклонённой головы, тяжесть которой Фиолетовый мог почти что ощутить в своих руках. — А мне что-то совсем не хочется быть где-то не здесь, — усталым полушёпотом сказал Красный. — Я думал, ты занят этими… завоевательскими штучками. — Колонизация окончена, — механически произнёс Красный. — Осталась только церемония, но… Я сказал команде вручную собрать оставшихся на корабле микродронов. Конечно, они теперь абсолютно безвредны, зато у меня есть несколько свободных часов, пока эти олухи драят палубы. — Хотелось бы видеть, — усмехнулся Фиолетовый. — Ага, — ответил Красный. По его лицу проскользнула улыбка — слабая, болезненная тень той блестящей самодовольной улыбки, которую Фиолетовый привык видеть, но сейчас она была как щелчок замка, открывающий дверь. Фиолетовый без колебаний поднял с пола свой халат. *** Ни разу за последние несколько дней Высочайшие не были так близки друг к другу. А может, и за несколько недель, или месяцев — не важно. Всё равно Фиолетовый терял счёт времени, когда зарывался поуютнее в свои подушки, и сейчас чувствовал себя потеряннее обычного: он с трудом мог вспомнить, где находится. Воздух налился тёплым пурпурным светом настолько сильно, что им стало труднее дышать, а звёзды на куполе плясали и таяли. Фиолетовый словно очутился в одном из далёких книжных миров, но ни в какой из самых смелых фантазий он не мог представить, что будет чувствовать себя таким счастливым. — И как ты это делаешь? — спросил Красный. — Просто закрой глаза и не думай, — ответил Фиолетовый, всё ещё глядя в потолок, на звёзды, которые задорно подмигивали ему. — Звучит как очень сложная работа. — Поверь мне, оно того стоит, — сказал он и, вздохнув поглубже, повернулся к Красному, но обнаружил, что тот уже закрыл глаза. Отвернуться Фиолетовый не смог. Лицо Красного было таким спокойным, что сперва показалось ненастоящим, но всё же каждая его чёрточка — от несколько несимметричного подбородка до неправильно загнутой на конце левой антенны — была знакомой и родной. Красный вздыхал всё глубже и ровнее: Фиолетовый видел, как поднимается и опускается его грудь, одетая в просторный шёлк. Он вспоминал, как ему самому было удивительно в первый раз ощутить эту лёгкость, когда воздух свободно разливается по каждой клеточке тела и кажется, что со всем остальным миром тебя больше ничего не связывает. Он протянул к Красному руку и снова чувствовал ту невесомую радость, но в этот раз — в чужом теле. Тыльной стороной ладони он провёл по тёплой ткани его рукава, от локтя до плеча, и едва не коснулся его щеки, но в последний миг отдёрнул пальцы, как от пламени. Его тянуло, его жгло, его раздирало на части, и с титаническим усилием он опустил руку обратно на подушки. Ему казалось — сделай он это сейчас, вселенная бы рухнула. *** Всё было так привычно: комната вне времени и пространства, мягкий свет, и Красный совсем рядом. Мысли разбегались и не давали вспомнить, что происходит и происходило; впрочем, Фиолетовый не слишком этим интересовался. Здесь и сейчас он смотрел на Красного, на его светлое умиротворённое лицо, и понимал — ничего не имеет значения. И всё-таки план провести бесконечность в одном единственном моменте вскоре перестал выглядеть заманчивым. Фиолетовый взял в руки планшет и принялся лениво перелистывать страницы, надеясь найти хоть одну знакомую строчку. Безрезультатно. Сбоку послышался сдавленный стон: Красный пытался разлепить веки и пошевелить головой, и поэтому его лицо морщилось, как сдутый воздушный шарик. Фиолетовый подавил смешок, потому что ещё помнил, как поначалу деревенеет шея, а суставы превращаются в густой кисель. — Ничего страшного. Со временем привыкаешь, — сказал он с довольной улыбкой. — Ну да, — еле выговорил Красный. — По тебе заметно. Улыбка постепенно сползла с лица Фиолетового. Уловив его озадаченный взгляд, Красный сказал: — Вообще-то… я чувствую себя намного лучше. — Правда? — Фиолетовый с облегчением усмехнулся. — Я знал, что так и будет. Наверное. — Наверное? — Красный со страдальческой гримасой растирал шею, поэтому не видел, как Фиолетовый смущённо поджал