Next Time

— Ты точно такой же, как и мы. Хьюи чувствует дыхание Билли на своих губах. Незначительная деталь, маленький признак нарушенного личного пространства, а он зачем-то цепляется за это чувство. Смотрит, не отрываясь, на уже закрытый рот, и наверняка со стороны выглядит так, будто скоро у него начнется паническая атака. Билли, кажется, насрать. Он, наверное, собирается отойти: отступает на полшага и чуть разворачивается, но Хьюи, тот самый малыш Хьюи с паническими атаками, не даёт ему сделать это. Он хватает Билли за отвороты пальто мертвой хваткой; Билли сейчас мог бы использовать любой из своих приёмов, дерётся он отлично: по лицу или в живот, или даже в пах, Хьюи полностью открыт. Мог бы, не бьёт, а смотрит непроницаемыми темными глазами вглубь, и конечно же видит. Хьюи разбивает губу, когда впечатывается ртом в чужой рот. Билли сдавленно шипит и дергает его за волосы, стараясь то ли оттолкнуть, то ли направить. Скорее второе, потому что для недовольного положением парня он как-то очень заинтересованно вылизывает Хьюи рот, а его колено каким-то магическим образом оказывается между чужих бёдер. Хьюи мычит что-то отдалённо похожее на протест в рот Билли, но тот только добавляет к колену свою руку, сжав через джинсы стоящий (от поцелуев, черт, как у подростка!) член. — Если ты думаешь, что я не смогу тебя трахнуть, то ты сильно ошибаешься, пацан. Фраза отрезвляет Хьюи настолько, что даже возбуждение отступает. Он отодвигается ровно настолько, на сколько позволяет стена позади и озадаченно моргает несколько раз. — Подожди, как мы к этому пришли?! Билли только зубасто улыбается — скорее скалится, если быть точным — и склоняет голову к плечу. — А ты думал, что мы разойдёмся на взаимной дрочке? Если честно, Хьюи вообще ни о чем не думал в тот момент, когда посчитал лучшим решением горячо сосаться с мужиком вдвое старше (Билли, мать его, Бутчером, окей?). Что-то вроде разрушительного и неконтролируемого импульса, как землетрясение или цунами: слепое, бесцельное разрушение. Но теперь, когда острое ощущение собственной извращенности сходит на нет — что её вызвало, слова Билли, или, может быть, его близость, или всё сразу? — ситуация больше не кажется правильной. Да что там, она пиздец какая неправильная. Где-то на отметке «охуеть какая ебанутая». Билли откровенно насмехается, но не спешит отодвигаться или как-то исправлять положение. Ему вообще, кажется, ни одна ситуация в мире не кажется безвыходной или неприемлемой. А уж тем более та, где он сунул свой язык в рот другому мужику с такой готовностью, будто сто лет ждал. Хьюи досадливо морщится от проскользнувшей жалкой мыслишки: «А может ждал?». Как будто это может быть реальностью. Как будто это его должно волновать. Но волнует же. — Нет, не разойдёмся, пацан, — Билли склоняется к уху Хьюи, которое и так уже пылает, и шепчет: — Я тебя трахну, пацан, и кончу тебе в задницу, — он молчит несколько секунд, тяжело, сбито дыша, и добавляет. — И ты этого хочешь. И, блядь, он прав. Хьюи хочет трахаться так, что сводит скулы. Желательно, трахаться с этим мудаком, и уже неважно как и в каком месте, хоть бы и тут, среди всякого хлама, прижатым к стене лицом. Билли тихо смеется, явно заметив изменявшуюся частоту дыхания и участившийся пульс. Он не Хоумлендер конечно, у него нет рентгеновского зрения или ещё какой-то сверхсилы — полную, глухую ёбнутость ещё не внесли в список суперспособностей, а зря — но он буквально вжат в Хьюи всем телом. Трудно не заметить в таком положении. Хьюи чувствует чужой крепкий стояк своим бедром, и каждое неловкое движение рождает маленькие взрывы в солнечном сплетении. Ему, блядь, нравится, как Билли возбуждён. Нравится ощущать укусы на своей шее, недостаточно сильные для синяков, но ощутимые. Почти болезненные. Хьюи, забывшись, тянет Билли за волосы рывком, за что всё же получает синяк чуть выше ворота футболки. Билли низко, гортанно стонет, а затем проводит по следу своих зубов языком. — Не поможет, — шепчет Хьюи зачем-то и закусывает губу до боли, когда Билли повторяет