Держу

Было у Стаса одно интересное увлечение — любил он людей покорять. Ну типа. Как горы. Нормальные спортсмены покоряют вершины, водопады и ущелья, бросают вызов природе, выживают в тяжёлых условиях, тренируя тело и дух в круглосуточных передачах по National Geographic, а Стас вот предпочитал экстрим несколько иного рода, и как раз-таки с разнообразными ущельями справлялся не хуже всяких там альпинистов. Он подходил к своему хобби весьма ответственно и никогда не пасовал даже перед самыми неприступными «скалами», всегда находясь во всеоружии своего обаяния и харизмы. Его было практически невозможно отвадить от очередной цели — наоборот, Стаса до трясучки сводил с ума энтузиазм, когда что-то или же скорее кто-то не поддавался его туристическому напору с первого раза. Что и говорить, первые победы настигли его ещё в старших классах школы, и простое дурачество быстро переросло в неугасающую страсть. Это было довольно просто. Сначала влюбить в себя самую красивую девочку в собственной параллели, затем заставить старшеклассницу позабыть об экзаменах и тестах; флиртовать с молодой учительницей-практиканткой перед всеми выпускниками, чтобы она краснела и смущалась, а вечером писала стыдливые смс, в текстах которых не было ни строчки о домашних заданиях. Чем старше становился Стас, тем легче получалось у него добиться желаемого, и в конце концов, какие бы сложные цели он себе не ставил, результат всегда оставался неизменным. Вполне ожидаемо, что через некоторое время Стас начинал быстро терять интерес к собственным завоеваниям, а потому довольно скоро сворачивал экипировку и уходил в поисках новых вершин. К сожалению, заслуженным альпинистом и скалолазом в родном универе он так и не прослыл, удостоившись среди своих многочисленных побед лаконичного: козёл и бабник. Но даже несмотря на репутацию похотливого травоядного, желающих на себе испытать его фирменный гималайский стиль восхождения(1) совсем не убавлялось. И это удручало. Стас по глупости своей стал охотником, что самолично перестрелял всю крупную дичь в угодьях, оставив там резвиться лишь мелких зайцев и белок. Те гордые барышни, что могли, умели и хотели сопротивляться его усилиям, уже давно значились у Стаса в списке «done», а все остальные сдавались ему без всякого сопротивления, портя увлекательную игру откровенной взаимностью. Так, к началу третьего курса, перевстречавшись со всеми доступными и недоступными дамами своего университета, остался горный лорд в одиночестве среди бескрайних равнин и пустынь, и даже ни одного скромного холмика не было видать на идеально ровном горизонте. Вымерли все Эвересты, как краснокнижные животные, и страдал Стас со страшной силой, ловя на себе заинтересованные взгляды, от которых становилось тошно. Пожалуй, прежний интерес к жизни поддерживал в нём только Андрюха — однокурсник, чьи любовные победы исчислялись зияющими нолями. Стас решил для себя: коль он сам в этом деле уже собаку съел, а точнее истребил целую стаю волков, то грех и ближнему не помочь, тем более, что у симпатяги Андрюхи драма разворачивалась на драме буквально каждый день. Сам Стас ослепительной внешностью похвастаться вовсе не мог, из выдающегося в нём был только чуть выше среднего рост, более-менее неплохое сложение тела и волосы, никого не оставляющие равнодушными. Чёрные, густые, вьющиеся и блестящие, они ожидаемо вызывали в представителях обоих полов восхищение и зависть. Стас отпускал их почти до плеч и чаще всего носил в небрежном пучке или собирал половину в полухвост на затылке. Совсем не мужская привычка отращивать волосы осталась ещё с ранней юности, когда он посещал балетный кружок, а потом регулярно участвовал в мюзиклах. Чтобы изображать могучих русских богатырей из сказок, полагалось выглядеть соответствующе — волосато и бородато. Бороду, к счастью, приклеивали гримёры, а вот шевелюру всем мальчишкам строго-настрого укорачивать запрещали, дабы соблюсти историческую достоверность. Стас ничего против не имел и, привыкнув к образу доброго, но брутального героя, решил с ним пока не расставаться. В остальном он был самым обычным студентом, одевался максимально просто, горячего мачо из себя никогда не строил и к собственной внешности относился весьма скептически. Оттого и было во сто крат приятнее видеть удивлённые лица смазливых красавчиков-мажоров, когда очередная упрямая краля сдавалась, словно пиратский корабль — испанскому галеону в руки такого никчёмного патлатого простака, как Стас. А вот Андрей Немчик очень даже мордой лица вышел, в отличие от своего закадычного товарища, да только вышел куда-то не в ту дверь, по всей видимости, потому что привлекательная внешность нисколько не помогала ему на любовных фронтах. Он вился вокруг Стаса с первого курса, отчаянно пытался выведать уловки и секреты пикапа, но удостаивался только рассказов о пикапах дизельных. Однако в этом месяце у неудачливого друга разразилась настоящая трагедия, и, за неимением собственных целей для завоевания, Стас благородно решил ему помочь, тем более что «дело» и впрямь было интересное. Андрей запал на Аню Сажневу из параллельной группы, и мучился по этому поводу ещё с конца прошлого года. Аня была обычной девчонкой без пафоса и всяких там дебильных бабских загонов, но для Стаса интереса не представляла. Пообщавшись с ней ещё в прошлом году на какой-то тусе по случаю сдачи сессии, он понял, что ловить здесь нечего, и даже не стал пытаться — и так знал, что справится за пару свиданий и никакого удовольствия от охоты не получит. Со Стасом Анька общалась с готовностью, а вот бедолагу Немчика игнорила по полной программе, хотя многие её подружки засматривались на несчастного парнишку и явно такому вниманию завидовали. Андрюха себе всю голову сломал и никак не мог понять, чего этой простой на вид Аньке ещё надо, а на днях узнал страшную новость — его пассия положила глаз на новенького с архитектурного факультета, который в университете был без году неделя, и это чуть не разбило его сердце, хотя до большого и светлого чувства между ними всё ещё оставалось как до Килиманджаро в коленно-локтевой. Стас его переживания отлично понимал. Конечно, Андрей тут весь истерзался, измучился, с лета на эту неприступную крепость засматривался, словно ордынское войско на Русь, саблей махал, то есть фотки в Инстаграме лайкал, а тут появился какой-то незнакомец, и Анька вся потекла, как унитазный бачок. Если бы его так упрямо динамили, он бы, конечно, не ныл и не изливал душу однокурсникам, а брал бы жертву осадой и измором, но куда там Андрюхе до военных стратегий… В любом случае, заняться Стасу было нечем, а эта драматическая история навевала воспоминания о старых добрых временах его нескончаемых побед. Сейчас он тоже был практически покорителем очередной вершины, вот только в роли серого кардинала. Раз уж для него места в первых рядах не осталось, приходилось довольствоваться тем что есть — наставлять из тени на путь истинный глупых смазливых юнцов.

***

— Может, написать ей? — пыхтел Андрей после последней пары, когда они вместе со Стасом шли, читай — вальяжно плыли по коридорам к гардеробу. — Не надо ей ничего писать. — Почему? — Потому, — резанул Стас, но, смягчившись под глуповатым взглядом товарища, сменил гнев на милость. — Если у неё с этим архитектором всё взаимно, то ты ей только цену набьёшь. — В смысле? Разрекламирую типа? — нахмурился Андрей, явно не улавливая суть разговора. Какое буквальное и извращённое понимание фразы «набить цену», подумал Стас и возвёл глаза к потолку. Да у нас тут будущий менеджер по продажам растет, не иначе! Без красивой мордашки, конечно, трудно жить, но без мозгов ещё трудней. — Ты её самооценку поднимешь, и тогда ей ещё сильнее захочется с тем типом замутить, — сказал он на языке неандертальцев, и тогда до Андрея вроде бы что-то дошло. — А, — ох, это было весьма проникновенное и эмоциональное междометие. Стас прямо-таки слышал, как бетонные блоки разума заскрипели, лениво передвигаясь внутри черепной коробки Андрюхи. — Так мне вообще не писать? Что делать-то тогда? Он же её это… Он же её это, а потом они того… Господи, неужели, всем парням сперма непременно в голову ударяет, если они регулярно не совокупляются с объектами своих желаний? Стас тяжело вздохнул, протягивая номерок гардеробщице тёте Нине. — Не пиши. Сначала узнай всё про этого новенького, но Аню не игнорируй. Общайся как всегда и улыбайся ей почаще, но не больше, чем всем остальным. — А она не подумает, что я дебил какой-нибудь? — скептически спросил Андрей, просовывая руки в рукава осеннего пальто. — Ну, если я лыбиться всё время буду. А то ты обычно выглядишь как-то по-другому, без злобы припечатал у себя в голове Стас и резко обернулся, натягивая шарф, потому что в этот момент кто-то тронул его за плечо. — Ты староста И-15? — спросил его высокий парень в тонких очках, и зараза-Андрей зачем-то больно ткнул его локтем в бок, заставляя тихо материться про себя. Сдерживаясь от всяческих комментариев, Стас сквозь зубы ответил: — Я. — Хорошеева просила передать, что завтра у вас первой пары не будет. Скажи своим. — Окей. Спасибо. Парень быстро ушёл к своим, а Андрюха будто с цепи сорвался: вцепился Стасу в предплечье и надрывно зашептал, едва не переходя на крик: — Это он! Это тот пацан! С архитектурного! — Тише ты. И харе за меня держаться. Отпусти, твою мать… — Точно он. Помогаев сказал, что несколько девок из его группы уже спрашивали его номер. Им там что, намазано всем? Стас с трудом отцепил от себя Андрюху и посмотрел на парня, что стоял у зеркала и болтал со своими однокурсниками. Там действительно не было ничего такого, от чего бы стоило терять сознание. Высокий, худощавый, угловатый. Неброская одежда, тёмно-каштановая голова с выбритыми по новомодным стандартам висками, круглые очки в винтажной ободковой оправе, светлые глаза и серьга в одном ухе. Обычный. Да, но ведь и Стас не солист корейского бойз-бенда, но почему-то женским вниманием не обделён от слова «совсем». Ох, неужто к середине своего обучения Стас встретил в родном университете собрата по оружию? Он подумал об этом и сразу же почувствовал, как к сердцу подступил привычный азарт вперемешку с сожалением. Пришёл бы этот парень на пару лет раньше, они бы здесь устроили битву за самых классных тёлок не на жизнь, а на смерть, и Стас забыл бы про всякую хандру лет на десять. Объективно, конкурентов у него в ВУЗе не было, даже среди тех, что рассекали по ученической парковке на новеньких иномарках, и это, с одной стороны, упрощало ему охоту, а с другой — простых задач Стас не любил и не принимал. И тут — на тебе — третий курс, практика, курсач, и появляется этот кекс, от которого все местные самки исходят слюной, едва завидев. Сам того не зная, этот парень целых два года обламывал Стасу первоклассный кайф восхождения на чёртов Эверест наперегонки с достойным противником, и ему было едва ли не до слёз обидно. Ведь всевозможные и невозможные вершины он уже давно покорил, и не станет делать это дважды даже ради соперничества, но, чёрт, как же хорошо хотя бы помечать о чём-то подобном… — Ты меня вообще слушаешь? Тем временем Андрей никак не мог успокоиться, косясь в сторону группы ребят с архитектурного факультета и пытаясь достучаться до зависшего где-то между небом и землёй Стаса. — Слушаю. — И что думаешь? По-моему, он на педика похож. Стас обернулся ещё раз и мазнул быстрым взглядом по новенькому. Ясное дело, что Андрюха это от злости сказал, но он всё равно зачем-то посмотрел, будто развеивая любые сомнения. Пацан и пацан, таких в университете каждый второй, и действительно трудно сказать, чем он так привлекает местных искушённых мужским вниманием дам. Разве что выражение лица у него какое-то… интересное. В конце концов, оставив фантазии друга без внимания, Стас похлопал себя по карманам и подхватил со скамейки сумку. — Пойдём домой уже, хватит на него пялиться, а то сам будешь на педика похож. Андрей открыл рот и начал задыхаться, не находя нужных слов, но Стас уже не видел его пантомимы, стремительно направляясь к двери. Ужасно хотелось жрать.

