И самые тёмные тучи рассеиваются

Поздно считать ошибки — никто не даст тебе новой попытки Поздно молить о смерти — кричи, не кричи — никто не ответит Поздно, послушай, не ты ли хотел быть один? Властелин Ничего? Отзовется одно лишь эхо — ни женской улыбки, ни детского смеха не будет отныне, Ты один в холодной, мертвой пустыне. Поздно, послушай, уже не спасет никого Властелин Ничего. Поздно…

      Голос поверженной Такхизис ещё звучал в его голове, словно убивая его, даже не прикасаясь, не показывая видений и совсем не скрывая правду. Пепел под ногами простирается вдаль до бесконечности. И в чём ошибка? Маг мучился, сопротивлялся воспоминаниям, саднящим как открытая рана в его голове. Он словно пылал в огне, но вокруг него не было ни одного источника тепла.       Рейстлин шел в какую-то сторону, сам не понимая куда, оставляя свои следы на песке холодной и мрачной пустыни. Взглянув туда, где должно быть Солнце, он видел лишь темные серые тучи.       «Ты не прошел испытание состраданием…» — голос проклятой и побежденной Темной госпожи не мог оставить мага. Сострадание? Рейстлин шёл дальше, отказываясь даже думать о своих ошибках. В чем была его вина? Может быть в том, что он изначально знал, что на Кринне всё поделено на белое и черное, ах да, и еще красное, хотя мир настолько многогранен, что такое деление лишь разрушает его, но это лишь жалкие отговорки и банальное нежелание подумать о своих поступках.       Странно, что он не пал раньше. Хотя мир пал именно благодаря Рейстлину, поэтому ему уже ничего не стоит судить иных Богов за нецелесообразность. Посмотреть на свои поступки? Нет, и еще раз нет. Маг на мгновение остановился и закрыл глаза. Он страдал всю свою жизнь, лишь магия помогала ему чувствовать себя живым.       Чтобы выжить в жестоком мире, нужно стать жестоким, не так ли? И он выжил.       Он вспоминает эту жалкую монетку, так изящно и красиво вертящуюся по его рукам. Это был его любимый фокус, состоящий отчасти из ловкости рук, нежели из колдовства. Он вспоминает, как зачарованные этим зрелищем обидчики решили не трогать несчастного, тощего мальчишку. Он нервно улыбался, когда они снова остались довольны его представлением, но понимал, что так не может продолжаться вечно. И наносимые обиды и магия станут сильнее. Время текло, как ледяной песок под ногами Рейстлина, и маг уже не считал обидчиков обидчиками, лишь жалкими, глупыми и навеки обреченными на несчастное существование в этой деревушке, людишками. Он выше них, его духовная составляющая преобладает над всеми ими. И даже над собственной матерью, которую он счёл слабой.       «Вернись домой!» — его собственный голос болезненно отталкивался от иных мыслей, бегущих в его разуме. Рейстлин опустился на колени и закрыл лицо руками. Песок с ног до головы окутал мужчину, как будто маг пытался скрыть свои переживания от кого-то еще, на мгновение забывая, что он один. Он больше не может притворяться.       Мама. Заботливая и любящая жена и мать, пока отец не умер. Она обратилась к колдовству, темной магии и не смогла подчинить ее себе. Маленький мальчик сидел у ее постели, когда она корчилась в агонии и отдавала свою душу Такхизис. Он чувствовал эту ужасно пугающую силу, от которой все тело матери дрожало. Ее стоны, нечленораздельные слова и мечущиеся в безумии глаза — смотреть на это было больно, но Рейстлин смотрел. Сердце мальчишки покрылось сталью, казалось бы, навсегда закрывшей его. Он еле слышно клялся ей на могиле, сдерживая слезы в глазах, стоя на коленях в грязной земле.       Рейстлин отпустил песок и наваждение ушло. Он сдержал клятву. Он выиграл схватку с Такхизис, как и обещал матери. Но какой ценой?       