Hide and seek

      Последнее, что видит Акинори - это кривая ухмылка Куроо, а затем его кожи касается холодная ткань, и все вокруг погружается в темноту.       Тут-то и наступает момент, когда он должен спросить у самого себя, как они, все-таки, к этому пришли?       Когда они заговорили про прятки, у Акааши загорелись глаза, но он не сказал ни слова - старая привычка, сохранившаяся еще с Ирландии, которая постепенно начала сходить на нет еще в том лесу, но до сих пор давала о себе знать.       Коноха любил наблюдать за тем, как они меняются. Каждое дело оставляет на тебе след, иногда шрамами, иногда ярчайшими воспоминаниями, смертями своих коллег, сувенирами, если угодно. Их следом, личным следом Бокуто - стал Акааши Кейджи. След Конохи от этой судьбоносной поездки, нечто значимое, что он увез из Ирландии - ломкое неосознанное чувство привязанности, которое за год успело разрастись, и превратится во что-то непреодолимо большое и безнадежно неправильное. И сейчас тот, кто этот след оставил, сидел напротив него в кресле, и хмурил брови. Дайшо был недоволен - то ли потому, что играть с этими дураками в их глупые игры он совсем не хотел, то ли потому, что идею предложил Куроо. Он пересекается с Конохой взглядами, и голос Тецуро медленно тает, словно кусочек масла на сковороде - Акинори улыбается ему уголками губ, а Дайшо в ответ переводит взгляд. Ему остается только вздохнуть - с Дайшо порой бывает трудно.       - Мы все заслужили хотя бы чуть-чуть побыть беспечными, разве нет? - Бокуто активно кивает, и Тсукишима только загадочно улыбается. Он всегда выглядит так, словно знает что-то, чего не знают другие, но сегодня Коноха отчего-то уверен в этом сильнее, чем обычно. - Дайшо, будь здесь хоть кто-нибудь, настроенный так же негативно, как ты, я бы еще подумал.       Тецуро прикрывает глаза, но в его улыбке нет ни раскаяния, ни сожаления, ни желания идти на компромиссы. Сугуру глядит с демонстративным упрямством в глубине тонких зрачков, он ждет, что Акинори его поддержит. Ждет, что он согласится с ним.       - Знаешь, я, вообще-то, - Тянет Коноха, смело встречая его взгляд, и не отрываясь ни на мгновение, продолжает: - Совсем не против. Иногда, он почти обижается, и с таким же упрямством думает - пусть трудно будет и со мной.       А затем все это приходит к совершенно неожиданной развязке. Как всегда - тучи сгущаются незаметно, чудовище подкрадывается сзади, тени становятся глубже и чернее, пока ты глядишь по сторонам, но не можешь нащупать самое главное. Куроо завязывает ему глаза, и все вокруг Акинори становится черным. Ассоциации с темными комнатами у него не самые лучшие - темнота напоминает о Йокогаме, об опасности, и смерти. Но кроме этой темноты нет больше ничего враждебного - ни шорохов по углам, ни вспышек мелькнувшего белого платья за следующим поворотом.       По правде говоря, единственное, что Коноха слышит - это скрип ступенек, и заговорческий шепот Бокуто, который тянет Акааши прочь из гостинной. И щелчки, попытки зажечь сигарету - за ними-то Коноха и следует, словно шагает по хлебным крошкам.       - Библиотекарь, ты выбрал не самую лучшую жертву, знаешь? - Сугуру вздыхает, и едва слышно переступает с ноги на ногу, шагая дальше, чтобы Акинори не смог к нему прикоснуться.       Ориентироваться на слух, когда перед глазами только темнота, а тот, кого ты пытаешься поймать даже дышит бесшумно - теперь кажется Акинори совсем глупым. Он вытягивает руки перед собой, стараясь нащупать хоть что-нибудь, но с каждым шагом снова и снова натыкается только на пустоту. Он даже не уверен, что Дайшо все еще находится с ним в одной комнате - может быть он давно ушел, решил бросить эту глупую игру, и его, Коноху, тоже. С него станется.       - Су..? - Он пробует шепотом первые буквы чужого имени, слышится как нечто сокровенное, скользит с языка непривычным шипением - и тут же обрывается прерывистым вздохом, когда Дайшо проскальзывает у него за спиной, касаясь шеи своим теплым дыханием.       - Я здесь, - Акинори разворачивается так резко, как только может, но снова не успевает его коснуться. Как его голос может звучать так успокаивающе и так насмешливо одновременно, чего в этом голосе больше - он не думает. Коноха хмурится под повязкой, Куроо бы сейчас сказал, что он обижается как ребенок, но ему, вообщем-то, все равно, что сказал бы Куроо - он первый, кто решил бросить его одного в полной темноте, схватил Тсукишиму за руку, и скрылся на втором этаже. Коноха слышал, как скрипели ступеньки.       Дайшо где-то перед ним, не издавая не единого звука переступает с одной ноги на другую, шагает то ли в лево, то ли вправо - от его присутствия нет ни шума, ни ощущения, ни тепла - только запах, да и тот совсем слабый. Пытаться к нему прикоснуться, все равно, что изо всех сил стараться схватить свою собственную тень, или сжать между пальцев солнечный луч, но Акинори все равно попытается.       - Давай, Коноха-кун, тебе осталось совсем чуть-чуть, - Противным заботливым голосом сообщает Сугуру, делая еще один шаг назад. Коноха следует за ним, опираясь только на слабые предчувствия. Лишившись зрения он теперь выглядит совсем беспомощным - скользит в теплых цветных носках по досчатому полу. Неповоротливый, лохматый, и очень смешной.       Дайшо пользуется моментом чужой слабости, ведь у него сейчас столько преимуществ. Не смотря на то что в его голосе звучит ухмылка, он почти улыбается - так мягко, как улыбаются близким людям и дорогим друзьям, и не смотря на то, что он продолжает его дразнить, взгляд у Сугуру мягче, чем обычно.       Он не солгал, Конохе и в правду осталось совсем немного - Дайшо не отходит далеко, достаточно только руку протянуть, и он сможет его коснуться.       - В прятки не, - Акинори делает еще один шаг, ноги его не предают, и стоят крепко, - Так играют! - Он знает, что где-то здесь был невысокий порог, но надеется, что Сугуру не даст ему упасть. - Тебя что, в детстве не учили?       - Да как-то, знаешь, некому было, - Дайшо делает шаг назад, намерено наступает на скрипящую половицу. - Никогда не думал, что в таком возрасте пробел в этой области так сильно по мне ударит, - Коноха надувается, стараясь не улыбнуться в ответ. Голос у Дайшо насмешливый и спокойный, а лица Акинори под повязкой разглядеть не может.       - Ты не должен был дать мне так легко себя обнаружить! - Он опирается правой рукой об деревянный стол, очерчивает угол кончиками пальцев, чтобы не удариться об него, когда он будет делать следующий рывок. Про себя, Коноха, конечно, радуется, что хотя бы так - с завязанными глазами, играя в детскую игру, он становится ближе к Дайшо - физически, или чуточку по другому. Какая разница? Он знает - с Дайшо трудно. Он не умеет извинятся, дает обидные клички, скорее умрет чем прямо скажет, чего именно он от него хочет. Каждый раз, когда Акинори пробует коснуться его сокровенного, Сугуру захлопывает перед его носом метафорическую дверь. И ему приходится учится быть внимательнее к деталям, учиться собирать кусочки чужих откровений в одну картину. Учиться искать самому, или видеть тогда, когда другой бы не разглядел. Правда в том, что для кого-то еще так стараться он бы точно не стал. Может быть Акинори страшный дурак, но он почти верит в то, что Дайшо именно за это качество его и... Ценит. - Хотя нет, знаешь, продолжай говорить. Чем быстрее я тебя поймаю, тем быстрее смогу снять это со своего лица.       - А кто радовался, когда Куроо-кун предложил играть в прятки? - Дайшо поднимает брови, но Коноха этого, конечно, не видит.       - Я ведь не знал, что мне придется искать в слепую? - Пробует Акинори, делая еще один шаг. Дайшо перестает отступать, ожидая своей участи. Быть пойманным - страшно, но не так, как обычно боятся чего-то ужасного, скорее это нечто в его голове. Но, - думает Дайшо, - Если меня поймает Акинори... И не произносит не вслух, ни мысленно, но с предвкушением осознает - это, возможно, не так уж и плохо. - Справедливости ради, это уже не совсем прятки, ты знал...       И в следующее мгновение он натыкается руками на живую преграду, вытянутые пальцы хватают чужой свитер, под ним - еще один. Ну точно Дайшо-кун. Акинори поднимается руками выше, в слепую ища плечи, чтобы было на что опереться, цепляется за них, подтягивая сначала одну ногу, потом другую, встает почти ровно.       - Поймал, - Довольно тянет он, щурится под повязкой. Даже теперь, стоя вплотную к Дайшо, Конохе кажется, что в комнате больше никого нет. Может быть, - упрямо думает он, поджимая губы - чтобы поверить в победу, нужно увидеть ее своими глазами - и тянется к лицу, чтобы снять этот дурацкий кусок ткани и посмотреть ему в глаза.       Дайшо перехватывает его руку на пол пути, ладони у него холодные и длинные, было бы интересно продвигаться от кончиков пальцев и до самого плеча собственными руками, ориентируясь только на осязание. Он забывается, думая об этом, т попросту пропускает момент, когда что-то теплое касается его губ.       Коноха не знал раньше, но у поцелуя с Дайшо-куном вкус почти по-детски торжественной победы и какао с корицей. Он волнующий, но ожидаемый, спокойный, но до странного эмоциональный. Только эмоции эти ни словами - они в том, как он сжимает между пальцами чужой свитер, в том, как закрывает глаза, забыв, что у него на лице повязка, они в том, как его тянут ближе к себе, и как мягко касаются губ, спрятав острые клыки.       - Предлагаю сделать вид, что ничего этого не было, - Шепчет Дайшо, все еще не отстранившись, но не успевает Акинори испугаться и замереть, как он тут же продолжает. - Найти Куроо, испортить ему вечер, и заставить водить.       - Это ведь совсем не честно, - Тихо смеется Коноха, все-таки снимая повязку с глаз. В первые мгновения свет бьет в глаза острыми кольями, и с непривычки он не может долго держать их открытыми, щурится. Дайшо так близко, что, кажется, стоит Конохе еще раз моргнуть, и он заденет его щеки своими ресницами. Здесь, стоя друг к другу почти вплотную, Коноха чувствует себя так, словно они одни посреди холодной зимней ночи, но им на удивление тепло и уютно, и вовсе нет нужды не в стенах ни в крыше, и снежинки, летящие мимо словно иглы, которые должны жалить кожу холодом, только тают едва касаясь их. Акинори спокойно, что-то шелестит между ребер щекоткой, почти пробирает, и стоять рядом с Дайшо ему хорошо.       Но выстроевщаяся атмосфера рушится, с подачи Куроо, который чуть ли не вваливается в комнату, не прекращая говорить ни на мгновение.       - Коноха, ты собираешься вообще..? - Он замирает, и лицо его лишается последних крупиц веселья или возмущения. Ухмылка стекает с губ Куроо, и он перестает походить на себя, стоит в дверном проеме, неловко расставив руки, и пытается найти слова. Коноха переглядывается с Дайшо, прежде чем снова повернутся к Тецуро, и на его лице появляется что-то среднее, между озорством и смущением - удивительная, как считал Сугуру, смесь, характерная лишь для него и лишь в таких ситуациях.       - По крайней мере, - Коноха мнет свою повязку в правой руке. - Это не самое худшее, за чем ты нас заставал.