***

Честное слово, давать Андрюхе какие-либо задания — смерть разведке. Он всё про этого новенького узнал. И год рождения, и адрес, и состав семьи, и последние места работы, и даже, мать его, любимую марку пива, а нравится ли ему Анька или вообще хоть кто-нибудь из девчонок — нет. Это было всё равно что отправить шпиона во вражеский лагерь за картой расстановки сил, а получить от него рецепт картошки по-домашнему. Крайне впечатляюще, но ужасно бессмысленно. Кстати, звали будущего архитектора-разлучника Богдан Райлян, и в этом месте Стас понимающе присвистывал у себя в голове. Имечко, конечно, не под стать роже, но звучало классно. Богдан Райлян. Райлян Богдан. Стас повторил это имя несколько раз про себя и вслух не постремался отчётливо произнести. Да, куда уж ему, простому Станиславу Харитонову до таких изысков. Богдан, значит. Райлян. — Ты откуда это всё нарыл? — строго спросил Стас, почему-то подозрительно светившегося от счастья Андрюху. Лампочку он там, что ли, на спор проглотил? — Забухал с их старостой, — загордился тот. — А с Богданом этим сразу забухать не мог? Выложил бы ему по мухе кто здесь под кем ходит, глядишь — не пришлось бы сейчас Сажневу отбивать. — Да он тоже был, только не разговаривал ни с кем… — вздохнул Андрюха, перестав сиять. — К нему, видите ли, не подойти, ни подъехать. Такой гордый хрен, куда деваться. Брови Стаса весело поехали вверх, а всё остальное куда-то вниз. Смех накатывал щекотными толчками из недр живота, но он сдерживался изо всех сил. — Так он тебя отшил, что ли? — Чего-о-о? — вытянулся Андрюха, принимая до комичного обиженный вид. — Да я вообще! Не это имел в виду! Я просто это… ну поздороваться, познакомиться… а он кривляется как баба… честное слово… Стас трясся, словно горный склон во время схода лавины, на ходу заправляя за уши выбивающиеся из пучка пряди, и едва ли не хлопая себя ладонью по ляжке. Каким же действительно неудачливым нужно быть, чтобы тебе даже пацан отказал? Воистину, у Немчика проявлялся истинный талант отпугивать от себя людей независимо от их пола и возраста. Ну правда, не мог же Андрей натворить чего-то настолько ужасного, чтобы этот парень стал так сильно его презирать? Интерес ко всей этой ситуации стал завладевать разумом Стаса, как зомби-эпидемия в лучших произведениях жанра. Он решил, что должен сам обо всём разузнать, и возможность представилась ему как раз на дне рождения одного из массовиков-затейников — Кира Помогаева. Тот, в силу своей лёгкой ебанутости, просто пригласить корешей на квартиру не мог и позвал всех перед пьянкой гонять в пейнтбол. Погода, мягко говоря, ко всяким активностям на свежем воздухе не располагала, конец октября как-никак; зимний дубак медленно, но верно вступал в свои права, но на халяву припёрлись все, даже те, кто больше всех ныл, что в эти догонялки никогда не играет. Площадка была здоровая, со всевозможными укреплениями, укрытиями, канавами и траншеями. Самые смелые девчонки тоже пришли пострелять в парней шариками с краской и воодушевлённо обсуждали предстоящую игру, то и дело поправляя друг на друге камуфляжные комбинезоны. Среди них была и Анька, и несмотря на все старания Андрюхи строить ей глазки, она упорно его игнорировала, посматривая на Богдана и пытаясь держаться поближе к нему. Как Казанова со стажем, Стас быстро заметил её гляделки, но наблюдая и за Богданом тоже, не приметил в этом тандеме и намёка на взаимность. Новенький держался отстранённо, общался только с парой парней из своей группы и с именинником, игнорируя любое женское и мужское внимание к себе. Недолго думая, Стас застегнул комбинезон, завязал на затылке нетугой пучок, повесил на плечо пейнтбольное ружье, то бишь маркер, и двинулся к компании знакомых ребят, чтобы с пользой почесать языком, пока остальные всё ещё переодевались. Андрей болтался где-то возле девчонок, и это было Стасу только на руку — уж слишком сильно того накрывало из-за новенького. Пизданёт ещё лишнего чего… — Как на команды делиться будем? — спросил подошедший Стас у Помогаева и сразу поймал на себе взгляд Богдана. — Да хер знает, — устало развёл руками именинник. — Давайте смешаемся, чтобы интересней было. Нас двенадцать человек, как раз по шесть. Три с нашего факультета, три с вашего, по две девчонки на команду. — Ну давай, кого из своих мне отдашь? — рисовался Стас, подпрыгивая на месте. — Кого не жалко? — А вон Жеку и Богдана забирай, — махнул Кирилл, не думая. — Кого ещё… Эй! Колян! За Харитона пойдёшь стрелять? — Пойду! — бодро крикнули со стороны раздевалок. — Ну вот и Колян ещё. Мне тогда Андрюха, Анька и кто там у вас ещё остался… В общем, без лишней возни и препирательств вся компания разделилась на две команды и заняла исходные позиции на поле брани. Стас, как негласный лидер своих стрелков, успевал и по врагу попадать и указания раздавать, скооперировавшись с Коляном в непобедимый дуэт. Когда первые жертвы оросили песок разноцветной «кровью», игра заметно замедлилась и превратилась из шумного стрельбища в серьёзный стэлс. Потеряв партнёра на одной из точек, Стас, не глядя, пустил очередь выстрелов в сторону врага и перекатился от ненадёжной бочки в другое укрытие, придавив кого-то такого же сообразительного всей тушей. — Какого… — зашипели на него откуда-то снизу, Стас тут же поспешил слезть с несчастного и — какая удача! — им оказался тот самый Богдан. Его было легко узнать по ярко-зелёной полоске на маске, которая осталась, видимо, с прошлых стрельбищ. Ещё перед началом игры тот презрительно косился на свою перепачканную экипировку, словно бы раздумывая, а не заразна ли она. — Сорян, — шепнул Стас и тихонько выглянул из траншеи. Никого из противоположной команды видно не было, но долго оставаться в этом укрытии вдвоём они не могли. Богдан кое-как присел и подтянул к себе ноги, но здесь всё равно было слишком тесно, и прикосновений избегать не получалось. — Давай за ту стену по очереди. Ты первый, я прикрою, — скомандовал Стас и выстрелил в высунувшего из-за укрытия Андрюху, но промазал. Богдан ничего не ответил и на счёт «три» выпрыгнул из земляного углубления, как ретивый заяц. Стас внимательно проследил за его прыжком и мысленно похвалил впечатляющую ловкость. Было что-то смутно знакомое в этом лёгком, почти парящем движении, но времени на лишние размышления не оставалось. Стас снова высунулся и наставил ружьё: Андрей в паре с Анькой уже пытался задеть своего конкурента, не смотря по сторонам и остервенело пуская в него шарики с краской, за что и поплатился выстрелом куда-то в область сердца. Анька вскрикнула и быстро спряталась, а Стас выбежал за Богданом и прислонился к стенке, разукрашенной красочными разводами со всех сторон. Андрей выматерился и крикнул на всё поле: «Аня, я верю в тебя!». Вот же придурок. Минус один. Решив сделать небольшую передышку в новой точке укрытия, Стас на скорую руку проверил запас воздуха в баллоне, затянул болтающийся шнурок на ботинке и поправил маску. Богдан стоял с ним рядом плечом к плечу и изредка поглядывал на поле, не выпуская из рук маркер. — Шустро прыгаешь, — сказал Стас, мониторя другую сторону поля. Он подумал пару секунд, и, воспользовавшись шансом, протянул руку стоящему рядом. — Я Стас, кстати. — Ага. Ага? Богдан проигнорировал затянутую в перчатку ладонь и, резким движением вынырнув из-за укрытия, сделал два точных выстрела. Послышался женский крик и следом за ним сигнал об окончании игры. Они победили. — Богдан, — тихо сказал новенький, обернувшись на всё ещё прижатого к стене Стаса и стянул защитные очки. Руку он ему так и не пожал. — Ты убил меня, — хихикала подбежавшая к ним Анька, тоже избавляясь от неудобной амуниции. А так хотелось, чтобы трахнул, додумал за неё Стас и зачем-то отстрелял остаток цветных шариков в стену под отчаянным взглядом Андрюхи.