Фистандантилус жаждал быть Богом, жаждал сразить иных Богов и мог добиться этого только с помощью Рейстлина, также как и юный маг мог пройти испытание и войти в Бездну только с помощью знаний Фистандантилуса. Но старый маг, живший в теле Рейстлина и так умело контролирующим юного мага, уже был мертв, благодаря Такхизис. Разум Рейстлина был чист как никогда, хоть он и чувствовал, что ему не хватает знаний старого мага. Но чего они стоят по сравнению с собственным телом, над которым властвуешь лишь ты?       «Кто я?» — этот вопрос юный маг задавал себе довольно часто и пугался ответов, так ясно всплывающих в его голове. Он в полной мере не стал очередным сосудом для пристанища души старого мага, но все же Рейстлин недооценил своего учителя и позволил двум личностям существовать в одном теле, лишь иногда старый маг уступал юному. Рейстлин был заперт, и заперт он был в своем собственном теле. И кто же повинен в этом? Амбиции и идеи юного мага, он оказался не таким расчетливым как ему казалось, и не настолько морально сильным, чтобы сражаться с волей Фистандантилуса. Он лишь жаждал знаний старого мага, а не его личности, властвующей над собственным разумом.       Порою Рейстлину становилось так страшно от живущей внутри него сущности, что кошмары, ниспосланные Такхизис, казались ему развлечением и легкой попыткой напугать ребенка. Она боялась не Рейстлина, она знала о его цели, но она содрогалась от страха, чувствуя Финстандантилуса, и прекрасно понимала, что пока его сущность в теле юного мага, она сама в опасности. Неужели это было угодно Гилеону и Паладайну? Властелин Ничего встал с колен и очертил ногой какой-то символ на песке и слегка скривился в улыбке. Заслужил ли он всё это? — Да, — хрипло ответил Рейстлин сам себе. Он снова посмотрел вверх, пытаясь найти Солнце. Он осознал свою ошибку, жаль, что Фистандантилус уже никогда не поймет, что слабость оказалась вовсе не слабостью, а силой, благодаря которой он мог бы стать Творцом.       «Ты не прошел испытание любовью...» — Властелин Ничего кивает голосу Такхизис, вторящему эти строки у него в голове. Благодаря этому испытанию Фистандантилус умер, а Рейстлин остался жить, хоть в этой пустыни, но сердце в его груди всё еще бьется. Чтобы стать Творцом, старому магу не нужно было отворачиваться от Крисании, безумно любившей Рейстлина.       Ее черные волосы, сияющие серые глаза и мягкая улыбка — всё еще лежат на дне памяти Рейстлина. Старый маг не понимал, как можно было отдаться любви, он контролировал Рейстлина, который отчасти отдавался этой слабости в лице жрицы. Юный маг не хотел оставлять ее умирать в одиночестве, он хотел быть с ней в ее смертный час, он не хотел уничтожать мир, он лишь хотел отомстить Такхизис за смерть матери. Помощь Фитандантилуса стоила очень дорого и он не мог сопротивляться этому.       Эта помощь оказалась хуже чем любые сделки с Темной госпожой. Фистандантилус был человеком, даже его темная мантия была не просто темной, она была чернее дна Бездны. Он высасывал жизнь из своих учеников, он уничтожал союзников, он поклонялся сам себе, а не Такхизис. Он хотел занять место Темной госпожи, но был не достоин этого. Он был слишком человеком, чтобы стать Богом.       В возможностях старого мага было лишь помочь Рейстлину одолеть Темную госпожу. Эта помощь уничтожила Кринн и других Богов. Как же юный маг был глуп в своих стремлениях, как же он был тщеславен. Когда он понял, что уже слишком поздно, он уже был лишён собственной воли, ему были подвластны лишь несчастные мысли. Финстандантилус выигрывал. Властелин Ничего опустил голову и закрыл глаза. По его щеке катилась одинокая слеза. — Чтобы выжить в жестоком мире, нужно ли было становиться жестоким? — он печально усмехнулся, — К сожалению, я уже не смогу повернуть время вспять.       Рейстлин почувствовал тепло на своей коже. Такое нежное и приятное, словно прикосновение близкого человека. Оно осушило щеки от маленьких слезинок, которые продолжали катиться из закрытых глаз мага.       Солнце вышло из-за туч.