***
Рескатор, закинув скрещенные ноги на стол, сидел в своем салоне и курил. Он обводил взглядом стены апартаментов, обшитые панелями из сандалового дерева, со вкусом обставленные диковинками со всего света. Он смотрел, но видел лишь ее. Ее глаза, похожие на два больших изумруда, ее волосы цвета золота, но уже с несколькими серебряными прядями… Мысленно отругав себя за то, что не может, просто не может забыть о ней. Он представил ее сидящей среди «ее» гугенотов, со своим рыжеволосым чертенком на коленях. «Какая же она теперь?» — Жоффрей дошел до вопроса, ответа на которого он не знал. Он снова вспомнил о существовании ее дочери. Его ладони сжались в бессильной ярости. «Еще одна измена, рыжеволосый любовник!» — остервенело подумал он. «А теперь этот проклятый Берн», — всплыло имя в его мыслях. Каленым железом жгла его сердце мысль о том, что Анжелика, его Анжелика может быть сейчас с этим холодным торговцем. «Что их связывает?» — еще один вопрос без ответа. Рескатор тряхнул головой, отгоняя мысли прочь. Как же ему надоело лицемерие старого мира, прогнившего насквозь! Большинство людей вело себя ничем не лучше лживых придворных-подданных монархов Европы. Их мысли не были для него тайной, Пейрак видел этих людей насквозь. Однако он никогда не мог похвастаться, что знает, о чем думает его жена, он не знал, какие мысли витают в этой очаровательной головке, не знал, когда она искренна, а когда лицемерит. Поднеся руку к затылку, он развязал узлы маски и платка, скрывающего волосы. Они медленно соскользнули с головы и мягко упали на пол. Черные, как смоль, густые волосы, неудерживаемые более ничем, рассыпались в беспорядке, коснувшись плеч. Вскинув голову, он откинул темные пряди со лба. Внезапно взгляд его угольно-черных глаз упал на зеркало. Зеркало в тяжелой золотой оправе, найденное на дне Карибского моря его ныряльщиками, было поистине произведением искусства древних инков. Человек в зеркале — такой знакомый, когда-то носивший имя графа Тулузского. Лицо было худощавое, жесткое, тонкий благородный профиль, твердые насмешливые губы, резко очерченные линии скул и подбородка, четко выступающие под матовой, как у всех жителей Аквитании, кожей, светлые линии шрамов, пересекающих левую щеку, и так выделяющихся на загорелой коже. Он обратил внимание на бороду. Пожалуй это было единственным внешним различием, сильно бросающимся в глаза, между Рескатором и тем Тулузским сеньором, которым он был. — Абдулла, — Рескатор бросил несколько слов на арабском своему чернокожему слуге. Мавр исчез и через некоторое время вернулся с тазом теплой воды и шкатулкой. Жоффрей вздрогнул от ледяного прикосновения стального лезвия бритвы к щеке… Почти тотчас же после того, как он закончил, раздался стук в дверь. — Извините меня, монсеньор, — на пороге стоял его друг капитан Ясон. — На нас надвигается небольшая буря, — продолжил он. — Замечательно. Скажите рулевому, что я сам его заменю, бросил Рескатор. — Как скажете, — согласился Ясон, немного удивленный решением капитана. Увидев это, Рескатор похлопал друга по плечу и нарочито-шутливым тоном добавил: — Мне не помешает небольшая встряска. Ясон предпочел ничего не говорить, так как за десять лет плавания с этим человеком он привык никогда ничему не удивляться. Взявшись за штурвал, Рескатор подумал, что Ясон преувеличил, назвав это волнение бурей, пусть и небольшой. Однако холодный ветер приятно освежал мысли, это было довольно кстати. Вопреки своему желанию, Жоффрей не успел полностью поддаться очарованию стихии. Корабль лишь неспешно качался под ударами одиноких волн. Однако Пейрак испытывал