Утренний твист

Безмятежное утро в прибрежном районе нарушается лишь приглушенными звуками музыки – кажется, что-то старое и рок-н-ролльное – из верхнего окна многоэтажки. Тонкие занавески колышутся от ветра, мелкие птицы с щебетом кучкуются на соседнем подоконнике, собирая рассыпанные крошки. В комнате, единственной открытой утреннему воздуху, по постели растянулись двое. Светловолосый взлохмаченный парень, спящий без задних ног – видимо, бурный выдался вечер – и еще кто-то, кого скрывает наполовину сползшее на пол одеяло. И этот второй активно шевелился: вот приподнялся, усевшись на ноги партнера (учитывая некоторую интимность движений, в партнерстве сомневаться не приходится), положил ладони на торс блондина и как-то собственнически провел до резинки домашних шорт. На мизинце блеснуло серебряное кольцо. Когда неспящий парень выпрямился, одеяло окончательно соскользнуло с него, явив короткую темную шевелюру и бледную кожу, приятно контрастирующую с загаром спящего. – Доброе утро, – промурлыкал Дин скорее для себя и оттянул край шорт; наклонился и лизнул от пресса до низа живота – неторопливо, будто пробовал леденцовую фигуру. Пальцы автоматически выстукивали ритм песни по простыне, а парень наслаждался этим ранним затишьем, когда можно творить что угодно без угрозы немедленной анальной кары. В идеале его партнера, Эмери, стоило бы привязать к постели, но велик риск забыть его в таком положении, отправившись потом в душ. Сейчас же самое обычное утро, не выходной и не четверг-извратверг. И в обычные дни он, разумеется, знал, как лучше всего будить друга за два часа до работы. Просыпается Эмери всегда тяжело – пока раззевается, пока изобразит кошачьи потягивания, пока разлепит глаза, неудивительно, что он так часто опаздывает. Ну а Дин не был бы собой, если бы не понял, как этим можно пользоваться. – Ранняя пташка, как и всегда, – он уперся ладонью в пах друга, ощутив утренний стояк. Отодвинулся назад и спустил шорты, с удовольствием провел по члену ладонью и покосился на лицо Эмери. Тот выглядел довольным, будто ему снилось нечто приятное, но дыхание не изменилось. «Хах… Он не среагирует, даже если я поработаю тут садовыми ножницами». Вчера им так и не удалось урвать час-другой друг на друга, но сегодня Дин решил это возместить. Аппетита, с которым язык скользнул по головке, не удостаивалось и мороженое. Парню нравился солоноватый вкус и упругая поверхность плоти на языке и губах во время минета. Оттянув пальцами крайнюю плоть, он продолжил посасывать, неизменно смотря на реакцию Эмери. О, он уже просыпается. Не двигается, старательно прячет пошлую улыбку. Соображает, что к чему и думает, как извлечь больше выгоды? За этот год Дин узнал партнера до мельчайших привычек и мог бы поклясться, что так и есть. И… тот явно решил притвориться спящим. «Да, конечно, я тебе верю», – Дин плотнее сжал губы и заглотил член глубже, чтобы головка потерлась о небо. Довольно прищурившись, приласкал языком уздечку и отметил изменившееся дыхание партнера. Все же это было вкусно и весьма увлекательно, не хуже обычного секса. Когда пульсация участилась, Дин отстранился, резко зажал пальцами основание и натолкнулся на взгляд «спящего». – Ты. Меня. Обломал, – негромко, но с искренним негодованием сказал Эмери и откинулся обратно на постель. – Соси дальше. – Хах? – Дин издевательски приподнял брови и с силой шлепнул того по бедру. – Мне надоело. Как насчет показного сеанса аутофелляции? – Хватит издеваться надо мной с утра, – миролюбиво проворчал блондин. – …И что за музыку ты опять включил? Где будильник? Куда делась моя подушка? – обилие вопросов компенсировалось сонной флегматичностью. – Мне казалось, тебе нравится этот трек. Хотя без разницы, главное, что нравится мне, – Дин закинул ногу на ногу, усевшись на край постели. – Интересно, сколько секунд пройдет прежде, чем ты не выдержишь и надрочишь себе? Я бы посмотрел. Когда парень нагнулся в поисках тапок, Эмери поймал его за талию и втащил к себе, подмяв. – И с чего у тебя такое хорошее настроение, что ты решил поделиться им со мной? – проурчал на ухо и погладил по животу. Дин из принципа уперся в партнера руками и ногами. – Отвали, твой агрегат упирается в меня. – И будет упираться, пока я… – глубокий зевок. – Не проснусь. А проснусь только когда… – Я не в настроении, чтобы ты пихал в меня, – уже не так уверенно пробурчал Дин. Начавшееся так хорошо и приятно утро превратилось в их обычный балаган. – Я же знаю, что ты меня хочешь, – протянул Эмери и лизнул друга за ухом. – Ты даже надел эти красные штаны. Красный цвет – цвет страсти, слышал? Твое подсознание тебя вы-да-ло. – Если бы я надел зеленые, ты бы сказал то же самое? – Не сомневайся. – И с чего ты не даешься мне в руки… Оу. Дин неуверенно выругался, когда его пах сжала ладонь. Разумеется, он возбудился во время минета, что тут удивительного. И тем нетактичней выглядит привычка Эмери заострять на этом внимание. – Наверное, мне не стоило «просыпаться»? Тогда