в сердцах только хлам

Подумать только, все настолько просто и настолько сложно одновременно, когда взгляд цепляется за чужие улыбки и язвительно-нежное “придурок”, что адресуется совсем не ему. У Джису так-то всегда было пять по логике, и два и два он складывать умеет. Только не хочет. Джонхан смеется, запрокидывая голову, и тянется стукнуть Сынчоля, который - ну какого хуя - так быстро и так правильно перехватывает чужие руки, что у Джису - кажется - замирает сердце. Он даже хочет заплакать. Но просто допивает остывший кофе. * Он думает - ну и где я проебался? - смотря ночами в потолок и пытаясь утонуть в вязкой жалости к себе. Он, же, блять, не заслужил. Ни этой боли, ни этого ощущения ненужности, он же не бил котят, не устраивал поджоги, не подставлял никого. Он же всегда - всегда - хорошим мальчиком учил уроки, помогал маме, слушался папу, ходил на испанский и занимался гитарой, ночами зубрил математику и просто влюбился в двадцать два не в того мальчика, что оказывается, умеет влюбляться, только не в него. Просто, как оказалось, целоваться - это по дружбе. А вот любовь - это для Сынчоля. * Вообще, он бы очень хотел ненавидеть Джонхана, но почему-то не получается, ведь Джонхан и правда счастлив, настолько, что аж больно от его улыбки и - почему-то - немного теплее. а еще он бы хотел ненавидеть Сынчоля. Но его тоже не получается. Поэтому он ненавидит себя. - Ты до хера глупый, хён, - говорит ему Джун, в наглую забирая из-под носа стакан с кофе и допивая его в один глоток. Джису закатывает глаза, фыркает на это заявление и ехидно спрашивает: - А ты то есть нет? - Ну я то и не страдаю. Джису смеется. Не страдает, конечно. Только вот Минхао называет Джуна “лучшим другом”, отчего у того во взгляде проскальзывает такая боль, что начинает ломить кости и бить под дых собственное отчаяние. Он хочет сказать - заебал уже, мне самому хуево. Но молчит. * В пятницу он напивается в баре, потому что может, потому то телефон молчит и он никому нахрен не нужен. Разве что только бармену, которому он платит уже за третий стакан виски, явно ошибаясь в ноликах, причем точно не в свою пользу. - Может тебе пора домой? - слышится голос над ухом, и - черт подери - принесло же сюда Сокмина, сраной лампочкой лыбящегося так, что хочется зажмуриться и расплакаться. Только вот Джису мальчик сильный и фыркает, заказывая еще виски. Пошел он нахуй со своим участием. И без этого тошно. - Джи… - Там холодно, - без Джонхана - холодно. Да и с ним не было особенно тепло, но хоть было какое-то ощущение тления, неловкой надежды, что быть может разгорится. только вот не получилось. Сокмин качает головой, садясь ближе и пытаясь отобрать стакан, за что получает по почкам и шее. - Оставь меня, а. Оставь пропивать ненужные деньги и ненужную любовь. Оставь умирать от боли и отчаяния, потому что так надо. Сокмин цыкает и закатывает глаза. Но не уходит. * Почему-то они целуются. Как-то надрывно, больно, почти до крови и слез, и Джун с силой царапает предплечья, когда его ломает, и оседает на пол. Джису думает - они нас сломали, - садясь рядом и куря одну ментоловую на двоих, глотая горький дым и вязкую боль. У Джуна - дрожащие руки и тонкие пальцы, и почему-то, кажется, что он очень теплый и нежный, только вот вряд ли это спасет хоть кого-то из них. Джун недолюбленным котенком тянется к его губам, но утыкается в холодную шею и надрывно дышит. Джису хочет сказать ему, что все будет хорошо. Но он не готов давать ему бесполезную надежду. * Джонхан ему говорит: - Я правда по тебе скучаю, - задумчиво помешивая сахар в чае. Джису ему молчит: - Я тебя хотел бы не знать. Потому что ты мудак и сволочь, что прикрывается улыбками и нежностью, только вот Джонхан никогда ему не врал. Он никогда не говорил про любовь. У Джису пустота в груди размером с тихий океан и страдающий Джун, что уже не справляется, потому что Минхао так близко и так далеко. У Джису - память о сладких влажных поцелуях, потому что Джонхан всегда носил бальзам для губ со вкусом клубники. У Джису - четкая уверенность, что еще немного, и он поломается о чужую любовь окончательно, и никогда больше не сможет себя собрать. И наверно, это слишком, настолько, что хочется орать, но он всего лишь выдыхает: - А я тебя уже почти забыл. И ни разу не удивляется неверию в изгибе чужих губ. * Сокмин доброй мамочкой и ебанутым мудаком притаскивает в пять утра еду, кофе и себя, заходя