чувства, вызванные одной лишь мыслью об Анжелике, настолько же противоречивые, как и его щека, разгоряченная после недавнего бритья, потом внезапно почувствовавшая холод кожаной маски, а сейчас — еще и обдуваемая всеми ветрами, беспрепятственно гуляющими по палубе корабля. Солнце, выбравшееся из-под крова туч, последним лучом осветило «Голдсборо». Внезапно в его лучах Рескатор увидел одинокую хрупкую женскую фигурку, стоящую у борта, устремив взгляд в морскую пучину. В этот миг неожиданно сильная, по сравнению с другими в этот вечер, волна резко накренила корабль. «Какого дьявола она делает на ходящей ходуном палубе?!» — молнией пронеслось в голове у Жоффрея прежде, чем он с ужасом увидел, как женщина перелетела через ограждение борта прямо в пену бушующих темно-зеленых волн… На мгновение он замер, парализованный страхом за Анжелику, упавшую в невысокие, но довольно-таки шквалистые волны океана. С большим трудом обуздав свои чувства и призвав на помощь все свое хладнокровие и трезвость мыслей, обычно присущие его характеру, Рескатор почти прокричал своему помощнику, на счастье оказавшемуся рядом: — Ясон, штурвал, быстро! Второй капитан, не видевший, что один из пассажиров упал за борт, удивленно посмотрел — уже который раз за этот вечер — на Рескатора, тем не менее безоговорочно принял штурвал. Де Пейрак, на ходу срывая перевязь с оружием, плащ и маску, которые сейчас только мешались бы, перемахнул через борт, за которым несколько секунд назад исчезла Анжелика, отчаянно выискивая ее силуэт в морской пучине. Погрузившись в темную ледяную воду, он почувствовал удивительное спокойствие и умиротворение. До боли четко он вспомнил тот побег, когда пятнадцать лет назад ему чудом удалось соскользнуть в Сену с лодки, куда его полуживого погрузили мушкетеры короля. Однако мысли об Анжелике, вперемешку со страхом за нее, в который раз вторгшиеся в его сознание против его воли, вернули его к мрачной реальности. Резким рывком Жоффрей вынырнул на поверхность. Волны вокруг продолжали пениться и швырять его из стороны в сторону. Заметив ее в нескольких метрах от себя, Пейрак облегченно выдохнул. Несколькими четкими, сильными взмахами он подплыл к Анжелике. Она была в легком беспамятстве, причиной которого был скорее всего страх от резкого погружения в ледяной океан и удар об воду. Рескатор как можно аккуратнее приподнял ее голову над водой, пытаясь помешать волнам окатывать Анжелику снова и снова. Ясон, чертыхнувшись и абсолютно не понимая, что нашло на Рескатора, приказал сейчас же спустить шлюпку. Когда он увидел его, бережно несущего эту беглую рабыню на руках в бессознательном состоянии, Ясон еще раз выругался и устремил обреченный взгляд на горизонт. Теперь все становилось более понятным и надеяться на то, что Рескатор в ближайшие сутки взойдет на мостик, второй капитан даже не собирался. Ясон всем нутром ненавидел эту зеленоглазую одалиску, непонятно какими чарами привязавшую к себе его друга и покровителя. Всякий раз, когда она появлялась, Рескатор терял свое обычное самообладание. Причиной скольких безумных и бессмысленных, а впрочем и довольно странных поступков хозяина корабля она была. Сколько расторгнутых договоров и неоконченных сделок и все из-за нее, а вспоминать о сожженном корабле и тридцати пяти тысячах пиастров и уходе из Средиземного моря Ясон и вовсе не хотел! Жоффрей, совершенно не обращая внимания на то, что на нем сухой нитки нет и воду, ручьями стекавшую с его одежды и волос, тревожно всматривался в лицо Анжелики и невольно ускорял шаг. Он хотел как можно скорее согреть ее в каюте, увидеть легкий