ты бы кончил прямо там. А потом я бы присоединился, и ты бы кончил еще раз, м-м? Ладонь скользнула под пояс, сжимая член и неторопливо лаская – ровно настолько, чтобы не причинять неудобство сухой кожей. Это походило на эротический массаж без масла. И все бы хорошо, но наученный горьким (или наоборот, крайне приятным) опытом Дин знал, чем заканчиваются такие массажи. Эмери не умел останавливаться на ласках или взаимном минете. Ему надо было обязательно завалить партнера – какой-то комплекс мужественности или обычный сатириазис, хрен его знает. Сам он объяснял это так: «Нет круче удовольствия, чем подминать под себя парней. Они так извиваются и просят еще, что чувствуешь себя каким-то сверхмужиком». К слову, Дин был из тех, кто не начал извиваться и просить, а молча зарядил незадачливому ловеласу пинок в задницу; неудивительно, что через два месяца они съехались, а Эмери умерил пыл в гульбе по гей-барам. А потом еще и это дурацкое палевное кольцо, которое блонди сейчас облизывает вместе с пальцами. Дин почувствовал, что горячо краснеет. Облизывание пальцев что на руках, что на ногах, действовало на него возбуждающе. – Я все равно тебе не дамся, – сквозь зубы прошипел он. – Я не хочу стоять на работе, когда из зада течет твоя гребаная... – У меня остались презервативы. – Ты же говорил, что использовал все, – Дин выдохнул с досадой. – Я соврал, – светлая улыбка. – Не возьмешь, зараза, – парень извернулся и пнул друга в живот или чуть выше – главным было выбраться из крепких объятий. Наконец выскользнув, он докарабкался до края постели и успешно ретировался бы в ванную, если б не уехавшая из-под рук и ног простынь. Эмери отпустил край ткани и спрыгнул на ковер рядом с успешно заваленным на пол Дином. Не теряя времени, сдернул с него пижамные штаны и вжал в пол, навалившись. Дин тихо застонал, потирая затылок: – Мог бы сделать это аккуратней. – Это, полагаю, тоже «аккуратней»? – Эмери прижался пахом к паху, проехался плотью по мошонке. – Ты так меня облизал, что даже смазка бы не пригодилась. Тот лишь громко вздохнул – и отнюдь не от скуки. – Надевай уже свою запаску, идиот. Недолгая возня, и Эмери больше не торопится. Напротив, рассматривает распластанного под ним партнера, будто видит впервые. Дин глубоко дышит, смотря в сторону. Дай ему волю и он закроет лицо руками, но запястья сейчас прижаты к полу. Кожа мягкая наощупь, мышцы расслаблены – так бывает только после сна. Это зрелище вызывает привычную нежность. – Я говорил тебе, как я тебя люблю? – Сотню раз. Будем считать, что лимит исчерпан, – нарочито раздраженный голос плохо сочетается с участившимся дыханием. Момент проникновения стоило бы заснять на видео и шантажировать им Дина, слишком уязвимо он выглядит. Морщится от первого давления, задерживает дыхание, которое спустя несколько секунд вырывается с тихим стоном. Интересно, что он чувствует сейчас, будучи растянутым и заполненным, придавленным без возможности вырваться; нет, вырваться он бы мог при желании, но гораздо больше ему нравилось изображать неправедно отыметую жертву обстоятельств. Сжимается внутри, отчего толчки становятся лишь глубже и сильнее. Пытается оттолкнуться – но без толку, его продолжают властно и ритмично натягивать. Несомненно, его это дико заводит. А Эмери заводит его сопротивление. Только Дин способен сопротивляться так, что вызывает утроенное желание его «обласкать». Движения и дыхание синхронно ускоряются, первый за утро поцелуй влажно обжигает языки, колени Дина стискивают Эмери за пояс, а пятки скользят по пояснице и ниже, пальцы поджимаются от острого удовольствия. Парней надолго не хватает, и Дин кончает первым, белесые брызги попадают на надрачивающую ему руку Эмери, а тот мягко кусает его за шею у плеча, парой толчков доводя себя до пика. Простынь до конца соскользнула на пол, накрыв их ноги. Теперь можно и отдохнуть, наслаждаясь ранним утром. – …Может, еще заход? – Эмери покусывал и лизал мочку уха партнера, согревая дыханием. Но тот не реагировал, смотря куда-то за плечо блондина. – Голубь, – оторопело произнес Дин. Эмери повернулся за его взглядом. На подоконнике действительно сидела сизая птичка, бессмысленно таращась на любовников плоскими оранжевыми глазами. Моргнула и шагнула в сторону, будто недоумевая, откуда к ней такое внимание. – Я не буду трахаться, пока на нас смотрит гребаный голубь, – Дин высокомерно-смешно скривился и скрестил руки на груди. Его друг глубоко вздохнул и присел. Послышался резиновый звук. – Что ты дела… – Дин заткнулся, узрев свежеиспеченное оружие. – Зачем ты завязал его в узел? – Все равно ж выкидывать, – расхохотался Эмери и прицельно запульнул презерватив в голубя. Тот слетел с подоконника, громко курлыкая и распугивая стайку воробьев. Дин закрыл лицо ладонью. – Ты идиот. Эмери фыркнул, не сдерживая усмешки. – И вот такого идиота я люблю, – гораздо тише пробурчал Дин. С журнального столика запищал будильник, заглушая мелодию, прошедшую три десятка повторов.