радостно на кухню, и Джису хочет его убить. Он хочет ему уткнуться в шею, чтобы не отпускали и говорили, что все будет хорошо. - Ты охуел? - Ну я же всегда немного дурак, - у Сокмина улыбка слишком яркая для хмурого утра, и ее так адски хочется стереть кулаком, поцелуем, язвительным замечанием, только вот холодные с улицы пальцы касаются синяков под глазами. - А ты вот очень даже. Джису думает - господи, ну и нахуя же ты в меня такого сломанного влюбился? Дурак же ведь, как есть, дурак. - Потом свалишь домой. И оставишь меня тут, пока я собираю себя, ладно? - Но я приду завтра. - Да хоть каждый день, но не в пять утра, долбоеб. Сокмин кивает и протягивает кофе. Гребанный капучино адски горький. И - немного - холодный. * Джун ему пишет: “я в аэропорту, прости, что не сказал”, - и Джису думает, что вот она - точка невозврата. Может им не стоило тогда спать вместе, может не стоило пытаться искать тепло друг в друге, когда осколки их ненужной любви резались слишком сильно и слишком глубоко. Джун с ним был теплым. И нежным. И податливым. Только вот он выдыхал имя Минхао и жмурил глаза. А на утро долго сидел на кухне и пил горячий чай. “этот кретин собирается в китай. и если, блять, ты не вернешь его, я натравлю на тебя джихуна” - хотя, конечно, кого он там может натравить. Так, намекнуть и напиздеть. Минхао молчит долгие сорок пять секунд, за которые Джису успевает потеряться между сном и реальностью, пока его не возвращает в мир громкий звук. “какого хуя” “знаешь, ты мудак, что не видишь. он мудак, что молчит, а я не мудак и говорю тебе, что он, блять, не справляется со своей любовью к тебе и собирается домой. так что иди, черт подери, и помоги ему справиться. придурок” Джису откидывает телефон в сторону и падает в подушки, тяжело вздыхая. Наверно, стоило это сделать раньше. Типа - какая разница, если все равно все идет по пизде? Минхао ему не отвечает. И - возможно - даже ничего и не делает. * Сокмин его целует жарко, пошло, на языке оседает горечь текилы, а в голове только мысль - пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Пожалуйста, скажи, что все будет не так, как раньше. Пожалуйста, подожди еще немного. Пожалуйста, не отпускай, я еще сломан, но без тебя рассыплюсь окончательно. - Я буду рядом, - шепчет ему Сокмин куда-то в шею, прижимая ближе. - Нахуй ты мне нужен? - выдыхает Джису, цепляясь пальцами за волосы, плечи, куртку. Он знает, что спрашивает не то, говорит не то, но так адски боится, что все кончится как тогда, а потому бьет, толкает и злит. - Потому что ты без меня не можешь. А я без тебя. Джису стискивает зубы. И обнимает крепче. * Он целует Джуна в щеку, обнимая крепко и осторожно, позволяя ему прижиматься лбом к оголенной шее. - Это ведь ты ему сказал, да? - Ну это ты стонал его имя, пока мы трахались. - Мудак, - у Джуна пальцы холодные, все такие же тонкие, а голос - совсем немного - но более жизнерадостный. Он ему дышит в ключицу и молчит. Почти уютно. Почти по-родному. - Он сказал, что хочет попробовать. Что он не может меня потерять. И я просто пошел за ним. Я идиот, да? У Джуна - столько надежды и тоски в обрывистых фразах. Столько страха и боли, но такое адское доверие, что все будет хорошо, потому что Джун - для Минхао. А Минхао - для Джуна. Потому что на экране блокировки их совместное фото, а тогдашние смс все еще хранятся у Джису в переписке. Потому что он тоже учится верить, хотя его осколки все еще остры. - Вы оба идиоты. Но ничего. Я тут единственный должен быть умным. Джун смеется ярко и отчаянно, и целует нежно, благодарно и ласково. Джису хочет ему сказать - все будет хорошо. И действительно это говорит. * - Ты ему позвонишь? - спрашивает Сокмин, неаккуратно ставя кружку с кофе на стол и разливая почти половину на чистую поверхность. Джису тяжело вздыхает, откладывает телефон и тянется к чужой руке, трогая пальцами тонкие вены на запястье. - Я отправлю смс. Он вообще-то, наверно, все еще немного болен ненужной любовью не к тому, но вот Сокмин и правда бережно и трепетно трогает все больное и целует, обнимает, греет. Любит. И разрешает любить в ответ. - Он же действительно скучает. - Я тоже, - только он все еще не вырвал из себя сладкие поцелуи и горячие пальцы. - Только он подождет. И ты подожди, ладно? Сокмин целует его в макушку и обнимает, как маленького ребенка. - Только недолго. Я тут не молодею. Джису смеется. И обещает себе постараться.