Щедрость

— Хей, как ты? — прозвучал мягкий женский голос позади темноволосого парня. Оглянувшись, он обнаружил лишь расплывчатые очертания белой массы людей и рыжее нечто посреди неё. — Не щурься, тебе не идёт, — девушка подошла поближе и теперь можно было в точности разглядеть её внешность: как оказалось, худощавый подросток достаточно среднего роста, чьи алые, словно пламя, волосы, сплетенные во французскую косу, окружали веснушчатое личико румяными щеками, глядела изумрудными глазами прямо в душу своему собеседнику. — Держи пластырь, — сказала она, выведя парня из транса. Приняв пластырь, он лишь смотрел на небольшой белый предмет, то и дело переводя взгляд на вручившую подарок, — дай сюда, — не церемонясь, провинциалка взяла у него из рук пластырь и сама наклеила ему на нос, — у тебя там была ссадина, так лучше. Неловкий толчок означал их отставание от идущих впереди и задержку тех, кто шёл сзади. Длиннющая седая очередь, включавшая в себя преимущественно пожилых и совсем старых людей, будто громадный червь, двигалась в неизвестном направлении посреди огромной пустыни, где лишь редкие билборды встречались ненароком взору группы людей, только попадавших в непрекращающуюся колонну. Капли пота потекли по вискам бледнолицего юноши, сильно щурясь, старавшегося разглядеть надписи на рекламных щитах. — «Следующая жизнь», если ты это пытаешься прочитать, — рыжая, поднеся руку ко лбу, присмотрелась к той же надписи, что завладела вниманием её спутника. Внушительная стальная постройка на подпиравших сзади таких же стальных столбах обрамляла стеклянную панель, сквозь которую читались эти слова с расположившейся чуть снизу яркой, подсвеченной множествами лампочек, стрелой. — Стрелка указывает на нас. Встретив непонятный взгляд, девушка расхохоталась до слёз, правда картину портил хриплый кашель, прерывавший изредка звонкий тенорный смех. Держась за шею чуть выше воротника клетчатой жёлто-чёрной рубашки, она прервала смех и покосилась в сторону, отводя взгляд от худого лица юноши с острыми скулами и мешками под глазами. — Какой же ты непонятливый, честное слово, — утирая свежие слёзы на потухшем лице, веснушчатая нелепо стояла на хрупких босых ногах. Парень заметил это, посмотрел под себя и также обнаружил, что стоял совершенно босым, более того, каждый здесь проходящий абсолютно босой человек. Правда свинцовый песок под ступнями ощущался не как куча частиц, холодных или горячих, а просто поверхность. Гладкая, немного проваливающаяся, но всё же просто поверхность. «Не задерживайте очередь, двигайтесь плавно», — чётко и размеренно то и дело повторял неизвестный диктор глубоким низким басом, чьё сообщение слышал каждый в округе. Рефлекторно оглянувшись, в том числе и посмотрев наверх, парень остолбенел, небо словно зачаровало беднягу, чьи глаза с этих пор блестели, отражая в миниатюре всю красоту того полотна, что окружало всё в этом пустом мире. Небосвод, сотканный из множества разношёрстных нитей, был усыпан сверкающими драгоценностями, столь далёкими и небольшими, но переливающими тысячу цветов и оттенков. — Двигайся, не зевай, — подтолкнула спутница в спину застывшего. Тот опомнился и ускорил шаг. Чуть не наступил на идущего впереди старика, благо перед этим новоиспечённая подруга взяла опомнившегося за воротник грязной белой рубашки, то есть спасла его от скандала. Мимо проходящий старик ничего не заметил, лишь услышал небольшой смешок со стороны и решил осмотреть себя, не выглядит ли он нелепо. Со вздохом подытожив свою наивность, носитель старомодных толстых усов и кудрявой серебристой шевелюры продолжил свой путь. В то же время пара, несоответствовавшая этой длинной очереди ни своим видом, ни настроением, наблюдала за стариком немного поодаль, одна — еле сдерживая смех, второй — стараясь всем видом показать свою непричастность. — Знаешь, я даже не знаю, как ты дожил до стольки лет