Летние мальчики

Кроме ослика и кошки в доме вскоре появились ещё два зверя. К восьмилетию Дадли тётушка Мардж подарила черепашку, обыкновенную греческую, или средиземноморскую, понаблюдав за которой, Дадли впал в депрессию — черепаха оказалась невероятно скучной, всё, что она делала, это жевала листья салата и одуванчика, всё остальное время черепаха спала, спрятав голову и лапы в панцирь. Ну почему она не крокодил?! Гарри услышал и покрутил пальцем у виска: — Ты сдурел, Дадли, какой тебе крокодил? Полтонны злости и пять-семь метров когтей и зубов? Да он тебя доест и не заметит. — Сколько-сколько чего?! — восхищенно переспросил Дадли, азартно засверкав голубыми глазками. И тут же мечтательно выдохнул: — Хочу дракона! Комодского. Гарри вздохнул и покачал головой: — Нельзя, Дадли. Власти Индонезии запретили вывоз драконов с острова Комодо. Даже Китаю фигу показали, отказали им в продаже, а ведь китайцы предлагали миллион юаней за детеныша. Дадли сник, тоскливо-скучающе посмотрел на никчемную черепаху в аквариуме и вдруг тоненько взвыл-запричитал: — Хочу нормальное животное! Большое и зубастое! Крокодила, дракона, игуанодона!.. Последний зверь, конечно, давно вымер, но Гарри не стал поправлять брата, понимая, что тот просто в запале произнес это. Нормальное животное, большое и зубастое, появилось у них совершенно случайно. Петунья повезла в ветклинику сильно постаревшую Мелодию, у кошки по какой-то причине раздулась мордочка, а соседка, миссис Пламтон, уверенно заявила, что это абсцесс. Сидя в очереди за мужчиной с огромным берном на поводке, Петунья невольно слушала разговоры посетителей, из которых уяснила, что мужчина привел пса на усыпление, потому что того потребовала жена — у их ребёнка обнаружилась аллергия на собачью шерсть. Мужик смотрел в пол и горько вздыхал, здоровенный трехцветный зенненхунд шумно пыхтел, вывалив из пасти розовый язык длиной в две ладони… Мужчина с сиамской кошкой на руках неодобрительно покачал головой и заметил, кивая на собаку: — Пощадил бы ты его. Зачем усыплять? Щенок же ещё… Петунья невольно покосилась на четвероногого исполина — это щенок?! — и передернулась, представляя, до каких ещё размеров должен вырасти этот песий великан. — Ну, дык… — горестно развел руками собаковладелец. — Я ж того, пытался его пристроить, но никто не берет, всех пугают его размеры. Сразу спрашивают, сколько он ест. — И сколько? — поинтересовался хозяин сиамки. Но владелец берна не ответил, только удрученно рукой махнул. — А на племя его нельзя продать? — не унимался кошковладелец. — Так он нечистокровный, — пожал плечами хозяин пса. — В его предках ньюф затесался. Отсюда и размеры… — Ну… тем более жаль! — подвел итоги хозяин кота. — Ньюфы и берны отличные няньки для детей. Следят за малышами как вторые мамы. Петунья навострила уши и с интересом посмотрела на щена-переростка. И вдруг с удивлением поняла, что пёс ей нравится: белая морда с широкой проточиной на лбу, добрые карие глаза, ржаво-кирпичные подпалины и глянцево-вороная шерсть. Стало даже жалко, что такое прекрасное животное может погибнуть просто потому, что у кого-то аллергия на собак, а само оно непозволительно большое. За это же не убивают! Ну, ветеринар оказался порядочным человеком, усыплять пса он не стал, а просто определил его в питомник при клинике же, авось кому-нибудь приглянется. И приглянулся-таки! Уже через час зашла строгая мадам, назвалась миссис Ранкорн и спросила, может ли она взять вот этого черного льва? Звериный доктор расплылся в улыбке и сообщил, что она угадала с кличкой, пса действительно зовут Лео и ему семь месяцев, по сути он ещё щенок-подросток… Так что домой Петунья вернулась с огромной собакой на поводке и кошкой под мышкой. Дадли вытаращил глаза и смешно открыл рот, глядя на пса чуть поменьше лошади. Это странно, но он оказался даже больше осла. Альберт офигел и растерянно спросил Петунью: — Что это за крокодил? Или я тебе как муж уже надоел? — Что ты имеешь в виду? — насторожилась жена. — А зачем ещё женщины кобелей заводят? — глубокомысленно изрек супруг. В ответ Петунья огрела его полотенцем и с руганью погнала на кухню. После курса специальной дрессировки Лео стал компаньоном-сопровождающим для Дадли, подбирал упавшие предметы, подавал кассиру кошельки, снимал с полок в супермаркете нужные вещи, до которых Дадли не мог достать. На него даже надели попонку с кармашками и мягкими ручками, за которые Дадли мог держаться, когда пёс втаскивал коляску вверх по пандусу. Тем же летом в соседний дом в паре миль от Ранкорнов въехали новые жильцы. Это были приятной внешности люди — муж, жена и их маленькая