мокрое, широкое движение. — Блядь, блядь… Полный бесповоротный пиздец. Как первый мокрый сон, только вместо блондиночки на пару классов старше поехавший на голову охранник, который стоит на входе в школу. Или учитель физкультуры с очень странными методами обучения. Хьюи трясет головой, чтобы избавиться от идиотских мыслей. У Билли свои способы привлечь внимание. Он вплетается пальцами во вьющиеся на затылке волосы Хьюи и довольно резко дергает, заставляя отклонить голову; Хьюи чувствует, как в уголках глаз вскипают неожиданные слёзы. Боль не отрезвляет. Блядь, да сейчас даже вся Семёрка во главе с воскресшим Прозрачным не отрезвила бы, наверное. Хьюи стонет сквозь сжатые зубы — а может это больше похоже на жалкий скулёж, какая разница? — и отчаянно ищет за что ухватится, потому что ноги отказываются держать. Он хватается за бока Билли, цепляет пальцами шов идиотского пальто; жесткая ткань неприятно трет пальцы, раздражая. Хьюи одергивает руки, машинально, незаметно для себя, оскалившись, и суёт ладони под цветастую майку. Царапает ногтями обнаженную кожу — Билли коротко рычит, но целовать чужую шею не перестаёт — и притягивает Билли к себе ближе, вжимая в своё тело. Так. Блядь. Хорошо. Хьюи не думал, что может быть так приятно, когда тебя вжимает в стенку массивное, совершенно точно мужское тело. Определённо точно очень возбуждённое мужское тело. Билли наконец добирается до рта Хьюи и втягивает в мокрый поцелуй, какой-то слишком развязный и не очень-то аккуратный. Они сталкиваются зубами, пытаясь перехватить инициативу, и это становится похожим на попытку подраться в очень странной манере, но тут Билли подается бедрами, проходясь ширинкой точно по стоящему члену Хьюи, и тот теряет всякий запал показать, кто тут альфа. Впрочем, это вообще никогда не было особым секретом. Он растерянно охает, приоткрыв рот, и беспомощно скользит пальцами по влажной коже на спине Билли, в попытке то ли просто удержаться, то ли подтянуть ближе. Билли больше не улыбается. Он сипло, сбито дышит Хьюи в шею, продолжая двигать бедрами; одна его рука сжимает чужое бедро почти до боли, вторая всё ещё лежит в волосах, но уже не тянет. Нет смысла — Хьюи сам откидывает голову так, что скоро позвонки хрустнут, но его сейчас мало волнует здоровье позвоночника. Он ловит неспешный ритм и подается навстречу, совсем немного, почти незаметно, но от этого незаметного движения Билли тихо охает и снова больно кусает открытую шею. Хьюи знает, что долго не протянет, хотя это не дотягивает даже до взаимной дрочки. Он опускает руки ниже, на задницу Билли, и вынуждает двигаться резче — впервые за это время действительно управляет этим мужиком, охренеть, и Билли слушается! — резче и плотнее. Ему охуенно сильно нужно больше, всё, что Билли может дать; от невнятных, неоформленных мыслей рот наполняется слюной, а напряжение внизу живота наконец взрывается, проходя волной от пальцев на ногах до макушки. Хьюи тихо стонет, содрогаясь, и кончает в штаны, даже не прикоснувшись к члену. Билли сжимает зубы на его плече и сдавленно мычит, не пытаясь отстраниться. Хьюи не знает, о чём говорить после такого. Он ждёт, что скажет Билли, но тот, кажется, все еще переживает собственный оргазм и не хочет никаких бесед. Или покурить. Что-нибудь, чтобы прояснить — всё нормально или полный пиздец? Наконец, спустя несколько долгих минут, Билли отталкивается от стены и отходит на несколько шагов. Он зачем-то зачесывает влажные волосы назад и очень пристально смотрит тёмными глазами на Хьюи. — Пацан, — начинает он, едва заметно прищурившись. Хьюи чувствует, как напряжение сковывает мышцы. Молчание затягивается, и за этот липкий страх внутри хочется врезать Билли, врезать себе, а потом застрелиться. Билли наконец выдыхает, а потом очаровательно улыбается. — В следущий раз я тебя выебу, — довольно говорит он, будто эта мысль очень долго зрела в его мозгу. — И я думаю, что он наступит действительно скоро. И лучше бы это так и было. Потому что теперь Хьюи знает, что он больной извращенец. И ему это нравится.