с такой рассеянностью, — прикинувшись задумчивой, проговорила обладательница звонкого сопрано. Её спутник только встретил удивлённым взглядом, однако даже этого хватило, чтобы рассмешить. Но вот очередной порции смеха она уже не выдержала, разразившись тяжелым сухим кашлем. Девушка посмотрела на парня с испугом: зрачки уменьшились, сделав из прекрасных зелёных глаз две непонятные серые точки, а дыхание сбилось на учащённое, от чего та снова закашляла. Руки были у рта, так что парню ничего не мешало разглядеть красноватый шрам на вокруг шеи. Тот же испуганный взор появился уже в карих глазах брюнета, те же признаки тревоги: ускорившееся дыхание, холодный пот на висках, дрожащие руки. Эти взгляды, глаза полные ужаса, встретились, и тут же их отвели по разные стороны. — Мне жаль, что ты это видишь… Парень старался больше не смотреть на незажившие следы от верёвки, которых теперь закрывали неровно загоревшие руки, а на билборды, прохожих, вдаль, на небо и вообще на всё что угодно. Когда же взгляды снова встретились, на лице девушки выступила небольшая улыбка, в которой парень читал только одно подходящее слово — «спасибо». А небо всё-таки было главным объектом его непослушного внимания, в глубину которого он время от времени проваливался, плывя словно по течению и не замечая ничего вокруг. Да, творец этого произведения искусства, кем бы он ни был, был чудесным рукодельцем — вот, что наверное было в голове у поднявшего голову, но лишь сфера огромного звёздного полотна могла разгадать тайны каждой мысли, присутствовавшей здесь. Если же постараться разглядеть прохожих, чем и занималось здесь большинство, то можно обнаружить, что чуть ли не каждый одет в болезненно белые одеяния, все верхушки были серебристыми или же снежными, а глаза — полные грусти, стеклянные. Все это освещали те небесные тела, что царили напротив песчаной поверхности, были неподвижны, но чья цветовая гамма и освещение являлись динамичней любого живого существа. Настолько живыми и полноценными были создания наверху. Взгляд, блуждавший от скуки, снова натыкался на лица стариков, морщинистые, напоминавшие каньоны, такие же сухие и пустые; на глаза — вроде влажные, полные грусти, имеющие голубой оттенок, хотя все разные. Словно всматриваясь в эти глаза, можно было провалиться не хуже, чем в глубины неба, но вот погружение в души людей манило не так сильно. Прошло достаточно времени, луна, ныне отсутствовавшая, даже бы не сдвинулась с места, когда на горизонте показался конечный пункт, куда шла, идёт, и, если планы не изменятся, будет продолжать шествие вся бесконечная очередь — чистейший белоснежный шатёр, внутри которого располагался письменный строгий стол, накрытый такой же, как и шатёр, белёсой тканью. На столе стоял небольшой чековый терминал, не издающий ни звука, но производящий чудо — непонятные билетики, за которыми все и шли. Вручал же их приятный парнишка с пепельными волосами, приветливой тёплой улыбкой и белыми как свет глазами. Одет он был в такое же белое, сложно издали разглядеть. Буквально всё здесь кричало о своей чистоте, от чего кареглазый невольно посмотрел на свою помятую, всю в пятнах, местами порванную и грязную рубашку, которую, в сравнении с раем самого светлого цвета, уж точно язык не повернётся назвать белой. — О, да вам повезло! Вы наш юбилейник, да? Поздравляю, ваш жнец хорошо постарался! — несмотря на достаточное расстояние, голос билетёра слышался отчётливо, и этот тенор снова уверил окружающих, что их ждёт приятный юноша. Таким образом, очередь плотным строем двигалась, не сокращалась, а по краям стали отчетливее виднеться таблички с надписями, которые, к сожалению, были недоступны парню. — «Очередь никогда не закончится, проявите уважение» там написано, — снова расшифровала спутница своему партнёру по несчастью, — у тебя совсем плохое зрение было при жизни. Сколько? — Минус два, — ответил