***

На квартире стремительно хмелеющий народ активно обсуждал игру, а парни зачем-то показывали друг другу наливающиеся красным и фиолетовым синяки от выстрелов. Стас потягивал яблочный сидр из бутылки, устроившись на диване и заняв наблюдательную позицию. Любые попытки непринуждённо поговорить с Богданом проваливались ещё на старте, и он не понимал, что с этим типом не так. Всё, чего от него удостаивался Харитонов, — ледяных, недовольных взглядов, которые выглядели как какая-то вселенская обида. Анька крутилась вокруг новенького голодной змеёй, не замечая тоскливых вздохов Андрюхи, и Богдан не давал ей ни единого повода думать, что она ему нравится. Конечно, он не обязан был бросаться в омут и открыто отвечать взаимностью, но он выглядел так, словно одно только анькино общество для него ужасная пытка из серии — посмотреть все сезоны «Сверхъестественного» за неделю. Любой пацан, свободный или нет, будет рад вниманию симпатичной девчонки, даже если он не особенно в этом заинтересован, но Богдан, казалось, кроме неприязни и раздражения вообще ничего не испытывал. Стас гадал, за каким макаром Кир вообще его пригласил, если тот почти ни с кем не общается, и ответ пришёл случайно во время одного из разговоров парней. Новенький был отличником и давал списывать. Всем и всё. Такая невиданная щедрость никак не вязалась с образом надменного господина, который на одном месте всю вашу дружбу вертел и вообще в гробу её видал, и странная обида прыснула в сердце Стаса опасный яд. Он не сразу понял, что его накрывает. Будь Богдан девчонкой, всё решилось бы само собой, и Стас бы уже брал его в оборот, заводясь как подросток от каждого равнодушного взгляда, но девчонкой он вовсе не был, и все схемы «укрощения строптивых» сыпались на глазах. То небрежное «ага» на поле для пейнтбола било в голове Стаса, словно сумасшедший гонг, и он почти физически чувствовал, как в крови разливается азарт. Такое было с ним последний раз в конце прошлого учебного года, когда он обхаживал Веронику со второго курса экономики. Она динамила Стаса почти три месяца, называя его уродом и дегенератом и всячески намекая, что без определённых материальных благ такую неприступную крепость ему не взять. Он старательно и со вкусом её обрабатывал, всё больше воодушевляясь после каждого отказа, а когда они, наконец, переспали, с трудом смог избавиться от надоедливой красотки, которую сам же к себе и привязал. Добиваться Веронику было интересно, но отношения с ней едва ли не загнали Стаса в петлю. К счастью, период их трагичного расставания пришёлся на конец учебного года, и летние каникулы позволили остудить оскорблённой бестии пыл. Она до сих пор не могла спокойно пройти мимо Стаса в университете, не состроив при этом недовольную мину, но ему эти кривлянья были до фени. Он находился в отчаянном поиске нового увлечения и почти никого вокруг себя на замечал. До этого дня. Да лучше бы и не замечал, ей-богу, оказывать знаки внимания парням это как-то совсем не по-пацански и попахивает голубятней, а Стас никогда себя таковым экземпляром сексуально ориентированных не считал. А даже если бы и считал, то вот уж вряд ли обратил бы внимание на такого, как Богдан. Совершенно ничего примечательного, кроме выразительных глаз и острых скул. Ну, фигура ещё ничего, хотя под слоями одежды трудно понять… Нет-нет, эти мысли были какими-то уж слишком гейскими, и Стас поспешил прогнать их, приложившись губами к прохладному горлышку бутылки. А через пару часов он оказался на Богдане сверху, и это совсем не то, о чём вы могли подумать после слов о выразительных глазах. Стас и сам не понял, как накинулся на Богдана, задыхаясь от ярости и непонятной обиды. Поначалу всё шло вроде бы нормально. Вечеринка была в разгаре, Харитонова уже конкретно вело от стенки до стенки, и, по-хорошему, нужно было вызывать такси да ехать домой отсыпаться, но Стас почему-то упорствовал, героически шатаясь от кухни до гостиной то в поисках туалета, то совершая налёты на холодильник. Какая-то девчонка даже успела вынести ему мозг по поводу их неудачных отношений, но Стас, на свою беду, не смог вспомнить её имя. В тот роковой момент он как раз элегантно заворачивал после неприятного разговора в главную комнату, сжимая в руках бутылку холодного сидра, но косяк двери оказался проворнее, и врезался в его плечо со всей дури, заставив пошатнуться и потерять ориентиры. Пока Стас ловил в своей голове вертолёты, истребители и аэропланы, из комнаты послышался невероятно чёткий голос Богдана, просочившийся в его голову, словно вирус в безотказный Андроид. — Не понимаю… что такого невероятного… что вы в нём все находите?.. Пьяный голос Марины с экономического ответил ему: — Он классный. Умеет ухаживать. Заставляет чувствовать себя… ну, знаешь, особенной… Богдан зло фыркнул и усмехнулся. — Особенной? Вы что, все внезапно ослепли? Марина, ему же нет никакого дела до окружающих. Он вас использует, чтобы поразвлечься. На тебя смотреть жалко, на каком курсе ты с ним встречалась, на первом? А до сих пор смотришь на него так, как будто он единственный парень в универе… — Но Харитонов… — Что Харитонов? — рявкнул Богдан, и у Стаса от пьяной злости начали раздуваться ноздри. И чего это он такой разговорчивый? За всё время их знакомства тот едва ли сказал в присутствии Стаса два предложения, а тут разразился целой тирадой, строя из себя шибко умного психолога. И когда он вообще какие-то выводы сделать успел? Учишься на архитектурном, вот и вали свои проекты чертить в компании циркуля и линейки, и нечего тут… тут… На этой мысли мозги Стаса забуксовали, зато тело отреагировало молниеносно, ввалившись в комнату качающимся дубом. Казалось, Богдан сразу понял, что его подслушали, но не удосужился даже сделать невинный вид. Более того, он с вызовом посмотрел на Стаса, приподняв одну бровь, и сказал, не обращаясь ни к кому конкретно: — Ещё и напивается до соплей, просто мечта. Такой наглости Стас уже стерпеть не мог. Он весь день думал об этом чёртовом Богдане, пытаясь загасить собственный интерес, а оказалось, что этот самоуверенный чертёжник просто считал его какой-то шлюхой в мужском обличии и растрачивать своё внимание на подобных представителей человечества не собирался. Не прошло и пары секунд после последней фразы Богдана, как они уже катались по полу, сцепившись, словно два барана на поле. Маринка что-то сдавленно пищала и звала других парней из кухни, пока непосредственные участники событий молча осыпали друг друга ударами по лицу и телу. Стас был мертвецки пьян, но адреналин смешался в крови с алкоголем, образовывая поистине взрывной коктейль из бесстрашия и злости. В какой-то момент он лишил противника преимущества и сел на него сверху, хватая за грудки и тряся его над полом, словно куклу. Он рыкнул и наклонился к его лицу, выдавливая сквозь зубы: — Ты — сука. Богдан усмехнулся, растягивая разбитые и опухшие губы в улыбке: — Какая жалость, да? Ведь главный кобель не сможет ничего сделать с такой сукой, как я. Стас замер и нахмурился, с трудом понимая смысл слов. Их лица разделяли всего несколько жалких сантиметров, и сейчас он хорошо видел перед собой голубые, надменные, смеющиеся глаза. Богдан продолжал улыбаться, нисколько не смущаясь своего положения, и даже как будто бы извращённо наслаждаясь им. Он машинально потрогал языком рану в уголке губы и облизнулся, заставляя Стаса неожиданно залипнуть на этом движении. — Так и будешь сидеть на мне? — прошептал он тихо и хрипло, медленно двигая яркими губами. Стас резко отпустил руки, и Богдан тихо ойкнул, ударившись головой об твёрдый пол. Он морщился, тёмные волосы превратились в птичье гнездо, щёки заливала краска. Харитонову хотелось схватить его пальцами за лицо и ёбнуть об ламинат башкой посильнее, чтобы больше не улыбался, но в этот момент в комнату залетел поддатый Кирилл на пару с Андрюхой, и они принялись их разнимать, хотя уже давно никто не дрался. — Эй, ты чего? Перебухал, что ли? — вопрошал именинник, на всякий случай придерживая Стаса за плечи. Как знал о его недобрых намерениях. — Давай-ка я тебе такси вызову. Возражать Стас не стал, протрезвев вдруг так стремительно, как будто кто-то вколол ему антипохмелин внутривенно. Он кое-как поправил на себе одежду и вышел в прихожую одеваться под хмурые взгляды всех присутствующих. После драки он не проронил ни слова, только оглянулся на потрёпанного Богдана, хлопнул Кира по плечу в знак извинения и уехал домой, пытаясь выбросить из головы все лишние мысли.

