Часть 1
10 декабря 2019 г. в 14:40
Шёл 1944 год. Ивушкин со своими товарищами и товаркой выбрался к своим, наконец-то добрался до дома, познакомил с родителями Аню и решил хотя бы раз съездить в центр Москвы — Кремль повидать.
Стоило ему выйти из поезда на Комсомольской площади, как его тут же взяли под беленькие рученьки и отвели в здание НКВД на Лубянке.
Колька сразу же заподозрил что-то неладное, когда его повели не в подвал, а заставили подниматься на седьмой этаж по лестнице самостоятельно, а сами удобно устроились в лифте.
А, нет, всё в порядке — на седьмом этаже его снова схватили под беленькие рученьки и спустили на восемь этажей ниже.
Его завели в кабинет, в котором за столом в кожаной шинели сидел особист и читал сочинения Маркса. Он отложил книгу и выпрямился по струнке смирно.
— Товарищ младший лейтенант Рыков, — громко воскликнул он в знак приветствия.
В кабинете их оставили одних.
Товарищ Рыков достал из кобуры свой нквдшный ППШ и положил его на стол.
— Товарищ, а это вы зачем?
— Чтобы вы, товарищ, сразу готовились к самому наихудшему.
Ивушкин нервно сглотнул, он сразу понял — сейчас будут допрашивать. Надо как-то выкручиваться. А то сначала про плен заговорят, потом и про помощь немцам узнают, а там и до его сношений с Клаусом доберутся, тогда ему точно кирдык настанет.
— Итак, товарищ, кто вы?
— Меня зовут Николай Ивушкин.
— Гм, И-вуш-кин — протянул товарищ Рыков — А вы знаете, товарищ Ивушкин, что сейчас идёт война?
— Да, товарищ Рыков.
— Вот теперь и я знаю, что вы, товарищ Ивушкин, знаете. А знаете, что я ещё знаю, что вы, товарищ, знаете?
Николай непонимающе посмотрел на него, в надежде, что всё что творилось с ним в концлагере осталось в стенах концлагеря.
— Что И-вуш-кин это анаграмма слова Шивиукн, а это что-то на немецком, да ты, гражданин, немецкий шпион! — он уже направил на Ивушкина свой чекистский ППШ, Колька в мыслях уже начал вспоминать, что в таких случаях говорил Ионов, как там, «гоже си на небеси…».
И к удивлению Николая, эта штука реально сработала! По крайней мере, особист хотя бы не выстрелил, потому что патроны оказались у другого солдата: ведь этот ППШ - один на троих.
— Что вы делали сегодня 29 августа 16-го от Великой Октябрьской Социалистической Революции года в 12 часов 4 минуты 43 секунды и 12 миллисекунды на станции метро имени Владимира Ильича Ленина, вождя мирового пролетариата, Комсомольской?
— Я приехал в центр, чтобы посмотреть красоты столицы моей Родины…
Рыков со всей силы стукнул кулаком по столу.
— Чьей ещё такой Родины? В расход захотел, индивидуалист проклятый?!
— Нашей, нашей прекрасной Родины! — поправился Ивушкин.
Рыков одобрительно закивал. Слушая рассказ Николая, он достал из тумбочки совсем новый графин. Предложил выпить — Ивушкин согласился, хотя в графине, к его сожалению, оказалась вода, а не водка, водка бы ему сейчас очень помогла. Отпив полстакана, он продолжил рассказывать о том, как его гоняли по лестнице. Рыков тем временем с графином в руках подошел к нему со спины и в надежде хотя бы раздробить Ивушкину челюсть со всей силы ударил его по голове. Графин зазвенел, но не сломался, всё-таки тогда стекло делали на совесть. Ивушкин удивлённо посмотрел на Рыкова, Рыков — на Ивушкина, потом на графин. Грустный, Рыков поставил графин на стол, и в отчёте лаконично отметил: графин не сработал. Затем он набрал по телефону и коротко рапортовал уполномоченному. Уполномоченный немного помолчал, а потом Ивушкин услышал, как он сказал использовать второй вариант, да пожёстче. Рыков кивнул и положил трубку.
Из грудного кармана он достал ключ и полез в запертую тумбочку. Оттуда он достал ещё один ключ и подошёл стоявшему в углу огромному шкафу. И чем дольше он возился с замком, тем неприятнее чувствовал себя Николай. Что же он оттуда достанет? Испанский сапог? НКВДшный стульчик? Дыбу?