румянец на ее, сейчас бледном, лице. Заходя в свой салон с ней на руках, де Пейрак приказал мавру Абдулле сейчас же сходить за Абд-Эль-Мешратом, его другом — арабским лекарем. Жоффрей аккуратно положил Анжелику на восточную тахту, и, достав из сундука сухую одежду, переодел ее, параллельно стараясь привести в чувства. Пейрак почувствовал, как волна страха накрывает его: Анжелика была вся бледная и холодная, а пульс на запястье был едва ощутимым. Абд-Эль-Мешрат, вошедший в каюту, быстро осматривая женщину, сказал: — Монсеньор, вам следует привести себя в надлежащий вид. Рескатор, пропустив слова своего арабского друга, спросил: — Эффенди, что с ней? — Мне совсем не хотелось бы получить еще одного пациента с простудой, -последовал недвусмысленный ответ. Поняв, что спорить с Абд-Эль-Мешратом бесполезно, Рескатор наскоро надел сухое и повторил свой вопрос. — Легкий испуг и слабый удар о воду оглушили ее. Думаю все обойдется небольшой лихорадкой и через несколько дней будет в полном порядке. Я дал ей микстуру, мадам проспит как минимум до утра: это необходимо для восстановления сил. Абд-Эль-Мешрат, посоветовав другу выпить чего-нибудь согревающего, например, кофе, ушел к себе.***
Анжелика стояла у борта и смотрела на горизонт. Перед ее глазами мелькали события ее жизни: детство в Монтелу, обучение в Пуатье, свадьба, счастливые годы жизни с Жоффреем… «Нет! Об этом лучше не думать!» — твердо подумала она, — «Это слишком больно. До сих пор…» …темные коридоры Лувра, костер на Гревской площади, «дно» Парижа, «Красная маска», мадам Шоколад, жизнь с Филиппом, блеск Версаля, Шарль-Анри, смерть Кантора, а потом и Филиппа, Средиземное море, Марокко и снова Франция, пожар в Плесси, мертвый Шарль-Анри, побег Флоримона, бунт, Онорина, разорение провинции, относительно спокойная жизнь в качестве служанки Габриэля Берна и снова гонения и преследования, а самое обидное, что спас ее и ее друзей именно Рескатор. Пират, ренегат, человек с темным дворянским прошлым и изысканными манерами. Кем же он все-таки является? Галантным корсаром или жестоким флибустьером? Анжелика словно наяву увидела его темные, как горящие угли, глаза. Его взгляд был страстным, ироничным, горящим неуемной жаждой жизни. У кого-то она уже видела такой взгляд… Эти глаза казались такими знакомыми, даже близкими… родными… Анжелика вздрогнула. Да! Она знала, вспомнила у кого был такой взгляд, огненный, страстный, волнующий… У Жоффрея де Пейрака, ее первого мужа. Граф Тулузский — он был ее любовью и ее болью. Только с ним она была по-настоящему счастлива. Она вспоминала, как они шептали друг другу слова любви; с нежной грустью вспомнила его чарующий, волшебный голос, который пел для нее. Сердце защемило от боли. Перед ее глазами встали образы их сыновей, Флоримона и Кантора. Как бы он хотела, что бы золотоволосый паж с соловьиным голосом был жив, чтобы Флоримон, точная копия своего отца, был рядом с нею. В этот момент волна с силой качнула корабль. Анжелика почувствовала, что летит. Она не успела испугаться, как ледяная вода поглотила ее. Женщина не могла ни о чем думать, она лишь хотела падать и падать дальше… Внезапно чьи-то сильные руки вытащили ее на поверхность. Это были его руки. Она узнала бы их из тысячи. «Но это невозможно», — думала Анжелика, — «Жоффрей мертв, значит и я умерла, и теперь мы с ним будем счастливы в вечности. Наконец-то». Сквозь пелену беспамятства, она видела его лицо, узнавала его. Он нес ее по трапу на руках, нежно и бережно прижимая к себе. Она услышала, как он прошептал: — Анжелика, любовь моя… — Жоффрей… — сорвалось с ее губ в ответ.