***

На следующий день Стас старательно изображал из себя мумию до самого обеда. Забальзамированный несчётным количеством сладкого сидра он едва ли имел силы шевелить ослабевшими конечностями или хотя бы извилинами. В комнате нежно витал перегар, во рту было кисло, бока саднило, резинка трусов больно давила на твёрдый член. Он-то, в отличие от всех присутствующих, историческим трупом прикидываться вовсе не собирался и всячески намекал на то, что Стасу пора бы уже и что-нибудь предпринять. Но Стас не мог ему ничем помочь, ворочась с боку на бок и издавая предсмертные стоны. Он всегда умел пить и не помнил, чтобы его хоть раз в жизни накрыло таким диким похмельем, после которого люди обычно дают себе лживые обещания из серии: больше «ни-ни». Промучившись какое-то время в бессознательном состоянии Стас решительно попытался открыть глаза и тут же услышал, как щелкнула ручка межкомнатной двери. — Каша готова, — объявил низкий женский голос, и это звучало примерно как «повесить его». — Фух, какие мы ароматные… — М-р-р… гр-р-р… мн-н-н… очу… ашу. Стас пытался сказать «не хочу кашу», но получилось что-то похожее на храп носорога. Впрочем, Женьке переводчик со звериного не требовался. Она всё поняла по первым же звукам и нахмурилась, уперев руки в бока. — Знаешь что, Харитонов, есть такое кавказское блюдо — жричодали называется. Оно у тебя и на завтрак, и на обед, и на поминки будет, если не перестанешь вонять мне здесь и выпендриваться. А ну, живо в душ! Послышался характерный вжух, и шторы распахнулись, впуская в эту газовую камеру солнечный свет. Без всяких церемоний Женька скинула со Стаса одеяло и принялась его трясти, словно бармен — шейкер для коктейлей. Её не смущал ни твёрдый бугор в трусах, ни вялые протесты Стаса, ни его попытки отползти подальше к стенке. Если уж она решила воскресить это тело из мёртвых, то не отступала до последнего с упорством доктора Франкенштейна. Женька была единоутробной сестрой Стаса от первого брака матери, и они жили вместе в маленькой двушке недалеко от центра. Пока их общая матушка занималась бесконечным выяснением отношений с Харитоновым-старшим, Женя воспитывала маленького брата и брала на себя большую часть материнских обязанностей, не в силах выносить душераздирающее равнодушие родительницы к маленькому ребёнку. Пережив разрыв с родным отцом, она очень быстро повзрослела и ещё быстрей обрела головную боль в виде Стаса. Домашние задания, спортивные кружки, покупка одежды, неудобные разговоры о презервативах — всё это стало её заботой с десяти лет, и потому никто не удивился, когда Женя забрала четырнадцатилетнего брата в маленькую съемную квартирку у чёрта на горе и послала нерадивых родителей в известном направлении по короткому адресу. По её меркам, от них всё равно не было никакого толку, а терпеть их скандалы, и уж тем более примирения, она больше не могла, порешав, что в такой обстановке из Стаса может вырасти только мудак, коих и без того было в достатке. Родной отец Жени, хоть и не был образцовым родителем, всё же кое-чем ей помогал, и как только появилась возможность, она устроилась на работу, забрала к себе брата и в красках рассказала матери всё, что она о ней думает. А та даже сопротивляться не стала, не изменяя привычке класть на собственных детей большой и толстый. Так и жили. А когда Стас закончил школу и сам стал подрабатывать, они сняли квартиру побольше и теперь могли избегать общества друг друга по мере необходимости, но некоторые Женькины принципы были важнее уединения. Например, каша по утрам. Через полчаса страданий и сна под душем Стас уже сидел на их крошечной кухне и вяло ковырялся в овсянке, словно пьяный археолог в египетских песках. — А с лицом что? — спросила Женька, отхлебнув ароматного зелёного чая из гигантской кружки с поросячьей мордой — памятный подарок Стаса. — Ничего, — буркнул он и неосознанно потёр щёку, на которой осталась яркая царапина после драки с Богданом. — Ты теперь девок не только коллекционируешь, но ещё и бьёшь? Ах, если бы! — Что за чушь? — нахмурился Стас и запустил руку в длинные влажные волосы. — Это был парень вообще-то. — Ой, ты же знаешь, я ничего не имею против, — как бы между прочим пропела Женя и поспешно спрятала улыбающееся лицо за своей свиньей. — Главное, чтобы тебе было хорошо. И без того полудохлые мысли Стаса совсем потеряли признаки жизни. — Что за… Романова, блин! — А чего ты на меня орёшь? Может, тебе и вправду лучше чего-нибудь новенького попробовать? А то всё таскаешь, таскаешь этих баб своих, а толку никакого. Хоть бы одна кружку за собой помыла! Парни, они, знаешь, какие аккуратные и послушные, у моих даже зимой обувь чистая, а твои фанатки зубы и то почистить не могут, чтобы срач не развести. Женя работала в местной балетной школе и преподавала станок изящным мальчикам с тонкой душевной организацией, и поэтому её искажённый всеми этими трико и пуантами вкус нельзя было считать образцовым. Стас и сам, чего греха таить, под её влиянием занимался в детстве высоким танцевальным искусством, но быстро это дело бросил и ушёл к конкурентам в мюзикл, которые располагались в той же школе и даже репетировали в тех же залах. Женя разобиделась, но поделать ничего не могла, тем более что пел Стас и правда замечательно, быстро став основным солистом коллектива. — Я тебе серьёзно говорю, хочешь, познакомлю с кем-нибудь из старшеньких? — не унималась сестра, многозначительно двигая бровями и как всегда демонстрируя недюжинное бесстрашие. У неё был странный юмор, да. Стас поднял на Женю серьёзное лицо. Она стояла у кухонной столешницы в любимом тонком халате, светлые волосы лежали в лохматом пучке, а глаза хитро улыбались. Несмотря на то, что ей было уже за тридцать, выглядела Женя получше многих Стасовых однокурсниц, но сейчас её несомненно красивое лицо, доставшееся от ветреного папашки, кроме раздражения ничего не вызывало. Стас жалел, что каша уже остыла, и устроить бой из горячих снарядов овсянки не получится. Однажды они уже пережили что-то подобное пару лет назад, и кухню пришлось драить ещё неделю. — Занимайся своими балеринами, а я займусь своими бабами, — в конце концов раскривлялся Стас и убрал нетронутую кашу в холодильник. — Хам, — Женька щёлкнула его по носу и сунула в руки большое красное яблоко. — Хоть это съешь, а то опять тебя какой-нибудь пьянчуга отделает. — Давай договоримся. Ты ничего не говоришь про мою личную жизнь, а я ничего не говорю про твоего Георга. — Германа! — нервно поправила Женька и немного покраснела. — Он не мой! А балетной школы вообще-то… — Не важно, — прервал её Стас и, смачно откусив яблоко, скрылся в своей комнате, чтобы продолжить разлагаться.

***

К вечеру похмелье наконец отпустило, и Стас даже соизволил выскрести себя на улицу, чтобы встретить сестру после работы и сходить в магазин за продуктами. С её тоненьким телосложением феи таскать тяжеленные пакеты — то ещё издевательство, а самостоятельно отпускать Харитонова в «Ашан» было сродни добровольному переходу с нормальной еды на мертвечину. Такой термин как «срок годности» всё ещё оставался для повзрослевшего братца китайским иероглифом. От дома до балетной школы было десять минут пешком; Стас пришёл ещё до окончания последнего занятия и решил подождать сестру в коридоре, лицезрея снимки совсем юного себя на доске с выдающимися выпускниками. Он лениво переписывался о чём-то с Андрюхой, периодически здороваясь с пробегающими мимо преподавателями, имён которых не помнил, и даже не заметил, как Женька материализовалась перед ним, одетая и готовая брать супермаркеты боем. — Официально заявляю, что тестостерон противопоказан танцовщикам, — выдохнула она, хмуро взирая на брата и поправляя пояс пальто. — Вы, студенты, без рукоприкладства жить вообще не можете, да? У Германа сегодня главный солист пришёл с синим лицом! С синим! Кошмар! На следующей неделе выступление, а его даже некем заменить, что за безответственность!.. — Ты же сказала, что все твои мальчишки послушные и кроткие, — не без язвы подметил Стас и позволил Жене подхватить себя под руку. — Это мои! Им всем не больше двенадцати, а Герман занимается со взрослыми, и ему за это памятник поставить нужно при жизни! Они шли к выходу, Женя пыхтела и рычала, становясь похожей на злобного лебедя, ведь всё, что касалось любимой школы, вызывало в ней и гнев и радость одновременно. Она столько лет пахала, занимаясь танцами и воспитывая при этом младшего брата, а к большому успеху так и не пришла, променяв танцы на карьеру преподавателя. Ей нужно было зарабатывать деньги, а кататься по гастролям и театрам времени не оставалось, и, едва закончив своё обучение, Женя тут же пошла в помощники преподавателя, и чуть с ума не сошла, получив первую зарплату. Конечно, этих скромных средств не хватало на её далеко идущие планы, и пришлось заниматься ещё и репетиторством английского для начальных классов. Она не знала, что такое переходный возраст и тусовки с друзьями, а потому не могла понять загоны современной молодёжи, хоть и жила с ярким представителем одного из этих неведомых зверей через стену. Женя никогда не была чопорной и нудной, похожей на всех этих сушёных балерин с кислыми лицами, но, зная, какого адского труда стоит всё это «удовольствие», требовала как минимум уважения к искусству. По меркам же Стаса противотуманки под глазами ничуть не портили мужиков, будь они хоть нежными танцовщиками, хоть пьяными вахтовиками. Если бы он до сих пор скакал по сцене в традиционном костюме, распевая во всё горло русские народные песни, то с такой иллюминацией выглядел бы более чем аутентично. Вся эта безупречность и утончённость точно были не про него.