ей немного неуверенно, явно стесняясь таких личных вопросов. Это был первый случай, когда кто-то из компании молодых людей постарались нарушить нависшее неловкое молчание. Изумрудные глаза, все также блестевшие, словно два драгоценных камня, вкрапленных в мягкое смуглое личико, смотрели на парня, чей вид был боле близок к смертному. — Вау, ты даже говорить умеешь! — большие глаза девушки уставились на парня, что вызвало у него крайнее возмущение. — Конечно я умею говорить! — уши и щёки его быстро покраснели, разбавив мертвую бледноту, щеки надулись, скрыв острые скулы, из-за чего теперь это лицо поминало обычный вид нормального парня. Веснушчатая залилась хихиканьем, уже не так громко и всё ещё с хрипотой. От такой реакции он ещё больше залился краской, да так, что вены на тех местах лба, где их не закрывала чёлка, вздулись. Успокоившись, она продолжила всматриваться в своего спутника, и возник у неё довольно резонный вопрос: — Слушай, ты чего такой побитый? Небось так и умер? И правда, помимо безумно бледного оттенка кожи, на лице брюнета было достаточно ссадин, которые уже засохли и не были столь очевидны, как, например, след его спутницы. Более того, такие же царапины и синяки можно разглядеть на всех открытых участках тела: шее, запястьях, ступнях. Словно груша, перед девушкой стоял парень, чье тело буквально в кратерах было изуродовано. Только вот оно все теряется в этом свете звезд, старавшихся скрывать худшее на телах прибывших. Икнув, парень оглянулся на неё, и немного поразмыслив и снова возмутившись таким вопросом, ответил: — Избили, вот и умер, — вспомнив недавнюю деталь, из-за которой он смог смутить девушку, ответно спросил: — а ты, от чего умерла? Рефлекторно взявшись за горло, понурив голову, охватившую тень собственных сомнений, она молчала несколько мгновений, которых хватило, чтобы парень, мысленно ударив себя по лбу, добавил: — не отвечай, если не приятно… Но девушка, отпустив руку от шеи, повернулась к парню и со скорбной улыбкой проговорила: — я покончила жизнь самоубийством. Парень посмотрел на неё, но видел перед собой теперь не прежнюю рыжую девушку с веснушками на лице и в клетчатой рубашке с комбинезоном поверх, а лишь темный силуэт со сверкающим алым светом шрамом на шее. Он смотрел на добродушную провинциалку, но сейчас, в данный момент, видел только следы от верёвки. Силуэт стоял неподвижно, но обрастал новыми деталями: непонятно откуда взялась веревка вокруг шеи, сама тень вдруг поднялась на табурет. Размытые очертания вокруг и снова приступы тревоги выдали парня. — Понимаю, звучит хреново, но… — она снова потупила взгляд куда-то вниз и в бок, но теперь её яркие карие глаза покрылись словно пеленой, что, в прочем, не волновало глазевшего на толстую красноватую полосу. Поняв, что на неё вовсе не смотрят, она ухватилась снова за больное место и сказала: — расскажи, как ты умер… пожалуйста… На лице умоляющей было ровным счётом ничего, она понурила голову и даже не хотела смотреть в глаза своему собеседнику, держа руку всё ещё на шее. Дрожь охватила её и она никак не могла сдвинуться с места, словно выросшая в фантазиях парня петля сковала её. Со вздохом, у юноши в грязной рубашке не осталось выбора. — Мой отец… он был довольно жёсток и любил выпить, — начал он без тени сомнения, но глаза смотрели под ноги, словно ища что-то среди множества песчинок, сверкавших ровно также, как сверкали звёзды на небосводе, — однажды я облажался, завалил рубежку и меня оставили на летник. Разозлил отца и, видимо, он не рассчитал силу… грустная история, на самом деле. На последнем предложении парень повернул голову в сторону спутницы и неловко улыбнулся. Та посмотрела на него с негодованием и снова опустила голову, уже убрав руку от шеи. — Так я и вправду была счастливой… — на лице, по веснушкам из блестевших потухших изумрудов текли слезы, капая на непромокаемый