Пока гроза далеко

      Мудзан проснулся от сильного порыва ветра за окном и тревоги в сердце. Он с трудом раскрыл уставшие глаза, вдохнув полной грудью. Ему приснился странный страшный сон, в котором не было знакомых лиц, только непонятные размытые образы и звуки, глубоко засевшие в память и не желавшие отпускать. Он видел его уже несколько десятков раз, но не понимал первопричин этого пугающего видения. Тем не менее, ему становилось жутко каждый раз, когда приходилось лицезреть собственное падение в бездну с тысячами лезвий внизу, и постоянная не спадающая паника после пробуждения отзывалась болью в голове и глазах, а полюбившаяся темнота больше не успокаивала. Тьма — его лучший друг, но всё равно было страшно проснуться не вот так, а в аду, который ему пророчат изо дня в день.       Кибуцуджи откинул мягкое одеяло и посмотрел на человека рядом с собой. Темноволосая японка мирно спала на боку, прижав аккуратные ладошки к лицу. От неё невкусно пахло, но демон старался игнорировать женский запах под боком. Мудзан тихо поднялся с кровати, не тревожа её сна, и направился к выходу из дома, бесшумно наступая на деревянный пол. Ему приходилось создавать видимость примерного семьянина и порядочного человека, чтобы не выделяться и в дальнейшем сожрать мать и маленькую девочку. Инока ему, конечно, нравилась. Она была очень манерной и правильной женщиной, придерживающийся новых взглядов, но одна правда — она лишь ещё одна жертва, как и её дочь.       Демон вышел на улицу босиком, надеясь проветриться и прочистить мозги, однако стало только хуже. Холодный ветер нещадно трепал волосы и ночную рубашку. Мудзан почувствовал странное ощущение похожее на голод, но есть совсем не хотелось, будто в горле что-то застыло и не лезло ни наружу, ни внутрь. То ли тошнило, то ли нет. Это, вроде бы, называлось тоской или отравлением. Кибуцуджи не помнил названия этому чувству, но сейчас оно ощущалось как никогда острее с момента его становления демоном. Да и вообще, за всю слишком долгую жизнь. Хотелось рычать, кричать, рвать себя когтями, но Мудзан подавлял всё глубоко внутри, стирая чувства в мелкий порошок и пряча далеко-далеко, чтобы больше не вспоминать об этом давящем и щемящем ощущении в груди.       Ступая по белым холодным камушкам, Кибуцуджи направлялся к небольшому пруду. В воздухе чувствовалось приближение сильной грозы с юга, и, вдыхая запах озона, демон снова уцепился за непонятные образы из сновидения. Наверное, потому что во сне тоже была точно такая же гроза. Совсем далеко блеснул белый свет, и Кибуцуджи обернулся. Тонкие деревья жалобно застонали под натиском ветра. Мудзан посчитал до тридцати, прежде чем гром достигнул его.       «Ты очень далеко».       Глубоко вздохнув, демон опустился на круглый покрытый росой камень у небольшого пруда с карпами кои и бледными кувшинками. Он опустил когтистую руку в прохладную чистую воду, и рыбы мгновенно расплылись в разные стороны, разбивая головы о камни и чуть ли не выбрасываясь из воды. Демон расстроился, но он привык, что его все боялись. Сначала ему нравилось это чувство превосходства над более слабыми формами жизни, но в один день он попросту перестал обращать внимание на тень ужаса в их глазах, отдаваясь своему самолюбию. Постоянная тирания сделала своё дело, и Первый демон прослыл страшнейшим из зол.       «Кроме тебя».       Все боялись его, кроме Первой луны. У него не было страха перед своим Господином и творцом, только та безграничная преданность, из-за которой Мудзан восхищался им, любил всем сердцем, но проклинал и ненавидел. Кокушибо слишком сильно въелся ему в душу и стал наваждением, поэтому Кибуцуджи велел уйти из своей жизни и никогда не возвращаться. Убить его не хватило бы духу, и за эту слабость Мудзан корил себя, а у совершенного существа не должно быть слабостей.       Когда Кибуцуджи обещал Мичикатцу безграничную силу, в его словах было лжи больше, чем соли в океане, а сейчас он был готов отдать всё, лишь бы Кокушибо вернулся к нему, но судьба зла и не терпит погрешностей, поэтому демон слушал душераздирающий вой ветра в ломающем одиночестве. Ему бы хотелось извиниться, но гордыня змеёй душила, и Мудзан пытался забыть. Всё бестолку.       Он сам виноват в том, что прогнал его.       Хотел Кибуцуджи этого или нет, но Кокушибо всегда был рядом. Они никогда не расставались на столь долгий срок, а теперь прошло много лет, и Мудзан заскучал. Отголоски прикосновений Первой луны всё ещё остались на коже, и, будто исполняя приказ Первого демона, Кокушибо ласкал его тело, сохраняя привычное холодное выражение лица, но изнутри его пожирало пламя. И Мудзан видел, как в его глазах плясали бесы и бились огненные смерчи, когда Кибуцуджи позволял владеть собой. Он даже не пытался прочесть его мысли — это было не нужно.       Первый демон просто отдавался настойчивым грубым ласкам. Ему были приятны жар тела сверху, сильные руки и три пары глаз, не оставляющие без внимания ни одного сантиметра тела.       Тяжёлые тучи немного расступились, открывая маленький кусочек чёрного неба, на котором сиял зловещий лунный полумесяц. Он осветил голые верхушки деревьев, сад и до боли знакомый силуэт. Мудзан поднял глаза, и у него в горле пересохло от увиденного. Хотелось думать, что это иллюзия, созданная сильным желанием увидеть, почувствовать, но, без сомнений, это был Кокушибо. Он стоял неподвижно, словно ожидая приглашения и не осмеливаясь испытывать Господина. Мудзан не сказал ни слова, лишь легонько кивнул на место перед собой. Кокушибо опустился на колени и взял руки Кибуцуджи в свои, чуть целуя.       — Я почувствовал ваше горе, Господин, поэтому вернулся, — демон посмотрел на своего создателя с беспокойством. Мудзан не хотел, чтобы он видел его таким. — Если я вам досаждаю, то…       — Тише. Тише.       Первый демон посильнее сжал руку своего слуги. Он соскучился, и Кокушибо понимал это.       — Побудь со мной вот так. Ничего не говори.       Первая луна молча подался вперёд, обнимая господина за плечи. В отличии от него, Господин был холоден как лёд и замерзал ещё сильнее. Не страшно, но всё же…       — Ты снова искал её для меня? — сказал Мудзан, вдыхая запах крови десятков людей и леса.       — Да, Господин, но безрезультатно.       — Плохо, но ты будешь стараться, ради меня.       Демон кивнул и как верный пёс смотрел на своего Господина. Он ждал, когда тот позовёт его и позволит прикоснуться снова.       — Кокушибо, поцелуй меня.       И Первая луна целует. С той же настойчивостью, что и раньше, а Кибуцуджи отвечает, словно не было всех этих долгих лет разлуки, и вся его решимость улетучилась в одно мгновение. Он понял, что больше никогда не прогонит и не потеряет Первую луну, ведь с самого начала он принадлежал только ему.