Хуже — томик сочинений Сталина.
И испанский сапог, и стульчик, и дыбу Ивушкин наверное бы выдержал, но сталинские статьи… Особенно «Год великого перелома. К XII годовщине Октября» про всякие НЭПы и нэпманов. На второй странице Колька схватился за голову и стал умолять прекратить. На седьмой строчке третьей страницы он согласился всё рассказать. Глаза Рыкова загорелись любопытством, он кинулся к столу, одной рукой умудряясь придерживать ППШ, другой — схватив перо. Ивушкин понял, что пропал. Теперь надо было как-то выкручиваться.
— Ну, воевал-воевал, и тут на меня одного раз! два танка. Одному танку я по башне дал, а другому в люк засадил, тут из-за поворота, не поверите, товарищ младший лейтенант, выезжает третий танк, ну и поволокли меня в концлагерь.
— И вы не стали сопротивляться, да, товарищ Ивушкин?
Рыков положил палец на курок. Колька сглотнул. Надо, чёрт возьми, что-то выдумать.
— Так я начал сопротивляться, но меня расстреляли.
Николай некогда слышал, что такое иногда с чекистами срабатывает ещё лучше, чем молитва.
— Расстреляли?
— Да, расстреляли, товарищ Рыков.
— Как это?
— Просто взяли и расстреляли, товарищ Рыков, в затылок — Ивушкин даже показал ему свою бритую голову, на которой, правда, кроме следов от плетки никаких ранений не было (о том, что его так отделал Клаус-Николаус, Ивушкин решил методично промолчать).
Рыков голову осмотрел, разочарованно опустил пистолет и загрустил.
— Это что ж получается, теперь вас нельзя расстрелять?
— Не знаю, товарищ Рыков, но по логике выходит, что, раз уж меня уже расстреляли, значит, второй раз не получится.
Губы у Рыкова задрожали, в уме он посчитал, что, да, на самом деле дважды человека расстрелять как-то не получается. Он позвонил начальнику — тот тоже сказал, что не удаётся, позвонил товарищу Берии — раздосадованный Берия стукнул кулаком по телефону, но признал, что такого расстрелять никак не получится.
— Как же теперь? — положил трубку товарищ Рыков. — Был приказ, из-за того, что на Комсомольской площади схватили немецкого шпиона по фамилии Иванов — анаграмма Воваин, тоже что-то на немецком — для конспирации вместе с ним задержать, допросить и расстрелять всю площадь.
— Ну, товарищ, вы уже выполнили приказ — я задержан и допрошен.
— М-да, товарищ Ивушкин, вас к 120 миллионам невинно осуждённых не посадишь.
— Что ж поделать, я же уже был расстрелян.
— Да, но есть ещё приказ сверху, от самого товарища Сталина, чтоб поставлять ему трупы и младенцев для трапезы. Не хотите ли, товарищ Ивушкин, побывать на приёме у товарища генералиссимуса?
Нет, увидеть вождя народов Кольке конечно хотелось, но не в виде угощения, это уж точно.
— У меня же немецкие пули внутри, а то вдруг он подавится. Мы же не можем допустить, чтобы он подавился.
— Да, как труп, получается, вы уже не пригодны. Остаётся вас отпустить. Но просто так, товарищ Ивушкин, я вас отпустить не могу…
— А давайте вы меня расстреляете, — предложил Ивушкин, — только не взаправду, а на бумаге. Уж лучше Родина меня расстреляет, чем фрицы, верно?
— Ваше рвение, товарищ Ивушкин, заслуживает похвалы, потому как нет ничего лучше, чем содействовать в улучшении статистики, особенно, если это статистика для товарища Александра Исаевича!
Рыков решил показать Николаю дорогу наверх. Ивушкин шёл себе спокойно по Лубянскому подвалу, а счастливый Рыков за ним и радостно всем объяснял, что, мол, расстрелянного ведёт.
Они вышли на свежий воздух. Товарищ Рыков поблагодарил Николая за помощь Родине, на прощание они пожали друг другу руки, и пошёл Ивушкин дальше гулять по Москве и наслаждаться её красотой, радуясь своей находчивости.