песок, — знаешь, у меня все хорошо было в семье, правда. Только в школе не задались дела… экзамены, оценки, еще и ужасные сверстники… стандартный набор. И вот, понимаешь, просто не справилась, чёрт… Улыбка все ещё держалась на лице веснушчатой, однако по этим щекам не прекращали литься сверкающие ручьи. Крик разразился из уст некогда весёлой девушки, нынче уткнувшейся в мягкую поверхность песка, на коленях, со сжатыми в кулак ладонями. Прохожие обходили, равнодушно смотря только вперёд, и только юноша, засунув руки в карманы оборванных пыльных брюк, смотрел на это зрелище с грустью и пониманием. — Знаешь, — тут рука опустилась на голову плачущей, — у каждого свой ад. — Девушка подняла взгляд и ненароком увидела множество небольших следов от ожогов на запястье. — моя жизнь не была сказкой, вряд ли таковой будет следующая. Но я привык и не делал из этого драму. Куда больше мне было жаль тех, кто не мог себе позволить идти дальше, закрыть глаза на суровую реальность. Меня не волновало то, о чем говорили другие, хоть где-то пригодилось домашнее насилие, понимаешь? — парень все смотрел вверх, — мне поздно тебя подбадривать, да и вряд ли я бы обратил на тебя внимание в жизни. Но сейчас, оглядываясь назад, могу сказать, что ничто не может обжечь больнее, чем сигареты собственного отца, — тут девушка впервые подняла голову и поймала небольшую ухмылку парня, подмигнувшего ей, — стоит ли сейчас страдать от того, что точно вернуть не получится? Она кивнула, и юноша предложил свою руку. Поднявшись, отряхнувшись неизвестно зачем, ведь пыли здесь нет, они продолжили свой путь к тому загадочному белому оазису посреди пустоты. Молчание снова продлилось целых ничего, а пара уже вплотную подошла к палатке с билетиками. Посмотрев друг на друга, лица обоих наконец обрели то спокойствие, когда мышцы на лице смогли расслабиться, а кожа обрела более живые оттенки: у парня это чуть порозовевшие щёки и посветлевшие круги под глазами, у девушки — выцветший шрам и глаза, напоминавшие теперь не изумруд, а переливавшиеся звезды, словно взятые с неба. Первым пошел парень, потрепав в очередной раз девушку по её волосам и окончательно уничтожив прилежную прическу. Он подошёл к совершенно белой палатке, где его ждал в белом одеянии молодой юноша с пепельным цветом волос и глазами без зрачков. Одежда, очевидная даже для самого слепого челоовека, состояла из нелепого пиджака и рубашки, которые были настолько строгими, что угловатость их могла поранить ненароком. Однако парень всё же был добродушным малым, с улыбкой на лице, он указал на небольшое колесо, поделенное на два сектора: «повезло» и «не повезло». Поняв, что надо будет раскрутить его, брюнет взялся за это небольшое круглое тельце и повёл рукой вниз. Колесо крутилось совершенно ни секунды, но круг превратился в какую-то динамичную мешанину, ускорявшуюся и замедлявшуюся. По-тихоньку колесо снова начало принимать свой обыкновенный вид, а металлическая стрелка указывала на сектор «повезло». Сразу из небольшого терминала выскочил билетик со всеми подробностями будущей жизни. Пока парень читал о благополучии семьи, хороших перспективах и море возможностей, девушка также подошла к палатке, где, немного нервничая, взялась потными руками о колесо. Тяжело прокрутив его, рука её соскользнула, из-за чего колесо прокрутилось медленно и скрипуче. «Не повезло». Из аппарата вылезла немного зажеванная бумага с таким трудом, что белоснежный парень выдернул, приложившись обеими руками. Девушка взяла его и сразу начала читать о том, как она родиться в неблагополучном районе крупного города, где её отец-алкаш, будучи вдовцом, растит ребёнка в арендованной комнатушке. Рот мгновенно искривился в истеричной улыбке, а на лбу и висках выступил знакомый пот. Дрожащие руки чуть не уронили злосчастный билетик в один конец, и снова сузившиеся зрачки бегали по знакам на индивидуальном. — Здесь