Что-то ещё?

Понедельник. Контрольная по физике. Хуже нее, наверное, ничего уже быть не может. По крайней мере, на сегодняшний день. Никиткова пользовалась каждой возможностью, чтобы прогулять нелюбимый урок. Кстати говоря, биология, химия, информатика, математика – проще говоря, все не гуманитарные предметы были в числе её нелюбимых. У Даши с мамой была четкая договоренность всех отмазок дочери. – Вообще, можешь сказать, что я задержалась на дежурстве и забрала твои ключи, а ты меня ждала и поэтому опоздала, – предложила свою версию Елена Александровна и снисходительно улыбнулась, понимая, как тяжело девушке даются точные и естественные науки. По правде говоря, Даша могла с лёгкостью прогулять любой предмет. Она никогда не попадала в неловкие ситуации, которые могли бы хоть как-то сказаться на её репутации и отношении учителей к девушке, поэтому её мать всегда лояльно относилась к просьбам дочери. Единственным же требованием Елены Александровны было полное отсутствие ответственности женщины перед директором за прогулы Никитковой. – Мне не звонят из школы — прогуливай сколько хочешь, но если пожалуется завуч или – упаси боже, Даша – директор, то разбираться будешь сама. Я ничего не знаю и вообще всегда на работе. И девушка всегда была благодарна маме за это. Вообще за всё. Женщина никогда не пыталась выпытать из Никитковой информацию: никогда не требовала ей что-то рассказать, когда сама Даша этого не хотела; никогда не беспокоила её, но всегда была готова подставить своё плечо и обнимать плачущую из-за чего-то или кого-то девочку, целуя её в макушку и уверяя в том, что всё непременно наладится. Единственным камнем преткновения в их идиллии был некто, записанный Дашей в телефоне «Денис». Денис. Изменения в настроении девушки начались с середины августа. Даша уходила из дома ближе к вечеру и возвращалась довольно поздно, а по её виду можно было сказать, что из Никитковой все соки выжали. Нельзя не сказать, что поводов для беспокойства матери девушка не оставляла: она всегда писала, через сколько будет дома, на чём она доедет и во что была одета. Однако никаких подробностей не рассказывала. Табу. Тема, которая не поднималась в их квартире. И даже после того, как женщина чувствовала аромат мужского одеколона в спальне дочери. Даже после того, как с утра, придя с дежурства, она обнаруживала на столе две кружки даже не начатого кофе; одна была с молоком, другая – всегда без. И даже, черт возьми, после того, как в пятницу, после возвращения из недельной командировки, женщина обнаружила у себя в постели спящую, но в то же время дрожащую от холода девушку с мокрыми волосами. На батарее сохло любимое белое платье в пол Даши. Женщина тихо прошла вдоль комнаты, бесшумно обогнув двуспальную кровать, и взяла платье в руки. Хлорка. Резкий запах заставил Елену Александровну чуть отвести голову от платья. Она устало вздохнула и села у изголовья кровати смотря на дочь. Даша, будто почувствовав на себе взгляд, открыла глаза и сонно посмотрела на маму. – Искупалась? – Ага. – Не утонула? – Не дали. Обе улыбнулись друг другу. Всё равно женщина не спросит. Всё равно Даша не расскажет. Елена Александровна поцеловала девушку в волосы, выключила тускло-горящий свет и закрыла дверь. Всё равно Даша не расскажет. Более того, Даша вообще ничего не могла говорить в течение недели. Она заболела. Девушку бил озноб и мучила повышенная температура, которая не давала ей отчётливо соображать. Примерно в таком состоянии Никиткова пребывала все выходные. В понедельник ей стало чуть лучше и она даже позвонила Феде, чтобы разбудить друга в школу. Макаров. Со всеми проблемами в лице Дениса Даша уже стала забывать, что у неё есть Федя. Она любила его и знала, что это было взаимно. Это не та любовь, о которой писали классики, это скорее было бы правильно назвать принятием в свой семейный круг другого человека. Внештатный родственник. Брат. Никиткова чувствовала, что у Макарова появились свои собственные проблемы и винила себя в том, что упустила этот момент, поэтому она твердо решила серьезно поговорить с ним и наверстать всё упущенное ею время за последний месяц. Месяц. Уже оказывается месяц – на самом деле, гораздо дольше – мысли Даши занимает абсолютно незнакомый, непредсказуемый, неконтролируемый, непонятный Денис. Именно в тот самый понедельник, именно тот самый Денис решил напомнить о себе. Пока Даша переписывалась с Федей, который, кстати говоря, не опоздал на первый урок только благодаря