***

К понедельнику царапина на щеке оформилась окончательно, синяки на боках налились фиолетовым, небритая морда чесалась от щетины. Стас всего-то хорошо провёл выходные, а выглядел так, словно прожил десять лет на необитаемым острове в обществе мяча и недоставленных посылок. Учебный день тянулся медленно и монотонно. Андрей вздыхал по Ане, еле живой Кир спал на парте (почему он вообще на их лекции, если учится на архитектурном?), Стас заполнял журнал присутствующих и вяло конспектировал теорию за преподавателем. Жизнь бурлила водопадом. Богдан попался ему пару раз в коридоре, но кроме многозначительных взглядов исподлобья они больше ничем друг друга не удостоили. Честно говоря, Богдан смотрелся довольно забавно в очках с разбитой губой и синяком на скуле. Если прибавить ко всему этому его вечно мрачное и отрешённое выражение лица, то складывалось ощущение будто в этого парня только что въехал грузовик, но из-за слишком плотного графика у того не было времени обращать на это внимание. Он просто встал, надел очки и пошёл на пару по проектированию, потому что такие, как он, конечно, не станут прогуливать лекции из-за какого-то грузовика. Стас ловил на себе его взгляды и старался не отставать, каждый раз вопросительно изгибая одну бровь, когда Богдан пялился. Он не очень-то помнил причину, по которой вообще полез в драку, но напряжение между ними росло со скоростью выпуска новых ремейков «Терминатора». Кажется, его назвали кобелём и ткнули мордой в излишнюю любвеобильность, но Стас прекрасно знал, какого мнения о нём большинство сверстников, и никогда не реагировал столь бурно. Перед глазами почему-то всплыла картина улыбающегося лица Богдана, в уголке губ которого собиралась кровь, но иллюзия быстро рассеялась хмурой физиономией Андрюхи, который выглядел так, словно только что похоронил любимого пса. — Спасибо тебе, конечно, Харитонов, что ты этому упырю морду подкрасил, но мне теперь точно ничего не светит. Стас еле-еле прогнал от себя образ того самого упыря, часто смаргивая и качая головой. — Что? — Опрокинули меня, вот что, — вздохнул Андрей и, взяв товарища за локоть, повернул его лицом в сторону большого лекционного зала. Как и полагается возле него толпилась кучка студентов, терпеливо ожидая преподавателя, но самое интересное было вовсе не в этом. Богдан Райлян под взглядами однокурсников и отвергнутых дам лизался с Анькой Сажневой, и никакие боевые травмы не мешали ему этого делать. Аня висла на нём, демонстрируя их новые отношения, словно ценный трофей, и, казалось, была готова отдаться ему на этом самом месте. Андрей пару раз обречённо вздохнул и пожал плечами, принимая поражение, а вот Стас почувствовал, как резко и беспричинно стала внутри нагреваться кровь. Он зачем-то стиснул руки в кулаки и, не думая, сделал небольшой шаг в их сторону, но вовремя спохватился. В этот самый момент Богдан открыл глаза, не прекращая слюнявить Сажневу, и посмотрел прямо на Стаса. Его ничуть не смутил сторонний наблюдатель, он не прервался от своего занятия ни на секунду. Он двигал губами, открывал рот; розовый язык появлялся и быстро исчезал между их ртами, блестящий от слюны. Богдан тяжело и неотрывно смотрел на Стаса, почти не реагируя на попытки Ани сожрать его целиком и заставляя внутренности Харитонова судорожно переворачиваться. Его необычно яркие голубые глаза как будто улыбались. Странное, остро-щекотное чувство охватило всё тело Стаса целиком, и он нервно заправил выбившиеся пряди волос за уши, силясь с желанием приоткрыть собственный рот. Он не мог отвести взгляда от Богдана, хотя тот не делал абсолютно ничего, стоящего такого пристального внимания, и они так и продолжали пялиться друг на друга, как два одержимых. Эти несколько секунд показались Стасу вечностью, и он выпал обратно в реальность только тогда, когда Аня запустила руки Богдану в волосы, заставив его от неожиданности дёрнуться и прикрыть веки. Несясь по коридорам до своей кафедры, Стас мысленно бился головой об стену и искренне надеялся, что в следующий раз не застанет этих двоих за чем-нибудь поинтереснее. Но кто же знал, что всё получится именно так, как он и боялся!

***

Стас подрабатывал в своём же университете системным администратором в библиотеке, параллельно выполняя всякие мелкие заказы для частников, которые брал в Интернете. Основной работы было не шибко много, поэтому у него хорошо удавалось совмещать и учёбу на ФИТе, и домашние задания, и подработку. Когда заняться совсем было нечем, он делал курсовые и самостоятельные для первокурсников или ходил на собрания старост прямо в своё рабочее время, откупаясь от библиотекарши Натальи Михайловны конфетами и улыбками. Эта самая Наталья Михайловна хоть Стаса и страшно любила, но не гнушалась нагружать его работой, не связанной с программированием и обслуживанием сетей. Подшить методички, перетаскать учебники, переставить книжный стеллаж — ой, нет, давай в другой угол — и прочие мелочи, которые так приятно сбрасывать на плечи единственного в библиотеке мужчины. На этот раз Стас должен был сгонять на «склад» и откопать там монитор получше, потому что у Натальи Михайловны старый покрылся битыми пикселями, словно чумной — язвами. «Складом» являлась небольшая каморка в кабинете с методичками, где хранился всякий хлам, который ни в жизнь не разобрать без бутылки. Чего там только не было: и клавиатуры-мышки-мониторы, и сломанные принтеры, и пробирки для лабораторий, и всяческие измерительные приборы, стулья, разрисованные столешницы, рекламные баннеры, стопки старых курсовых, бутылки шампанского (!), какие-то костюмы… В общем, это была настоящая помойка с отходами университетской деятельности. Не знаешь куда положить какую-то хрень — смело тащи на склад, там разберёмся! Так же успешно с этого склада кое-какой хлам растаскивали обратно, и теперь Стас шёл именно за этим, а точнее за новым монитором. В кабинете ожидаемо никого не было, и Стас не почувствовал ничего угрожающего здоровью, когда заходил внутрь и морщился от запаха пыли. Уже на пороге он споткнулся об какую-то коробку с проводами и хотел было выматериться да послать этот поход по помойкам к ебене фене, как до слуха донеслись звуки, которые он точно никак не мог интерпретировать двояко. На «складе» кто-то трахался. Дверь в каморку была чуть приоткрыта, из щели выглядывала полоска тусклого света, мебель тряслась от энергичного соития двух тел. Стас чётко слышал низкие мужские стоны и женские всхлипы, перемешивающиеся с редкими вскриками и попятился назад, чтобы не оказаться обнаруженным в такой неловкий, но несомненно пикантный момент, и тут из каморки донеслось натужное: — Богдан… Он тут же замер, округлил глаза, а кто-то в груди остервенело сорвал краны и запустил его сердце на полную. То есть просто сосаться в коридорах им реально оказалось мало? Руки снова сжались в кулаки, запечатывая в ладонях непонятную злость. Конечно, это мог быть любой другой Богдан, совсем не обязательно, что именно этот вколачивался сейчас в несчастную девчонку в пыльной каморке под звон лаборантских пробирок на полках, но Стас почему-то был абсолютно уверен в своей догадке. Он бесшумно подошёл поближе к двери и осторожно заглянул, проклиная себя за такие идиотские порывы вуайеризма, но сделать с собой ничего не мог. И непонятно было, то ли он хотел оценить мастерство конкурента, то ли за Анькину честь переживал, то ли ещё что-то, но, в любом случае, объяснения у него не было. А на Богдане не было трусов. И да, этот точно был тот самый, хотя Стас и видел его сейчас только со спины. Тумбочки и стеллажи неровными линиями перекрывали всю картину происходящего, но там и не нужно было особенно близко подходить и вглядываться. Та, кого порол Богдан Райлян, сидела на небольшом столике, раздвинув ноги и упираясь спиной в стену. Сам Богдан поддерживал одну её ногу за бедро и ритмично двигался, склонив голову и тяжело дыша. Его джинсы были спущены до колен, женские руки задирали рубашку на спине, и самые интересные части тела предстали перед Стасом, как картина в музее. Он и не догадывался, что под одеждой Богдан, оказывается, скрывал тело древнегреческой статуи. Мускулистые бёдра, разработанные мышцы спины, узкая талия, выразительный зад. При каждом толчке скульптурные ягодицы Богдана напрягались, дёргались, по бокам выступали ямочки. Стас скользил по нему взглядом так, будто никогда не видел полуголого парня. Он заметил, как набухли голубые вены на руке, которой Богдан держал Сажневу за ногу, как блестел его затылок от пота, как выделились красные следы чужих ногтей на рёбрах, и тут же вылетел из кабинета, словно спасающийся от пожара олень. Харитонов не был уверен в том, что остался незамеченным, потому что дверь грохнула об раму так, что зазвенело в ушах, но он бежал по коридорам родного вуза не оборачиваясь и даже не дыша. Ему было не до этого. Каменный стояк натягивал ширинку узких джинсов и больно упирался в плотную ткань.

***

После этого случая Стасу даже прикасаться к себе было противно. Он привычно просыпался со стояком, но в силу определённых обстоятельств, этот факт больше не приносил никакой радости. Напротив, он смотрел на собственный член, как на предателя, и в голове истерично билась мысль, что если Стас себе подрочит (даже без всяких лишних фантазий), то непременно закрепит эффект от увиденной сцены, и шуточки Жени внезапно обрастут смыслом. Это нормально, скажет любой парень старше пятнадцати, — нормально возбуждаться от вида горячего траха в декорациях студенческой подсобки, в конце концов, все мы балуемся порнографией время от времени. Вот только Стас отлично понимал, на что именно так бурно отреагировало его тело, и не мог смириться с таким исходом ну вот вообще никак. Его память — злобная сука — не оставила в воспоминаниях об этой сценке ни одного персонажа хотя бы с намёком на сиськи. То есть, если бы Богдан в той каморке просто гонял лысого в гордом одиночестве, эффект остался бы прежним. И чёрт его знает, не бросился бы в таком случае Харитонов ему помогать! Кошмар! Стас залип на образе полуобнажённого Богдана, как старый магнитофон на зажёванной плёнке. Кого и почему он там трахал не имело абсолютно никакого значения, а вот движения его бёдер, линии выступающих мышц, тяжёлое дыхание и следы на бледной коже побуждали половой орган Стаса к срочным и решительным действиям. Так, промучившись две недели с адским неудовлетворением и дикими мыслями в придачу, он дал наконец слабину и взял дело в свои руки. Женька задерживалась в балетной школе, на улице было холодно и пасмурно, Стас просидел в универе за заказами почти до восьми вечера и вернулся домой практически без сил. Горячий душ расслаблял и согревал, распалял мозг, плавил кожу и опустошал многострадальный череп. Стас почти ни о чём не думал, умело двигая рукой и прислушиваясь к звукам шумящей воды. Он не открывал глаз, опираясь свободной ладонью в стену, и это отключение от мира ещё больше возбуждало своей темнотой. Не было ни фантазий, ни образов, только монотонный звук воды и собственные ощущения под кожей. Рука двигалась неспешно, с губ не сорвалось ни звука. Этот акт самоудоволетворения был в крайней степени нейтральным и плоским, напоминая какое-то безликое учебное пособие по дрочеву, но в самом конце, когда было ясно, что долгожданное наслаждение уже вот-вот накроет его тягучей волной, Стас не выдержал и на пробу выдохнул имя Богдана, кончая под жёсткие струи воды. Оргазм был ярким, долгим, почти ослепляющим, таким сильным, что ноги подогнулись, и Стасу пришлось опуститься на сидение в душевой, чтобы не свалиться замертво на пол. Он не понимал, что с ним происходит, не мог найти ни одной причины своего безумия. Даже не имея постоянной пассии, Стас никогда не испытывал недостаток в сексе и внимании, а сейчас он намеренно избегал любых встреч на одну ночь, игнорировал заскучавших подружек, и потерял какой бы то ни было интерес к ухаживаниям и флирту. Его не покидало чувство, будто кто-то резко взял и вытащил из него целый кусок жизни вместе с привычками и чертами характера, не удосужившись хоть чем-нибудь заполнить пустоту. И эта пустота внезапно начинала заполняться сама мыслями и фантазиями о Богдане, который почему-то так плотно засел в голову Стаса, что ничему другому там места не осталось.