дочь. Насколько мальчики могли рассмотреть издали, они все были каштановолосыми, а девочка очень лохматой и по виду их ровесницей. Пока с ней не получалось познакомиться, девочка на улице почти не показывалась, и то только в присутствии родителей, а при них как познакомиться? Так что ребята просто набрались терпения и решили подождать до школы, а пока ограничились старыми друзьями и соседями, ведь у Яна Маркуса тоже была собака, лабрадор-ретривер по имени Юпитер, который был поводырем для своего маленького слепого хозяина. И отличным товарищем по играм для Лео. Дети в середине дня обязательно собирались у Дерева. Это был огромный раскидистый дуб, росший на чьем-то выгоне среди полей. Его кургузые корни были отшлифованы до бархатной нежности, а к самой толстой и прочной ветви кто-то в незапамятные времена привесил простые деревянные качели на веревках. Это Дерево служило местом встреч для всех ребят с окрестных домов, здесь договаривались о встрече, сидели, проводя пикники, и просто общались. С новой девочкой, как и предполагалось, удалось познакомиться только в школе… правда, на представлении классу она явно хотела сбежать. Дадли и Гарри наконец-то узнали, что её зовут Гермиона, выглядела она очень запуганной, даже затравленной, всего боялась и от резких звуков сворачивалась почти в позу эмбриона, прикрывая руками голову. Не очень понятно было, чем она больна, здоровых-то в классе не было, но увидев её реакцию, с ней общались аккуратно, чтобы не напугать. Гарри подошел к ней с предложением дружить, но, встретив первобытный ужас в глазах девочки, не смог сразу начать разговор. — Тебя Гермиона зовут, да? — не нашел ничего лучше, чем спросить, он. — Д-д-да, — заикаясь, ответила девочка, вжимаясь спиной в стенку и нервно озираясь, явно думая, как убежать. — Если тебе неприятно, скажи, я уйду, — весьма смущенный её реакцией, предложил Гарри, и девочка уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут подъехал Дадли. — Не бойся ты нас, — сказал он покровительственно, — мы не страшные совсем, даже братец, — Дадли кивнул на Гарри. Гермиона посмотрела на Дадли, на Гарри, на минуту задумалась и тихо сказала: — Мне не неприятно, мне страшно… — Не бойся, мы можем тебя от всего защитить, ты же наша соседка… — так же тихо сказал Дадли, и Гермиона резко взметнула взгляд на него. Протянув ей руки, мальчики одновременно сказали: — Ну что, мир? Это выглядело так уморительно, что Гермиона неожиданно улыбнулась, кивнув и беря их за руки. Так они и подружились. Позже, когда страх отпустил девочку и она стала больше доверять мальчикам, Гермиона рассказала свою историю. Она была обыкновенной девочкой, просто очень любила учиться, читать и соблюдать правила. Твердо уверенная в том, что в книгах пишется правда, а учителя — самые мудрые, она рассказывала учителям о нарушениях правил, пока какой-то молодой учитель не предал её доверие. Он поведал всей школе, кто рассказывает об их проступках, и для Гермионы начался ад. Её обзывали стукачкой и ябедой, щипали, не давали прохода… Травили от души дурными шутками, рвали одежду, задирали юбку, исподтишка поколачивали, таскали за волосы… Учителя только посмеивались, глядя на этот детский беспредел. Однажды её поймали старшие школьники и долго издевались, вытворяя такое, о чем Гермиона не могла рассказывать, только заикалась и плакала. Сказала, что от тех издевательств потеряла сознание. Очнулась она тогда, когда школьники разбежались, испугавшись содеянного. У неё были сломаны руки и ребра, было очень больно шевелиться и дышать, кричать она не могла, а только сипела. Какая-то бабушка услышала её, подошла и, ужаснувшись, вызвала полицию. Теперь Гермионе постоянно страшно, она боится, когда много людей, боится детей, боится прикосновений, боится темноты и раздеваться. Когда погода портится, у нее болят ребра и руки в суставах. Больше учиться в той школе она не могла, и её перевели с посттравматическим синдромом и деформирующим артрозом. Ну, так записано в её медицинской карточке… А что это такое, она не знает. Ей даже временно дали инвалидность, потому что состояние такое. С чем они, кстати, и переехали из другого графства. Офигевшие от её рассказа мальчишки переглянулись, Дадли, сжав кулаки, емко высказался, вложив в эти два слова весь накал своего негодования: — Н-ну сволочи!.. Потом Дадли ей рассказал о себе и о Гарри. Гермиона чувствовала что-то такое в Гарри, поэтому начала ему доверять. Им даже разрешили сидеть за одной партой втроем. Однажды папа Гермионы, приехав за дочерью, увидел, как она открыто и радостно общается с мальчиком, страшно удивился, а когда всё понял, то