девушке и который кое-как досиживал последний, в дверь постучали. – Никиткова Дарья? Даша нахмурилась и отложила телефон в сторону, продолжая прислушиваться к незнакомому голосу в коридоре. К огорчению девушки, разговор кончился ровно в тот момент, как девушка решила начать подслушивать. Однако любопытство Никитковой быстро усмирила её мать, вошедшая в комнату с букетом белых роз в левой руке и вазой с водой в правой. – Я думаю, кому-то очень понравилось плавать с тобой, наверное. Вот, – Елена Александровна усмехнулась и опустила букет на кровать дочери, – ещё хотят. – Мам, вот лучше не надо, – Даша уставилась на женщину с надеждой в глазах, что та не продолжит разговор на эту тему. – Да я уже ухожу, только букет в вазу поставлю. Какие мы скрытные стали, боже мой, куда деваться, – женщина наигранно вскинула брови и деловито прошла к рабочему столу девушки, аккуратно опуская стебли роз в воду. Даша улыбалась, продолжая смотреть на всю эту картину. Женщина остановилась у двери и, перед тем как выйти, кинула на нее многозначительный взгляд: – Точно ничего не хочешь сказать? – Люблю тебя? Елена Александровна ещё раз улыбнулась дочке. Напоследок она заметила, что в букете какая-то бумажка, похожая на записку, о чем уведомила Дашу. Девушка лишь пожала плечами и продолжала смотреть на маму. Женщина поняла, что и на этот раз может не надеяться на нормальные объяснения дочери, и вышла. Как только Елена Александровна покинула комнату, Даша, сама не помня как, оказалась возле букета в поисках записки. Её болезненное состояние усложняло поиски и теперь Никитковой казалось, что проще найти иголку в стоге сена, чем записку в букете белых роз. Наконец девушка справилась с задачей и с ликующим видом легла обратно в кровать уже с небольшим листом бумаги. Слегка трясущимися руками, то ли от волнения, то ли от слабости, Даша развернула записку, на которой ровными красивыми буквами было выведено лишь одно слово: «Прости». Прости. Как говорят, маленький шаг для человека, но огромный для всего человечества. Так вот, для Даши подобный жест от Денисенко представлял из себя нечто огромное, что заставило девушку в первый же день учебы после перенесенной болезни отсидеть все уроки и даже пойти на чёртову контрольную по физике, к которой она даже не готовилась. Хотя, будем говорить честно, подготовка бы её тоже не уберегла от единицы, красиво выведенной учительницей. Никиткова знала, за что он просил прощение; знала, что нет смысла продолжать эту тему; знала, что он первый с ней не заговорит, но все равно чего-то ждала и по какой-то причине – неизвестной ей самой – носила ту записку в пенале. Но ничего не происходило. Ничего. От слова совсем. После букета, полученного в прошлый понедельник, не было ни единого сообщения от него. Сегодня же, в такой долгожданный для Даши день, тоже ничего не было. Никитковой даже показалось, что Денис просто забыл за неделю о её существовании. По правде говоря, Даша соскучилась по молодому человеку. По его присутствию. По тому особенному моменту, когда она обращалась к нему по имени. Ей был нужен Денис. Не Денисенко, который задирал в школе каждого, кто попадётся на его пути, а Денис, которого она принимала у себя дома и для которого заваривала кофе без молока. Девушка устало зашла в ненавистный для нее кабинет физики и шумно села за парту. Сил не было ни на что. Она была эмоционально выжата. Такое бывает, когда мозг придумывает всевозможные варианты развития событий, которые могут произойти, но не происходят; и те, в свою очередь, сменяются другими. Даша разыграла всевозможные исходы каждого урока и каждого неловкого и случайного столкновения с Денисенко. Но ничего так и не произошло вплоть до последнего урока. Наконец, устав себя мучить долгим и бессмысленным ожиданием, девушка выдохнула и посмотрела на компанию одноклассников, собравшихся у первой парты первого и ряда и что-то бурно обсуждавших. Даша, решив послушать живой диалог, убрала обратно в рюкзак беспроводные наушники. – Да ни одна девушка не пойдет на свидание с парнем без каких-либо ухаживаний до этого, либо же просто внимания в её сторону. – Да неправда, главное – это словить момент, когда подходить и дело в шляпе, а девочка в любой удобной для тебя позе. Вот и всё. – Хуйня. Всё зависит от их настроения. Тут либо она за любой движ и даже за тот, что в твоих штанах, либо ты извращенец и мудак до конца жизни в её глазах. – Я это и сказал, придурок. «Подростковый сперматоксикоз» – думала