губы. — Ничего, — сказал он, чувствуя, как слова начинают жечь язык. Постукивая пальцем по краю планшета, Фиолетовый растерянно переводил взгляд то на Красного, то на светящиеся пурпуром стены, то снова на Красного и не понимал, почему оказался там, где он есть. И, пожалуй, единственное, что он усвоил за свою жизнь — если потерялся, задавай вопросы. — Вопрос довольно глупый, но… — начал Фиолетовый и продолжил только убедившись, что его внимательно слушают. — Тебе нравится быть Высочайшим? — Как будто у меня есть выбор, — с горькой ухмылкой ответил Красный. — Но если быть честным… то эта работа — отстой. Ты, наверное, единственное, что делает её… ну… приятной. Понимаешь? От удивления Фиолетовый даже приподнялся с подушек. Он смотрел Красному прямо в лицо, но не находил на нём ни ехидства, ни насмешки. — Я думаю, ты понимаешь… — легко вздохнул Красный. С этими словами он опустил голову, и Фиолетовый почувствовал её тяжесть у себя на плече. Ему стоило огромного усилия не дёрнуться и не упасть, потому что его встряхнуло, как электрическим разрядом. В первый раз в жизни он не опирался на чужую руку, которая твёрдо вела его за собой; он сам был опорой. В первый раз в жизни к нему вернулось всё его безграничное доверие; и вселенная рухнула. Комната. Свет. Две реальности — сна и Массива. Он наклонил голову, чувствуя, как растворяется граница между ним и Красным, между одним миром и другим, и в какой-то миг он даже перестал дышать, чтобы не стереть жаркий отпечаток на чуть приоткрытых губах. Он и Красный вздрогнули одновременно и подняли головы тоже одновременно. Они ошеломлённо смотрели друг на друга, и то хрупкое касание разрушилось, но Фиолетовый точно знал — поцелуй остался на макушке Красного навсегда. И тем не менее, нельзя было сказать, что он злился — его лицо оставалось таким же открытым, как во время сна, а уголки губ были приподняты. Он улыбался. — Я уже не сплю, да? — отчасти испуганно, отчасти взволнованно спросил Фиолетовый. — Да, — кивнул Красный. Его улыбка стала больше похожа на ухмылку, и глаза его смеялись, но Фиолетовый видел — они смеялись благодарно. — Что ты читаешь? — неожиданно спросил Красный. — Дай посмотреть. Пока Фиолетовый мешкал, собираясь с мыслями, Красный выхватил планшет у него из рук и пробежал глазами по тексту. — Ого, — сказал он. — Ого! Технологии внутриядерного программирования? Ты ведь знаешь, что эта штука уже лет десять как устарела? Фиолетовый подавился фразой, которую готовился произнести. — Конечно, — фыркнул он и торопливо забрал планшет обратно. — Конечно, — с широкой улыбкой повторил за ним Красный. — Пора бы уже провести церемонию и покончить с этой треклятой колонизацией, м? Ты идёшь? — Иду, — кивнул Фиолетовый. — Всё равно делать тут больше нечего. Планшет утонул где-то в ворохе подушек. Казалось, что кто-то случайно поставил жизнь на паузу и нажал на кнопку «Запустить» только сейчас. Фиолетовый ощущал такую лёгкость, будто у него вообще не было тела. Остался один только слух, чтобы слушать, как Красный рассказывает о лазере на четвёртой палубе, который всё-таки починили, и о микродронах, которые можно перепрограммировать и отослать какому-нибудь неудачнику-захватчику. Фиолетовый подсказал имя этого захватчика, и оба Высочайших истерически рассмеялись. Только один раз он отвлёкся, когда они проходили по стеклянному коридору. Звёзд было почти не видно из-за розово-красных корпусов армады. Империя Иркен поглотила ещё один кусочек бескрайнего обречённого космоса — всё в порядке вещей, всё по законам, по которым живёт вселенная. Но с того момента, как Красный открыл глаза, Фиолетовый не уделял этому ни единой частички своего внимания. Если они рядом друг с другом, то могут жить по собственным законам: Фиолетовый чувствовал это, когда нетерпеливо тянул Красного за собой в слепящий свет трибун. Он цеплял его пальцы своими, и Красный совсем не сопротивлялся и только шире и уверенней улыбался ликующей толпе. И хотя это было что-то новое для них, Фиолетовый никогда прежде не находил себя в настолько правильном месте, а всё остальное — дело привычки.