***

Пока Харитонов с трудом и тяжкими страданиями переживал в самом себе смену полюсов, Богдан очень быстро занял его место секси-боя. Сажнева совсем не долго наслаждалась обществом своего красавчика, и за один осенний месяц будущий архитектор сменил не меньше трёх подружек. Андрей радовался, как младенец новым пелёнкам, ведь Аня ушла в депрессию и нашла в его жилетке прекрасную возможность выговориться и отвести душу. Стас предусмотрительно ничего о сцене на складе другу рассказывать не стал, но на всякий случай предостерёг, чтобы тот не слишком увлекался. Сам же он попытался полностью погрузиться в учёбу и работу, чтобы хоть немного разобраться в себе и остыть, но очередной казус произошёл с ним аккурат на подработке в библиотеке. Ничего не предвещало беды. Стас клепал простенький сайт для свадебного агентства и как раз выбирал шрифт для заглавной страницы, когда кто-то вдруг почти бесшумно подошёл к его столу и, уперев ладони в столешницу, тихо сказал над головой: — У меня транзит не работает. Рука Стаса на мышке замерла, дыхание на секунду сбилось, а по спине пробежал неприятный холодок. Он посмотрел на довольно приятного вида мужские руки на своём столе и медленно поднял взгляд, двигаясь постепенно вверх, начиная от кончиков пальцев и заканчивая выступающим кадыком. Дальше разглядывать даже смысла никакого не было, и так становилось предельно ясно, кто перед ним. — Я сейчас посмотрю, — сказал Стас, чувствуя, как в горле всё пересохло. — У меня там документ один открыт, — кадык Богдана неспешно двигался, когда он говорил. — Всё сохранится? — Да, — Стас откашлялся, потому что голос захрипел, зараза. — Да. Может быть сеть упала, или ещё что… Ей-богу, лучше бы у Стаса сейчас что-нибудь другое упало! Упало и спряталось подальше. —…Не трогай пока никаких документов, ничего не закрывай и не открывай. Я… я сейчас посмотрю. Но чтобы посмотреть нужно было встать со своего места, а это означало непременную встречу с Богданом лицом к лицу, а Стас сейчас в самую последнюю очередь хотел обмениваться с ним как всегда многозначительными гляделками. Он надеялся, что тот всё и так поймёт и просто уберётся к своему столу, чтобы дождаться перезагрузки сервера, но Богдан не двигался, продолжая нависать над Стасом, не касаясь, но угрожающе близко находясь рядом с его головой. Молчание затягивалось. Нужно было что-то делать, но мозг скооперировался с телом и явно был не в силах перебарывать такое количество информации за раз. Богдан прилип к затылку Стаса и терпеливо нависал, слегка улыбаясь и иногда скользя по его лицу своими голубыми глазищами. Красивыми такими, блестящими и бездонными. Это было явно намного больше того, что мог выдержать Стас. В конце концов он поднялся с места, двигаясь медленно и ловко, стараясь лишний раз избегать любых прикосновений, но человек, стоящий рядом, выпрямился вместе с ним, и их лица оказались непозволительно близко. Стас тут же отпрянул и на негнущихся ногах поплёлся в библиотечный закуток с сервером, силясь с желанием ударить себя по щекам. Томиком советского русско-немецкого словаря. Такого, зелёного. На этот раз это действительно был перебор. Они смотрели друг на друга секунду, но Стас вглядывался так жадно, что даже приметил маленькую родинку у правого глаза Богдана, ту, что притягивала внимание аккуратной точкой на бледном лице чуть ближе к виску. В прошлый раз их так называемой близости он был слишком пьян и слишком зол, чтобы улавливать такие детали, а теперь эти детали как будто бы сами ловили его за шкирку и радостно тыкали в себя мордой. Посмотри! Посмотри же, какая красота! Ни одна охота за недоступными и недосягаемыми не могла сравниться с тем, какие бешеные дозы адреналина вырабатывались в крови от одного только присутствия Богдана. Стас ведь даже ничего о нём не знал, кроме имени и названия учебной группы. Он и не пытался, если честно, что-то выяснить, но к влечению это не имело никакого отношения. Пока он ковырялся в сервере, в поисках неполадок с сеткой, ему вдруг на ум пришло древнее воспоминание из детства. Он тогда ещё занимался в балетной школе с подачи любимой сестры, и жутко скучал на занятиях. Стас не понимал всеобщего восторга преподавателей от его пируэтов, потому что интереса к этим танцам у него не было практически никакого. Ему нравились тяжёлые физические нагрузки, нравились сложные позиции, нравилось наблюдать за собой и другими, и видеть в глазах Женьки неподдельную радость. Но очень скоро восторг от собственной возможности задирать ногу выше головы угас, и, побывав случайно на выступлении команды мюзикла, Стас тут же решил для себя покончить с дисциплиной и лосинами и отдаться чему-то более интересному и яркому. Его последний день в балетном классе был совершенно обычным. Белые майки, черные тренировочные трико или велосипедки, алеющие щёки после разминки — всего пять мальчиков и все одинаковые, как на подбор. Стас как обычно помирал со скуки, тренируясь на автомате и не замечая косых взглядов в свою сторону от преподавателей и одноклассников. Новость о его уходе не обрадовала никого, ведь его способности к танцам были достаточно выдающимися, и подобное решение расценивалось многими как излишняя самоуверенность и наглость. Но Стасу было плевать. После разминки мальчишки готовились отрабатывать движения для сложных поддержек, но девочки всё ещё переодевались в раздевалке, и их преподавательница для наглядности и оттачивания техники показывала некоторые элементы, ставя мальчишек в пару друг с другом. Никто не стеснялся и не смущался, в конце концов за плотно обтягивающими трико и тонкими майками слишком сложно скрыть хоть малейший изгиб своего тела, а прикосновение к другому человеку уже давно не воспринималось ими как что-то личное. Невысокий мальчик, самый изящный и стройный в их компании достался в пару Стасу, и когда он упал в его объятия после эффектного прыжка: покрасневший, взмокший, горячий и ловкий, какие-то странные и не совсем нормальные мысли наполнили голову Харитонова, до смерти пугая и ставя в тупик. — Держу, — зачем-то сказал он тогда ему еле слышно, хотя это был очень даже очевидный факт для них обоих. Мальчик смотрел на него широко раскрытыми глазами, дышал через рот, хотя это было запрещено, и больно сжимал пальцы на плечах, как будто боялся отпустить. И было что-то неправильное в том, насколько сильно колотилось сердце Стаса в тот момент. И в том, как колотилось сердце этого мальчика тоже. Он убегал из балетного класса, снова и снова убеждая себя, что принял верное решение, что балет и вся эта изящность, обтянутые одеждой тела и высоко задранные ноги — чересчур для него. Он так распереживался и испугался, что с того самого дня не приближался к знакомому залу с зеркалами и на несколько метров. Даже имя того мальчика не отложилось у него в памяти, потому что это было слишком сильное и жуткое потрясение для двенадцатилетнего подростка, едва ли понимающего собственные чувства. С тех пор он стал брутальным богатырём из русских сказок, низким голосом распевая о природе и чудовищах, и спасая Алёнушек из всяких передряг. Никакого балета. Никаких поддержек. Монстры, старухи на мётлах, колдуны, говорящие звери, принцессы. Идеально. Сейчас же Стас ощущал нечто похожее. Смятение, страх, неуверенность в самом себе. Ему всё и всегда давалось легко: песни, танцы, растяжка, учёба, отношения… Он даже в рисовании был довольно неплох, и казалось, что невыполнимых задач для него вообще не существует. Но она существовала. Эта невыполнимая задача. Имя у неё было приднестровское, глаза голубые, а на красивой заднице выступали соблазнительные ямочки. Двенадцатилетний Стас так и не смог, оказывается, слишком далеко убежать от себя.

***

Ну и ладно, думал Харитонов, лёжа в кровати и стирая бумажными салфетками подтёки спермы с собственного живота. В конце концов особенные предпочтения ни к чему его не обязывали и ничего не меняли. Он имеет право фантазировать и мечтать о ком угодно за закрытой дверью своей комнаты, а тот, кого нравится представлять больше всего, об этом всё равно никогда не узнает. Пусть эта мысль была неприятной и в какой-то степени даже болезненной, Стас мог с этим справиться, как справлялся и раньше. Когда-нибудь он забудет.