про себя Даша, но не прекращала слушать перепалку одноклассников. – А может тут больше дело в девушке. Типа у неё может быть самое отвратительное настроение, но она согласится пойти с тобой на свидание и в перспективе переспать, потому что во-первых, ты ей хоть немного нравишься, во-вторых, ты не конченый мудак и она это может увидеть, – вступил в разговор Федя. «Только ты в это не лезь» – Никиткова стала елозить на стуле. – Ну если ты в этом так уверен, то давай, проверяй, – отозвался зачинщик разговора и с вызовом посмотрел на Макарова. «Ну, доигрался, молодец» – Даша закинула голову назад и улыбнулась. – Хорошо, – парень рассеяно проскользнул взглядом по классу, – Кира, пойдешь со мной на свидание? Девушка посмотрела на Макарова, вопросительно изогнув бровь. Года два назад он с дури сказал что-то обидное ей, отчего та до сих пор на него злилась. – Нет, – почти выплюнула одноклассница и отвернулась. – Видите. Она сказала нет, потому что видит во мне мудака. Кстати, Кир, прости, я правда подумал, что ты тогда надела юбку младшей сестры и поэтому она была тебе маловата, было почти незаметно, что ты набрала... Получив от девушки в ответ лишь однозначный жест среднего пальца правой руки и презрительный взгляд, Макаров робко поджал губы и поспешил вернуться диалогу с одноклассниками. – Но у нас есть очень грустная и уставшая Даша, скорее всего, ужасно обеспокоенная предстоящей контрольной по физике, но поскольку она меня очень сильно любит, то точно не откажет мне. «Жук» Во время произнесения своей речи, Федя медленно приближался к парте, за которой сидела Никиткова, и чем ближе он подходил, тем больше она улыбалась. Когда же он сел прямо перед ней и лишь тихо и умоляюще проговорил: «Помоги мне», Даша поняла, что нужно выручать друга. Более того, она посчитала это подходящим моментом для того, чтобы предложить Макарову на самом деле встретиться, как это было всегда. Как это было раньше. – Ну как тебе можно отказать? Даша подмигнула Феде, который благодарно смотрел на неё, и снова обессилев, облокотилась на спинку стула и прикрыла глаза. – Чё за гул? Я что-то пропустил? Знакомый голос заставил Дашу распахнуть глаза и заметать ими по кабинету. Слишком много внимания ему. Слишком быстрая реакция на него. Слишком. Денис заходил в класс всегда непринужденно, порой вальяжно и несколько рассеяно. Он либо приходил раньше всех, либо позже всех. Но его походка до его парты всегда оставалась неизменной. – У нас тут новая парочка, так сказать. Макаров и Никиткова, – усмехнулся один из парней, у которого, как говорит Даша, мир дальше его собственного самомнения и половых женских органов не существует. – А девочке оказывается нравятся смазливые, раз она сразу согласилась, да Никиткова? Денис нахмурил брови и перевел взгляд на парту, за которой сидела Даша. Тоже быстро. Тоже слишком. Она сидела напротив Феди, но её взгляд был устремлен лишь на Дениса. Выжидающий. Вопросительный. Денисенко был несколько секунд в смятении, но подступившая злость одержала верх над здравым рассудком парня, не сумевшим разглядеть тупую шутку тупого одноклассника. Он не понимал, что конкретно ощущал, но примерно это было похоже на то, если бы все его демоны решили устроить вечеринку и разжечь костер где-то в области грудной клетки. Там, где будто бы зарождалась непонятная обида, вмиг охватившая парня. Он молча простоял секунд тридцать, буравя взглядом Федю и Дашу. Затем, ещё немного помедлив, он громко хмыкнул и, задрав голову, направился к парочке, одаривая их привычным для всех оскалом. Федя же поднялся на ноги и будто бы ожидал принять «удар» на себя. «Всё плохо, всё очень плохо», – думала Даша, не сводя глаз с Дениса. – Федя, тебе что, девочки давать перестали, что ты уже сам к ним напрашиваешься или ты у нас по качеству оцениваешь: от третьего сорта к первому? А, – Денисенко громко щелкнул пальцами, – я понял, ты тут по уровням сложности идёшь. По шкале от «легко дам» до «я вообще-то не такая, но попозже все равно дам». Лера, Полина, Катя, теперь вот, Дашенька, – Денис максимально приблизился к лицу Макарова, каждым резким движением и словом показывая свою злобу. Он выжидающе смотрел на Федю, будто бы ждал от него объяснений. У Макарова даже на минуту промелькнула мысль, что Денис похож на разъяренного льва, у которого отобрали его добычу. Но Даша же не добыча. Нет? – А ты, Никиткова, – Денис перевел взгляд на Дашу, уже приготовившуюся услышать самые мерзкие вещи в свой адрес, и, буквально