Окровавленный венец

Теодор медленно шагает вдоль ручейков крови, текущих в его сторону. Жижа блестит, когда попадает из полумрака на разноцветный витражный свет полуразбитых дворцовых окон. Каждая из алых дорожек ведёт его по главной зале в сторону эпицентра их маленькой империи. Каждая из них ведёт к символу Столичного Города — королевскому престолу, заляпанному красным. Здесь всё перевёрнуто вверх дном, но тем не менее остаётся таким же узнаваемым, как и до Ночи Огней. Рваные ещё тлеющие знамёна хлопают на пробирающемся во дворец прохладном отдающем не меньшей гарью ветру. Пылинки и пепел взмывали ввысь с каждым шагом. Грим думает о том, что сейчас происходит снаружи. Наверняка, ничего приятного или радостного для обычных людей. Везде трупы с их пронзительной вонью, виден огонь, до сих пор вспыхивающий то тут, то там... А также кровь, реки крови — и это даже не от животных на Бойне. Он не то сглатывает ком из-за отвращения к самому себе, не то одёргивает себя за чрезмерную увлечённость столь жестокими деталями. Голова с уставшим сознанием так же тяжела как и топор, что оттягивает правую руку. Левую же пронзают холодные острые иглы, и по ней будто кто-то ползет... Может это долгожданные черви? Неужто он не смазал кисть и пальцы ледяным бальзамом перед битвой? Собственная конечность, ставшая знаменитой Рукой Славы, лишила и одновременно дала ему очень многое. Именно её колдовская мощь и провела Теодора по запутанным дворцовым и секретным подземным ходам. Его вёл свет, который не в состоянии увидеть кто-либо другой. Сейчас же солнце жгло как и пламя, забирая своё и открывая то, что они натворили этой решающей судьбу королевства ночью. Теодор выдохнул, уходя в привычную тень и идя дальше. Он знал, как выглядит каждое его движение сейчас: плавное, но угрожающее, ибо сама его суть была таковой. Суть и облик. Дорогое чёрно-белое одеяние шуршало с каждым шагом, а сшитый с одним из рукавов полуплащ ещё больше ограничивал в движениях его левую руку. Но, даже если нарядить дикого зверя в одежды самого короля, он так и останется безумным яростным клубком, верным матери-природе и её постулатам. Грим чуть прикрыл глаза и провёл онемевшей рукой в перчатке по одному из подлокотников трона, у подножия которого лежал обезглавленный труп того, кому он служил от силы всего несколько месяцев. Он достиг своей цели. Во всех смыслах. Герцог не наврал, говоря ему о его роли в готовящемся восстании. Но что же теперь? Теодор продолжил обводить контур резного трона и обходить его, даже не бросая случайного взгляда на тело их, как все говорили, проклятого монарха. Жену короля, по плану на последнем из подпольных собраний, должны были прирезать той же ночью, либо если всё изменится, оставить в живых, чтобы она служила опекуном для юного принца. Последний, всё поговаривали те же люди, не был укушен потусторонними силами, и в его крови не нашлось яда неизвестной порчи. Конечно, если бы обоих родителей прикончили повстанцы, то травма для юного мальчишки, а с его отвратительным здоровьем ещё и, скорее всего, душевная боль будет удвоена в несколько раз. Если быть честным пред самим собой, то Гриму было плевать на чувства будущего мелкого правителя. Он сам страдал от частых ночных кошмаров или припадков, а потому знал и без примеров как "мучается" принц. Одно было неясно, что будет с ним самим, когда это всё окончательно завершится? Будет ли Герцог взращивать семя новой монархии или же на смену старого правления придёт нечто иное? Потому как человеку его профессии довольно удобно быть под крылышком у разного рода Их Величеств. Хотя без работы он, конечно, здесь не останется... Если только их город вообще не сгорит ко всем чертям. Пора бы уже заливать костры свершённого переворота.