***

А Женька вот про совместные походы в магазин никогда не забывала. Она кинула разморенному долгожданной разрядкой Стасу сообщение и попросила его быть в восемь у школы. Когда к восьми пятнадцати у Харитонова грозили отказать от холода ноги, он нехотя ввалился в маленькое здание школы искусств, изо всех сил стараясь абстрагироваться от мыслей и чувств, которые навевало на него это место. Он побродил несколько минут в холле, прочитал все заметки на доске объявлений, попробовал отвлечься чем-нибудь в Интернете — всё без толку. Не выдержав давления, да и просто раздражаясь из-за жуткой непунктуальности сестры, Стас плюнул на всё, скинул куртку в гардероб и поднялся на второй этаж к тому самому балетному классу, где сейчас преподавала Женя. Очень уж ему хотелось наподдать ей как следует за то, что заставляла его крутиться здесь как неприкаянному и нервничать от одного только вида знакомых скамеек и стен. Сказала в магазин, значит в магазин, сколько можно задерживаться здесь с этими танцульками? Дверь в кабинет с зеркалами была открыта. В тускло освещённый коридор лилась негромкая классическая музыка, приглушённые голоса сливались в неразборчивый поток звуков. Стас приблизился к порогу и обомлел. Кровь одномоментно схлынула с лица, и непонятный холод сковал его по рукам и ногам. Богдан, мать его, Райлян в чёрном балетном трико и такой же чёрной обтягивающей водолазке с рукавами быстро и уверенно двигался по паркету в паре с Женькой, поддерживая её за талию и сплетаясь с ней в танце, словно любовник с вожделенной невестой. Стас не мог припомнить название мелодии, но она совершенно точно была ему знакома. Люди в балетном классе не заметили его и продолжали танцевать. Это было красиво. Даже захватывающе, но тело Стаса всегда работало немного быстрее чем мозг, и когда его руки уже яростно толкали Богдана подальше от Жени, он и сам немного испугался, ощутив на себе тепло и жар другого тела. Он сошёл с ума? Он ревновал? Кого, Женю или этого в лосинах? Какого чёрта этот хрен вообще здесь, почему он так одет, почему он танцует, почему смотрит на него как безумный, почему, почему, почему… Голова Стаса была готова взорваться, и он вцепился себе в волосы, в отчаянной попытке заглушить эти бесконечные вопросы, но толку не было никакого. — Слава, ты чего? Что случилось? — затараторила Женька, выключив музыку и ласково называя брата второй частью его имени. — Вы что, поссорились? — Поссорились? — выдохнул Стас, и голос дал петуха. — Ты… т-ты… я… какого… какого хрена он здесь? Женя вытаращила глаза подошла поближе к брату, выглядя крайне обеспокоенной. Богдан стоял в стороне, сложив руки на груди, и стараясь не смотреть в их сторону, но при этом нервно покусывая губу. — Выбирай выражения, — мягким тоном сказала сестра. — И что за вопрос, где же ему ещё быть? Стас гневно посмотрел на Женю, но быстро понял, что она вовсе не притворялась идиоткой. Наверное, из всех троих идиотом как раз-таки выглядел Харитонов. — Почему он здесь, — уже чуть спокойнее повторил Стас, не зная, что ещё сказать. Сестра недоуменно моргала. — Он танцует здесь с четырёх лет, Слава, я не понимаю твоего вопроса. Вы же в одной группе начинали. Стас мечтал, чтобы паркет под его ногами треснул, а он сам провалился куда-нибудь в канализацию и уплыл вместе с говнецом и черепашками ниндзя подальше от этого сумасшедшего дома. Они занимались вместе? Когда? Разве Богдан выступал в мюзикле? Разве они вообще раньше были знакомы? Вопросы накидывались друг на друга и слипались в бесконечный поток застревающих между извилин мыслей. Взгляд Стаса метался от Жени к Богдану, сердце бешено колотилось, то ли испуганное, то ли радостное, глаза сами собой цеплялись за знакомые черты лица, неосознанно выискивая на нём милую знакомую родинку. И тут в висках запульсировало. Тот же балетный класс, то же раскрасневшееся лицо, та же маленькая точка в уголке глаза. Мальчик, упавший в его объятия, и крепко обвивающий руками шею. Взгляд чуть влажный и трогательный. Испуг, заливающий до низа живота. Не может быть. — Это ты, — выдохнул Стас обвиняющее; едва ли не шёпотом. — Это был ты. Богдан повёл плечами и фыркнул. По его лицу было совершенно очевидно, что тот проблем с памятью не испытывал. — Слава, — позвала Женя, совершенно не понимая происходящего, но чувствуя бешеную волну напряжения между ними двумя. — Может, вам лучше поговорить в моём кабинете? — Почему ты не сказал? — не отступал Стас, не видя перед собой никого, кроме Райляна. — Почему молчал? Богдан снова пренебрежительно фыркнул, но ответил: — А что я должен был сказать? «Привет, ты меня не помнишь, но мы занимались в балетном классе и обжимались, репетируя поддержки?» Стас прихерел. Звучало немного странно и убого, конечно, но… — Почему бы и нет. — Серьёзно? Ты видел себя? — скривился Богдан, и его лицо исказилось болью. Маленькая родинка спряталась в морщинке глаза. — Харитонов — лучший в балете, лучший в театре, лучший в университете, лучший ухажёр и лучший ёбырь. Женя тут же закричала: — Богдан! Он не останавливался, и с каждым словом тон становился всё жёстче и жёстче: — Только ему этого всего не нужно. Ты даже не помнишь, с кем спал на прошлой неделе, какой мне был смысл навязываться и заставлять тебя вспоминать? Я думал, как-нибудь само собой получится, надеялся, что тебе хватит мозгов не только выпендриваться и лазить под юбки, но куда там… Ты так хотел покрасоваться, что соизволил сказать мне своё имя лишь после той победы в пейнтболе, а потом нажрался и решил, что было бы неплохо и подраться, хотя, заметь, я ведь сказал тогда Марине чистую правду… и… я всегда вообще-то думал, что мы… — Что за бред? — истерично бросил Стас. Богдан опустил от груди руки и грациозно подошёл к нему, недобро ухмыляясь. Его лицо всё ещё немного блестело от пота, грудь часто вздымалась, чёрная одежда сильно выделялась в светлых тонах зала, подчёркивая все его достоинства, и видит боженька, этих достоинств там было не счесть. Стас не признавался себе, но вид слегка обозлённого, но гордого Богдана вызывал в нём неописуемый восторг. Вот взять бы, дёрнуть к себе и впиться в эту шею зубами. Притянуть так, чтобы через обтягивающую ткань трико и водолазки почувствовать каждый сантиметр идеального тела; стиснуть бы крепкую задницу пальцами, заставить его задирать ноги до ушей и кричать, кричать, кричать… — Бред? — низкий, угрожающий голос Богдана развеял пошлую иллюзию и проник в голову, словно пила для трепанации. — Мальчики, вам и правда лучше… — Да, бред! — вспылил Стас, тоже приближаясь к сопернику на крошечный шаг. — Обида! Зависть! Называй, как хочешь! Что сложного в том, чтобы просто сказать, что мы знакомы? Да, я забыл тебя, но к чему все эти… все эти… — Ну давай, скажи. — Ясно. Я поняла. Тогда лучше я уйду. Ключ в замке, если что. Мягкая поступь шагов ни одного из них не заставила обернуться. Казалось, они даже не заметили, что остались совсем одни. Богдан тяжело дышал, сохраняя идеальную осанку и нисколько не смущаясь своего вида. Стас пялился на него и злился, а ещё ощущал всё тот же смутный восторг от того, как хорошо Богдан смотрелся во всей этой обтягивающей одежде среди зеркал и станков, но ему определённо не стоило зацикливаться на этой мысли. Однажды он уже позволил себе нечто подобное и, как оказалось, ничем хорошим это не закончилось. Они ссорились… Только… только вот из-за чего? Богдан вздохнул и провёл по лицу ладонью таким жестом, будто он смертельно устал. Кажется, он и сам стал терять нить разговора, который с самого начал был абсолютно бессмысленным. — Что… ты теперь от меня хочешь? — спросил он. Что он хочет? Стас и сам не знал. И может ли он вообще что-то хотеть по отношению к нему… Наверное, нет. И, как говорится, на нет и…

