Чистые помыслами

Адам рассматривал табличку, что нашёл Калеб буквально час назад и пытался понять, что же на ней написано. То, что узоры были именно письменностью, он не сомневался. В конце концов, раскопки велись в древнем городе, который пусть и явился для всех странной неожиданностью, но был реален, как и его стены. Они приехали сюда несколько месяцев назад и вот это первая стоящая находка, не считая кучи битой посуды и другого древнего хлама. Однако язык отличается и от египетских иероглифов, и от бехистунской надписи, и от японских иероглифов тоже. — Что там у нас? — настороженно спросил Калеб, ибо уже давно изучил партнёра и такое выражение лица у него было крайне редким. — Не знаю, что-то новенькое. Тут раньше находили что-то с письменами, не помнишь? — Нет. На остатках стен ничего нет. В домах тоже. Это первая такая табличка. — Но, быть может, не последняя? — задумчиво постучал себя по губам Адам. — Идём в то место, где ты её нашёл. Это была ниша в небольшом квадратном помещении. От стен осталось буквально сантиметров пятьдесят, где-то больше или меньше. Обычно такие находки оказывались домами, но здесь кроме одной глиняной лавки ничего больше не было. Рядом с лавкой была та самая ниша и они с Калебом начали аккуратно разрабатывать её дальше. То, что обнаружилось вскорости вселило в Калеба надежду на известность, а Адама ввергло в ещё большие раздумья. Табличек было ровно семь, и они были все одного размера, одной прямоугольной формы, но явно разного содержания. Также было странным то, что они были как бы вмурованы в пол, который был когда-то глиняным. — Всё это очень странно, — проронил Адам, когда они сдали таблички под опись и пришли к себе в палатку. Тот факт, что они живут здесь, так же, как и дома, никого не волновал. И это определенно успокаивало нервного Адама, и более чем устраивало жизнерадостного Калеба. Они встретились ещё в университете, оба горели идеями, жаждой прикоснуться к истории человечества, и не боялись запачкаться при этом. Их первые раскопки, куда ездили все студенты, больше напоминали варварские ямы, но они наслаждались малым, чтобы в итоге стать отличной командой археологов. То, что они супруги - знали все в их окружении, но мало кто догадывался, что при всей своей серьёзности и даже деспотичности Адам предпочитает уступать мужу в постели ведущую роль. — Так и не знаешь, что это за язык? — Пока нет. В голове вертится что-то такое знакомое, но пока не могу ухватить идею за хвост. — Иди сюда, — усмехнулся Калеб и привлёк супруга к себе за шлёвки джинсов. — Мне бы хотелось ухватить тебя за кое-что другое. — Даже не сомневаюсь, развратник, — тут же переключился с табличек на заигрывания Адам. Их возня в палатке, которая стояла дальше всех остальных, не особо привлекала внимание. Да и они старались не шуметь, учитывая плохую звукоизоляцию. Разморенный жарким сексом и ещё более жаркой прелюдией, Адам засыпал, прокручивая в голове какие-то странные картинки. Проваливаясь в сон, он пытался-таки ухватить мысль за хвост. — Кто это тут у нас? — гадливо проквакал над головой чей-то голос и Адам задохнулся от страха. — Человек, — ответил голосу другой, холодный как острая сталь. — Человечек нашёл нас, — пропел третий голос, так словно бы хотел сожрать «счастливчика». — Смышленый человечек, — вторил ему четвёртый. — Слишком смышленый и скоро он поймёт, что нашёл, — прервал шепотки пятый голос, от которого стало совсем не по себе. — Он всего лишь смертный, — вкрадчиво заметил шестой. — И скорее всего глупый, — резюмировал седьмой. — Не стоит недооценивать людей, Инвидиа. Помни кто заточил нас. — Он не был человеком. — Наполовину был, как ты помнишь. Божественное в нём было не только от ангела, но и от женщины. — Они были чисты, — зашипел гневно четвертый. — Этот же содомит. Ему не запереть нас снова. Тут все загалдели разом и Адам решился приоткрыть глаза. Лучше бы он этого не делал — вокруг него столпились чудовища разной степени ужасности. И тут он наконец-то поймал мысль за дурацкий хвост. Семь смертных грехов достали они с Калебом из ниши. Те таблички со странными письменами. От осознания с кем свёл его Морфей, стало совсем не по себе. Тело покрылось испариной и изуродованное шрами лицо потянуло воздух, и опустило на него глаза. — Боишься? — Нет, это всего лишь сон, — смог вымолвить Адам. — Или суд, — хихикнула женщина в чёрном развратном белье. — Ты такой красавчик. Хочешь я заставлю тебя забыть о твоём мужчине? — Вряд ли, — тепло улыбнулся Адам и чудища как-то синхронно отпрянули от него. — Пока я дышу, я буду любить Калеба. — Слова мальчишки, не мужа, — высунув язык проквакала маска с длинным носом. — Люди не умеют любить. — Ты врёшь и имя тебе ложь, — встал с пола Адам и обвёл всех взглядом, смело рассматривая уродливые лица и маски грехов. — Вы можете порабощать людей, но пока в наших сердцах горит огонь любви, мы сражаемся с вами. Чудовища переглядывались, не смея напасть на смельчака и потихоньку шипели, растворяясь в алой дымке. Адам и сам не понял, как они пропали и резко распахнул глаза, просыпаясь в своей палатке. Калеб мирно спал у него на груди, по-хозяйски обнимая и рукой, и ногой. А сам Адам считал удары сердца, что заполошно билось в груди. Он встретился лицом к лицу со семью грехами и был уверен, что то был не просто сон. На утро он первым делом потащил мужа к хранилищу и попытался достать таблички из сейфа, но они оба замерли над ящиком с красной пылью под номером 412. — Семь, — пересчитал номер Адам и посмотрел на обескураженного мужа. — Семь смертных грехов. — Ты тоже..? — изумленно уставился на него Калеб. — Мне такая дичь сегодня приснилась. — И мне, детка, и мне…