какая-то ош… — Следующий, — её перебил парень, смотревший с той же приветливой улыбкой на бабушку, что стояло чуть сбоку от девушки, чьё тело замерло и не могло сдвинуться с места. Непонятно как, но ноги сами увели её подальше от белёсого оазиса, подкашиваясь с каждым шагом. Парень видел эту картину. Когда она подняла взгляд на него с билетиком в худых ручонках, он понимал, что означает «не повезло». Юноша подошел к своей спутнице и попросил её билетик со словами «дай прочитаю». Честно выполнив то, зачем он собственно и подошёл, выронил свой билетик, не веря своим глазам то, что видит. Такой контраст жизней был в его руках, и он был на стороне «везунчиков». Непривычно. Они всё смотрели друг на друга и на этот ужасный предмет, сломавший одну жизнь, не успевшую начаться. Карма была единственной подписью, которая красными буквами по белой поверхности была напечатана. Вдруг раздался небольшой свист, от которого оба машинально повернулись в сторону звука и увидели два силуэта. На этот раз оба молодых были в полном замешательстве, ведь размытые очертания людей были в глазах у обоих. Даже приблизившись немного, никакой чёткости компания не получила. Оба странных очертания протягивали свои костлявые руки в сторону все ещё достаточно далеко находящихся ребят, требуя всем своим видом билетики. Обнаружив у себя только один билет, парень заметил второй, свой, и взглянув на бумажку в руках, попросил подать чек на песке. Девушка наклонилась и как только в её ладони оказался предмет, она почувствовала небольшой ветерок у икр. Быстро поднявшись, оглядевшись, обнаружила ниоткуда взявшегося юношу протягивающего помятый билетик. Юноша был брюнетом в грязной, когда-то белой рубашке и оборванных темных брюках. Карие глаза парня блестели, но он уверенно протягивал одному из двух силуэтов бумажку. И тут она сорвалась с места, только вот парень уже прошел через проверявших. Он спокойным шагом продолжал идти, тело его всё больше скрывалось в тени, образованной по ту сторону двух очертаний. Они же и не пропустили веснушчатую рыжую провинциалку в комбинезоне, отчаянно пытавшуюся донести бессвязные крики. — У него мой билет! Это — не мой! Идите к чёрту, он прошел вместо меня! — бултыхавшаяся в объятиях двух охранников, ведя безуспешную борьбу, на лице её не переставали течь слёзы, отражавшие теперь не яркие звёзды, темноту напротив. Билетик в её руках, не сворачиваемый, без возможности его помять, идеальный, держали её пальцы, тянувшиеся к исчезавшему в темноте. Напоследок, когда, на свету осталась лишь макушка да пятки, он повернулся и впервые девушка могла увидеть его улыбку. — Я привык к такой жизни. Не потеряй всё снова. Следующий шаг и теперь перед залитой в слезах провинциалкой была только темнота, словно сплошная стена. Её отпустили, от чего он сразу упала на колени. Дрожь.

***

— Как же сегодня скучно было на уроках! Хочу есть! — шум детских голосов заполнял улицу, ведущую из школы. Дети массово шли по домам, кто-то с родителями, кто без них. Несколько подростков шли компанией, обсуждая то, как будут ужинать и что их мамы снова заставят есть брокколи. Невысокая девочка в панаме шла вровень с парой мальчиков и такой же девочкой. Вдруг ветер сдул панамку с головы девочки, обнажив её чёрные волосы. Побежав за ней, она наткнулась на старую детскую площадку. Панамка приземлилась у качелей, где сидел высокий для своего возраста мальчик, бледный и в помятой форме. «Он же с параллельного класса, что он тут желает?» — пронеслось в голове и брюнетки. Увидел небольшие ссадины на запястьях и шее, она потянулась в рюкзак за пластырем. — Эй, — паренёк повернулся на звонкий детский голосок и увидел перед собой плотненькую девочку-брюнетку в панаме. Она протягивала ему пластырь. Тот взял, но смотрел на него непонятно. Тогда она выхватила белый предмет у него из рук и сама налепила ему на нос. — Так будет лучше.