***

— Сделаешь ему минет! — Приду-у-урок! Послышался звонкий хлопок, скорее шлепок даже, а за ним тихое шипение Кира, потирающего пострадавшее плечо. — Тогда мы должны засосаться, — качая головой, заключил он. — Таковы правила. — Ой, хрен с тобой, — зарычала Марина и наклонилась к Кириллу. Выглядела она при этом далеко не самой счастливой. Пока длился поцелуй, остальные мычали и поддерживали всеми силами, крича и хлопая по полу ладонями. Стас сидел в эпицентре событий рядом с целующимся другом и потягивал любимый сидр, втайне надеясь, что до него очередь никогда не дойдёт. Они собрались вечером пятницы у Помогаева и играли в извращённую форму бутылочки. Тот, на кого показывало горлышко стеклотары должен был обязательно выполнить из трех вариантов один: правда, действие или поцелуй. Если он отказывался, скажем, от правды, то крутящий имел право истязаться над ним и дальше, пока одно из заданий не будет обязательно выполнено. Таким образом в пресловутой бутылочке сочетались сразу две излюбленные игры молодёжи, и никто ещё не выходил из этого порочного круга без лёгкого пятна на драгоценной репутации. Стас пришёл сюда скорее от скуки, нежели реально с искреннем желанием повеселиться. Он слишком много думал о Богдане и о том разговоре в танцевальном классе и к концу недели начал уже конкретно троить, то забывая поставить будильник, то залипая на парах, то пропуская заказы на сайты. Он хотел лишь немного расслабиться и успокоиться, убедиться, что он всё ещё здравомыслящий человек, а не какая-нибудь влюблённая дура, но в последнее время жизнь слишком часто сталкивала его с Богданом, и этот день просто не мог быть исключением. Он опоздал. Ввалился в квартиру Кирилла с мешком выпивки и закусок, за что был встречен отдыхающими бурей оваций. Ну он же танцор, ему не в первой. Новую партию алкоголя разобрали и расфасовали по местам в считанные секунды. Богдан разделся и сразу присоединился к игре, потирая ладонями покрасневшие щёки и безуспешно пытаясь пригладить после шапки растрёпанные волосы. Это не очень-то хорошо ему удавалось, и тогда Богдан просто поднял на голову очки, открывая лоб и «зачёсывая» непослушные пряди назад. Он сел недалеко от Стаса так, чтобы они видели друг друга, но всё равно не слишком близко. Какая-то девчонка расцвела полем ромашек, когда Богдан устроился рядом с ней, и Стас незаметно закатил глаза. Что-то тихое, но ужасное тоскующее внутри него, настойчиво подсказывало взволновавшемуся сердцу, что человек с очками на голове напротив него выглядит сейчас очень и очень хорошо. Конечно, после того идиотского случая в балетной студии они больше не разговаривали и даже лишний раз старались не смотреть в сторону друг друга, но это не означало, что они превратились в овощи и резко обо всём забыли. На самом деле обсуждать здесь было попросту нечего. Да, ситуация не из приятных, но в жизни и не такое дерьмо встречается, поэтому, трусливо сбежав из студии, Стас просто решил плыть по течению и ни о чём не размышлять. Вот только пока он плыл, люди вокруг него продолжали играть в незатейливую игру, поднимая градус развязности с каждым новым поворотом несчастной бутылки. И в тот момент, когда все вдруг затихли и синхронно обратили свои взгляды на него, Стас даже не сразу понял, что пришла его очередь отдуваться. Узкое горлышко показывало прямо на него. — Поцелуй, — сказала Марина, которой выпало крутить. Конечно, она хотела поцелуй, чего же ещё. Стас отметил, как многозначительно на него глянул Богдан после объявления задания, и, посмотрев в улыбающееся лицо Маринки, улыбнулся сам и чётко сказал: — Нет. Наверное, это было очень грубо с его стороны, и на самом деле Харитонов почти сразу пожалел о сказанном, ведь для любой нормальной девушки будет крайне неприятно в большой компании людей услышать, что симпатичный парень не хочет с ней целоваться. Стас поспешил исправиться и прокашлялся: — Прости. У меня просто кое-кто есть… И блядь! Сказав это, он зачем-то посмотрел на Богдана, а тот посмотрел на него, и их взгляды больно столкнулись, сплелись и натянулись, тут же заставив обоих резко постыдно отвернуться. Стас, ты динозавр! Тело есть, а мозга чуть! Андрей тоже покосился на друга, который вообще-то ни о каких новых отношениях ему не упоминал, но решил промолчать, чтобы случайно не спалить контору. — Ладно, — выдохнула Марина. — Тогда правда. — Тоже нет, — сразу оборвал Стас. Он примерно догадывался, каким будет вопрос, и конечно, не хотел на него отвечать и тешить чьё-то любопытство. А даже если он и ошибался в своих предположениях, то всё равно не собирался ни в чём признаваться. — Значит, действие… — немного разочарованно протянула одногруппница и постучала себя пальцем по подбородку. Она долго размышляла, а остальные девчонки улыбались и шептали ей что-то на ухо, видимо, предлагая всё новые и новые варианты, но Марина додумалась сама и через пару минут выдала пьяным голосом: — Точно! Вы же в прошлый раз подрались с Богданом! Теперь миритесь! — Что? — нахмурился Стас, едва не выронив на колени бутылку своего сидра. Второй виновник событий бросил на него взгляд с улыбкой, а потом уставился перед собой со странным выражением лица. Стас мрачно отрапортовал: — Мы уже помирились. — Но мы же этого не видели, мы видели только дра-а-аку, — гаденько заржала Марина, а все остальные, в том числе и парни, оживлённо её тупорылую идею поддержали. — Если вы помирились, то просто покажите, как вы это делали… Компания взорвалась новым взрывом пьяного хохота. Не смеялись только Стас и Богдан, хотя на лице у последнего всё ещё играла какая-то странная улыбочка, которую Харитонов идентифицировал не иначе как блядскую. И этих людей он называл друзьями? Да таких друзей за хуй и в музей! Даже Андрюха, вон, покатывается от удовольствия! И что смешного на самом деле? — Ой, там было что-то по-настоящему интересное, раз ты так боишься показать, да? — не унималась стерва Марина, которую Стас уже мысленно душил подушкой от дивана. Народ откровенно веселился и не видел в её задании ничего предосудительного. Наоборот, всем было очень даже посмотреть, что будут делать два парня, так невзлюбившие друг друга с первого учебного дня. Спустя некоторое время, когда истерия пьяных студентов немного сошла на нет, они оба оказались вне круга, стоя перед друг другом как два идиота и не зная что делать. Все взгляды были устремлены на них, и, глубоко вдохнув, Стас не придумал ничего лучше, как просто протянуть руку и изобразить рукопожатие. Ну, а как еще они могли помириться? Богдан стоял прямо перед ним довольный, лыбящийся и уже немного пьяный. Светлые глаза недобро сверкали, волосы так и топорщились после шапки между элементами оправы очков, серьга в ухе поблескивала в тусклом свете. Когда его рука протянулась в ответ и уверенно сжала пальцы Стаса, тот мгновенно успокоился и даже расслабился, радуясь тому, что его не заставили делать чего-нибудь похуже, а в следующий момент его куда-то резко дёрнули, вскрик возмущения рыпнулся в горле, а к губам прижались другие холодные губы. Слух взорвало чужими восторженными и шокированными криками, возмущениями и чем-то ещё, а перед широко распахнутыми глазами оказались ярко-голубые глаза Богдана. Сердце заходилось в груди кровью, а Стас захлёбывался в собственных ощущениях, окаменев и растеряв связи мозга с телом. Он несколько секунд пытался перезагрузиться и хоть что-нибудь сделать, но Богдан вдруг закрыл глаза и углубил поцелуй, не спрашивая разрешения и не дожидаясь продолжения заторможенной реакции. А в комнате стало в несколько раз громче и жарче. Стас сжал ладони и не сразу понял, что держал этими ладонями талию Богдана, вцепляясь в него, словно кот в любимую когтеточку, но он и подумать не успел, о том, чтобы отпрянуть. Поцелуй снова зашёл за все рамки, в ход пошёл язык, губы ласкали другие губы осторожно, но настойчиво, а когда всё резко прекратилось, Стас забыл нахрен как дышать, как вообще существовать, и как правильно оставаться в вертикальном положении и думать при этом одновременно. — Держу, — сказал Богдан и улыбнулся, схватив пошатнувшегося Стаса за локоть. Толпа ликовала и ревела, стуча бутылками и бокалами. Разгорячённые студенты только разве что деньги не бросали за представление. Некоторые парни отворачивали покрасневшие лица, девочки хихикали и умилялись, а Богдан смотрел только на Стаса и не отпускал его руки, являя собой человека, абсолютно уверенного в том, что ничего такого страшного не произошло, и он вообще каждый день парней целует на глазах у всех, почему бы и да. Однако сам Стас находился в предынфарктном состоянии и помимо трудностей с памятью резко обрёл ещё и проблемы со зрением. Перед глазами всё размывалось, голова кружилась, в ушах монотонно жужжал белый шум. Но, кое-как справившись с этим тяжким положением, он обнаружил себя отнюдь не в карете скорой помощи в компании недовольных фельдшеров, предлагающих ему выпить что-нибудь от давления и не занимать больше казённую койку почём зря, а целующимся с этим проклятым Богданом в прихожей. Они были почему-то одеты в куртки и почему-то вжимались в стену рядом с дверью. В этот раз никаких свидетелей, к счастью, поблизости не было, и какое-то время Стас позволил себе наслаждаться поцелуем. Что и говорить, Богдан не разочаровывал ни в одном аспекте. Он ласкался так умело, так сладко и так хорошо, что впору было терять сознание второй раз. Как же… жарко… Стас и сам не заметил, как перехватил инициативу, взял в ладони его лицо и зацеловал так, что губам стало больно, а в груди, под сердцем, наоборот, очень даже приятно. Его накрыло и продолжало накрывать так сильно, что он решил просто не думать. Не размышлять, не искать причинно-следственные связи во всём этом. Не сопротивляться. Годы отрицания и доказывания самому себе непонятно чего не дали никакого результата, так какой толк мог быть от очередного секундного акта самобичевания? Гораздо приятнее заниматься актами другими. Такими, о которых он уже давно мечтал. — Как же долго до тебя доходило, — прошептал Богдан, прерывая мокрый поцелуй и вжимаясь в бёдра Стаса своим стояком. Тому́ новое положение их ртов и языков категорически не понравилось, и он потянулся за новой порцией удовольствия, но Богдан, звонко чмокнув Стаса в раскрасневшиеся губы, увернулся и засмеялся: — Не жадничай… — Отстань. — Да? Отстать? — гадёныш сделал вид, что хочет вывернуться из объятий, но Стас схватил его за такую вожделенную задницу и прижал к себе сильнее, вырывая тихий-тихий стон. Какой же сладкий и мягкий был этот стон. Невыносимый. — Я попросил всех не провожать нас, но не уверен, что они долго продержатся… — Тогда едем ко мне. Эту фразу Стас говорил за свою жизнь, наверное, не один десяток раз, но только сейчас понял, что звал к себе абсолютно не тех людей. И как теперь продержаться до дома и не зацеловать его во все мыслимые и немыслимые места прямо здесь и сейчас? — И ты даже не сбежишь, как всегда это делаешь, добившись чего-то? — уже совсем серьёзно сказал Богдан и мазнул по его щеке губами, заправляя холодными пальцами выбившиеся из слабого хвоста чернильные пряди. Разве он его добивался? Разве сделал хоть что-то, чтобы вообще заслужить к себе даже толику доверия? Стас заглянул в тёмно-синие, блестящие как мокрый камень глаза, и решил: больше никаких восхождений. Отцепить ремни и ослабить карабины. Ведь его главная победа давно упала ему в руки сама. Нужно только держать.

***

(1) Гималайский (экспедиционный, осадный) стиль восхождения — один из способов (стилей) достижения вершины горы в составе группы или соло. Характеризуется долгой организацией и тщательной подготовкой с системой промежуточных лагерей. Проще говоря, терпеливая и последовательная осада жертвы измором=)