долго тряс руку Гарри, говоря «спасибо» буквально со слезами на глазах. Шли дни, недели, Гермиона оттаивала, видя, как к ней относятся, перестала напоминать бледный призрак, а была вполне живой и бойкой девочкой. В школе не принято было повышать голос на детей, что благотворно влияло на крошечную восьмилетнюю малышку. Она с удовольствием ходила в школу и забывала весь тот ужас, который пришлось пережить в прошлом. Гермиона запомнила, что доверять всем взрослым глупо, как и детям. Теперь она больше никогда не будет самоуверенной заучкой. А тот факт, что ей больше не нравятся юбки и платья… не так важен, правда? Они часто гуляли вместе, все втроем. Гермионе нравилось общаться с Дадли и Гарри, они удивительно много знали об окружающем мире. Правда, в своих прогулках они старались ходить там, где поменьше людей, чтобы не подвергать стрессу Гермиону. Бывало так, что они встречали других ребят, и не только из школы, но тогда разговаривали мальчики, прикрывая собой Гермиону, которая любопытным котенком выглядывала из-за плеча Гарри. Так было и в этот раз. Прогуливаясь после уроков и обсуждая основную теорему алгебры, в которой подобно Milky-Way в молоке свободно плавал Гарри, им довелось повстречаться с незнакомыми ребятами. Дадли, радостный от окончания математики, откровенно ему не дававшейся, двинулся вперед, на ходу прикидывая, кого бить первым. — Посмотрите, кто здесь! — воскликнул один из встреченных, но его друзья начали ему что-то шептать на ухо. Парень поднял вверх руки: — Мы пришли с миром! Казалось, что в этой фразе кроется издевка, но нет, он действительно не хотел драки. Ребята подошли к Гарри, Гермионе и Дадли, чтобы познакомиться. — Какая красивая девочка, — попытался приблизиться поближе один из встреченных ребят, но… Возможно, он хотел сделать комплимент или пожать руку, но в этот момент Гермиона, которая терпела вблизи только родителей, врачей и Гарри с Дадли, громко завизжала и что-то сделала. В глазах у Гарри потемнело, но не успел он толком испугаться, как обнаружил, что они оказались прямо перед своим Деревом, а Гермиона упала в обморок. Подхватив ее на руки, Гарри оглянулся на свой дом и понял — не донесет, посадил её на колени Дадли и, крикнув: — Подержи её! — бросился к дому, отчаянно зовя: — Папа! Альберт, услышав вопли сына, торопливо вышел на веранду, сошел по пандусу на дорожку и широко пошагал навстречу. Гарри с разбегу врезался в отца, затормозив с его помощью, попытался отдышаться от быстрого бега, ну а пока он собирался с дыханием и мыслями, отец неторопливо оглядел его на предмет повреждений. Не найдя ничего страшного вроде синяков и переломов, скорбно уставился на сына, кротко дожидаясь его новых историй. Гарри наконец продышался и потянул его за руку: — Пап, пойдем скорее, там Гермиона без сознания упала… Услышав, что кто-то упал без сознания, Ранкорн ускорил шаг. Потом побежал, когда понял направление. Забрав с колен Дадли девочку, он озадаченно спросил: — Кто эта маленькая мисс? — Гермиона… Рейнджер, — запнулся на её фамилии Гарри, потом махнул рукой в сторону: — Она из того дома, из «Серых стволов». Ранкорн кивнул, прижал бесчувственную малышку к груди и размашисто зашагал в указанном направлении. Гарри покатил коляску с Дадли следом. Когда дошли, их, наверное, из окон увидели, потому что родители поспешно вышли навстречу. — Что случилось? Разве она не в школе? — в голосе кареглазого отца девочки слышался страх, и Альберт на ходу буркнул: — Сам не знаю, что стряслось, может, мальчики расскажут. Помогите им с коляской. Гермиону уложили на диван в гостиной, а так как она была всё ещё без сознания, то три пары глаз вопросительно уставились на Гарри и Дадли. Гарри неуверенно начал, сам не зная, как это всё объяснить: — Ну… она вроде как парней испугалась. Больших. Испугалась и завизжала, а потом… потом… — он смолк, растерянно оглянувшись на Дадли, тот почесал правую культю и буркнул: — Она нас телепортировала. Вот на что это похоже. Гарри с облегчением закивал, подтверждая слова брата. Грейнджеры растерянно уставились на дочь, за их спинами Альберт глухо проговорил: — Надеюсь, вы в курсе, что ваша дочь — волшебница? — Это так называется? — спросил Денвер Грейнджер, папа девочки. — Мы думали, что у неё нечто вроде экстрасенсорных способностей. Примерно с четырех лет она начала чудить, вещи взглядом передвигала, занавески поджигала. Мы считали, что она владеет даром телекинеза и пирокинеза, а теперь у неё ещё и способности к телепортации проявились? — Ну… можно и так сказать. Только мы попроще объясняем: ваша дочь — волшебница и в одиннадцать лет она получит письмо из Хогвартса.