***

Герцог следовал за полуоблезшим и мокрым псом, что криво скакал пред ним. Жуткого вида большая псина иногда повизгивала, будто прыгала не по грязным каменным дорогам, а по раскалённым углям. Сорванная цепь на её шее звенела, ударяясь всякий раз о землю, либо о саму себя. Собака тяжело дышала и щёлкала пастью, давно напав на интересующий Герцога след, и безошибочно вела того сквозь все те разрушения, которые учинили друзья-соратники её хозяина. Они пересекали улицу за улицей, попеременно встречаясь с союзниками или же умирающими врагами. Некоторые сдались, признавая сопротивление бесполезным. Лишь поднимаясь по некогда белым ступенькам, мужчина заметил, какие ужасающие раны были у некоторых из сопротивляющихся. Иные и вовсе умерли без единой царапины — будто уснули навсегда, или у них остановилось сердце от увиденного ужаса. Многие стражники валялись в неестественных позах. Герцог мотнул головой, отгоняя рвотные позывы, и глянул на смешно прыгающую по ступеням собаку — это немного отрезвило его. Проскользнув в слегка приоткрытые массивные дворцовые двери, он проник словно в другой мир — неожиданно зловещий. Внутри пахло смертью и отчего-то палёными волосами. Густые тени перемежались с яркими росчерками света. А ещё была тишина. Мертвецкая. Подобное безмолвие царило на кладбищах или в жилых местах, которые покинули люди. Герцог бывал в нескольких умерших деревушках и знал, с чем сравнивает. Лишь идя дальше по коридору и уже видя впереди очертания основной залы, мужчина замечал, как тут всё изменилось от силы за десяток с лишним часов. Изнутри замок будто постарел: он покрылся странными чёрными трещинами, кое-где различные предметы начали гнить, незнамо почему. Свет воспринимался как более тусклый; на него смотришь наравне грязному стеклу. Замок потемнел. Впереди бегущая псина напугала его — слишком громко зазвенела цепь и когти животного, а её надрывный вопль-лай ярким эхом ударился о высокие арки и потолки со стенами. Наконец, Герцог увидел того кого искал. Теодор сидел на одном из подлокотников трона, будто вжимаясь в благоговейную тень. В нескольких сантиметрах от него падал солнечный свет. На этом же свету переливалась и забрызганная кровью королевская корона. Ещё свежие капли соскальзывали с венца и падали на пол. Грим держал воплощение власти в своих больших и грубых руках, похоже что-то ощущая, а потому не замечал новоприбывшего соратника. Впал ли он в транс? Герцог не отрицал и такого развития событий. Может, это было одним из побочных эффектов проклятия царской семьи? — Господин Королевский Палач, — обратились к союзнику, требуя к себе внимания. Теодор тут же отвлёкся, схватив освободившейся рукой свой топор за длинное древко, испещрённое парой десятков насечек. У него вряд ли хватит сил бросить оружие в таком положении, но даже и без него он мог напасть на любого, уподобившись одичавшему. Герцог слыхал байку о том, что одной из первых светлых линий-заслуг на древке была насечка за отца Палача. Теодору пришлось казнить его собственноручно — чисто и быстро. Если бы он отдал топор Помощнику казнь была бы... грязной, как минимум. — Я рад встретиться с тобой. В ответ лишь молчаливый кивок и звон — Герцог едва успевает схватить корону, брошенную ему, и уберечь её от хватки зубов чёрной собаки, сидящей перед ним. Он полагает, что жест похож скорее на подачку, нежели на обычный бросок. Мужчина пытается не показывать своё раздражение, но выходит, наверное, плохо. Палач всегда знал, когда ему лгут. И видя вот так, со стороны, само действо, раскинувшееся пред Герцогом, было похоже на какую-то довольно символическую картину. Сюжет оказывался впечатляющим — заплечных дел мастер сидит на троне пред трупом своего короля. Хоть бери холст с красками, да пиши прямо сейчас! Но, увы, у них слишком много работы в данный момент. Слишком уж они будут заняты восстановлением порядка, а ведь ещё нужно разобраться с остальными членами королевской семьи. Собака Грима тявкнула, всё также странно и судорожно подпрыгивая, а затем побежала к нему. Вскарабкалась на царский престол, обитый белым и золотым — в цвета Храма Единого. Теодор оскалился под своим полуколпаком и потрепал животное, требующее от него хоть каплю внимания. — Он говорил что-нибудь прежде чем?... — Герцог вертел грязную корону в руках и старался не встречаться с тремя парами глаз напротив него — все их взгляды были серые и остекленевшие. Мужчина обошёл укатившуюся голову, перешагнул через высыхающие ручейки (монарх умер относительно недавно — на рассвете) и приблизился к распахнутому высокому окну. Свет ударил по глазам, а тусклая пелена спала в тот же миг. Последнее слово. Последняя привилегия виновных. Покровитель всех повстанцев устало потёр переносицу — сегодня ему не удастся поспать, как бы он этого не хотел. Ко всему прочему, с минуты на минуту сюда должны были приволочь жену короля. Можно было отложить это хотя бы на час, ведь надо отдохнуть. И тем не менее он всё ещё ждал ответа. — Сказал, что я поступил так, как посчитал нужным, — Грим встал и отошёл дальше, следуя за тенью и укрываясь от очередного лучистого золотого проблеска. С каждой минутой светило подымалось выше. — Больше — ничего. Герцог помолчал, обдумывая сказанное Королевским Палачом. Подловив себя на последних мгновениях этих помыслов он тихо усмехнулся — мучитель остался без своего хозяина. Но вот надолго ли? Вопрос был крайне интересным. Сейчас, стоя на свету, он почему-то ощущал себя в куда большей безопасности. Вокруг Теодора Грима, если смотреть на него довольно долго, можно было заметить не то какие-то удивительные вибрации, не то витиеватый болезненный дымок. Или же ему это всё лишь чудится и проклятущий недосып играет в свои злые игры? Воплощение силы. То же самое можно было и сказать о его псине — они были удивительно похожи. Оба такие же озлобленные, ошпариваемые неожиданными судорогами и обиженные на людей. Но тем не менее очень преданные и готовые порвать любого на куски за те или иные высшие идеалы. — Скажите мне, — он всё ещё не мог определиться с тем как обращаться к своему грозному соратнику. Герцог, нервничая, глянул на улицу, и начал задавать свой вопрос пытаясь зайти издалека. Внизу уже убирали трупы, складывая их в кучи. Мародёров убивали на месте и скидывали туда же. — Вы ведь верите в Единого? Палач посмотрел на своего собеседника скорее заинтересованно, нежели с недоумением или ненавистью и склонил голову набок. Несколькими минутами ранее он намотал на свою слабую левую руку оборванную цепь-повод и дёрнул собаку, чтобы та не тащила его вперёд. В сознании вспыхивали строки молитв, обращённых к Шеол, Матери Хаоса, и вспоминались те жуткие ритуалы, которые он совершал на Старом Кладбище под руководством одного из старших оккультистов. Теодор покачал головой, отводя взгляд: — Нет светлейший, я не еретик, если вы об этом. Герцог только быстро кивнул, принимая ответ и будто желая избавиться от столь неприятной компании (через пару часов они всё равно встретятся во дворце вновь). Во всяком случае, если верить в бредни крестьян, то он уже давно должен навлечь на себя все беды мира, просто разговаривая со своим "омерзительным" союзником. Омерзительным, но очень нужным союзником, надо сказать. Этот человек, возможно, выиграл им новую жизнь.