долю секунды помедлив, будто бы взвешивая, стоит ли продолжать или нет, всё же озвучил, – оказывается, у нас хуже самой продажной шлюхи. Строишь из себя послушную девочку, а-ля «всем помогу», а на деле-то тоже не против на члене поскакать. Ну, удачи тебе! «Блять, пиздец». В классе стояла тишина. Было слышно лишь по-настоящему свирепое дыхание Денисенко. Ждали реакцию. Её. Даша ненадолго отвернула голову к окну, будто бы собираясь с мыслями. Затем она своей худой рукой потянулась за рюкзаком, висевшим на крючке под партой. Тихо и аккуратно, будто боясь упасть, встала и подняла заполняющиеся влагой зелёные блестящие глаза на Дениса. – Спасибо за оценку. Она вышла так же тихо, как и проговорила ему эту отрезвляющую фразу, после которой вся ярость парня куда-то улетучилась, оставляя после себя лишь какую-то неприятную пустоту и смутное очертание маленького бледного лица, только что стоявшего напротив. Никто ничего не сказал Денису. Разве только Федя, сев на свое место, сказал негромкое «уёбок». Денисенко услышал и даже согласился про себя. Ведь Даша должна была стать последним человеком, на ком Денис срывал бы свою злость. Хотя, следует сказать, что парень срывался в последнее время очень часто, и практически все разы из-за неё. И, конечно же, на неё. Как прошла контрольная – никто и не помнит. Все были очень сильно омрачены перепалкой на перемене. За сорок минут Денисенко не сменил своего положения, тупо смотря в одну точку. Он не мог понять, что конкретно происходило с ним, почему именно с ним, а главное, почему из-за неё. Но где-то очень глубоко, куда не могла проникнуть даже ярость парня, таился ответ, который Денисенко чувствовал и боялся. Он бы продолжил свои размышления, если бы учительница не попросила его сдать тетрадь, которая, к слову, так и осталась пустой, так как Денис даже не притронулся к написанию контрольной. Выйдя из класса, он растерянно посмотрел по сторонам, надеясь увидеть знакомые черты лица. Из женского туалета показался маленький силуэт. Даша просидела там весь последний урок. «Зато не пишу физику, правильно?» Никиткова говорила сама с собой, смотря в зеркало и пытаясь улыбнуться. Она умела контролировать эмоции, не показывая свою уязвимость и слабость другим. Но этот случай стал исключением. Эмоции взяли верх над ней, и Даша, не прерываясь, плакала первую половину урока. Вторую же она пыталась скрыть следы своей двадцати минутной слабости. Херово получалось. Она и сама это знала. Единственное, чего не могла понять Даша, так это первопричину её слез. То ли её задели слова Дениса; то ли тот факт, что это сказал именно он; то ли это было разочарование во всем дне, который она представляла совсем иначе. Девушка достала из пенала записку, подаренную вместе с букетом, и разорвала её на мелкие кусочки. После чего она ещё раз умылась и вышла в коридор с одной единственной мыслью в голове: «Хочу домой». Это единственное, о чём могла и хотела думать сейчас Даша. Сильная мужская рука упёрлась в живот Никитковой, заталкивая её обратно в туалет, а другой громко захлопывая дверь. Девушка была настолько уставшая и обессиленная, чтобы понять, что собственно только что произошло. – Пожалуйста, перестань, – девушка хотела уйти, но рука Дениса продолжала лежать у неё на животе, не давая девушке сдвинуться с места. – Просто пообещай мне, чтобы я тебе ни сделал… Нет, не так. Блять. Даже если тебе кто-то что-то сделает, кричи, срывайся, бей, делай, что хочешь, только не связывайся ни с кем, вообще ни с кем! Кто бы то ни был, как бы он ни хотел тебе помочь! Ни при каких обстоятельствах не связывайся! Поняла, Даша?! Звук только что пришедшего уведомления на телефон девушки заставил ее хоть как-то выйти из застывшего положения. – Кто это? – Денис забегал глазами по лицу Даши. Взволнованно? – Не знаю. – Так посмотри, блять! Девушка рассеяно достала телефон из кармана рюкзака и мазнула взглядом по экрану: «Напиши, пожалуйста, как будешь дома, хорошо? Я переживаю». – Ну? – Денисенко ждал. – Это Федя. Он просит написать ему, когда приеду домой. Денис опустил руку и отошёл к стене, оперевшись спиной, и прикрыл глаза. – Ладно, но ты поняла, что я тебе сказал? – он продолжал стоять с закрытыми глазами. – Да. Парень посмотрел на Дашу, а та, в свою очередь, на него. Так они простояли минуты две, прежде чем Никиткова, как обычно, тихо ушла. Той ночью, плача на кровати, свернувшись в клубок, она пообещала себе больше никогда не впускать в свою жизнь Дениса Денисенко.