Как приручить Чешира

1. — Ты не против, если я тут с тобой посижу? Улыбка Каминари Денки, широкая, яркая и самоуверенная, настолько хорошо отражала его личность, что иногда Шинсо Хитоши просто не понимал, как может существовать человек, подобный ему. Такой открытый. Такой наглый. Такой... ...ужасно надоедливый. Часы показывали половину второго ночи. Время, когда в общей гостиной общежития класса 1-А не бывало никого, кроме, пожалуй, Мидории и самого Шинсо — и оба они занимались исключительно учёбой. Иногда даже вместе. Учёбой. Шинсо очень сомневался, что Каминари пришёл сюда учиться. И всё же, как сильно бы ему ни хотелось сказать, что он против, он очень против, совесть не позволяла: в конце концов, это он решил попереписывать конспекты за первый семестр геройского курса в общей гостиной, поэтому не мог жаловаться, что ему мешают. С другой стороны, он жил в комнате по соседству с Бакуго, который сегодня ночевал с Киришимой — из-за чего на этаже было весьма шумно. А здесь... — Молчание — знак согласия. Здесь был Каминари. Шинсо вздохнул, потирая глаза, и пододвинулся на диване, чтобы освободить место, но вместо этого Каминари прошёл на кресло и развалился в нём, доставая из кармана телефон, наушники и провод от зарядки. Шинсо взглянул на него недоверчиво и с лёгким непониманием. Его что, не будут сегодня беспокоить? Всё выглядело так, будто всё к этому шло: Каминари подключил наушники, запихнул один из них в ухо, закинул в рот штекер зарядки — он что, и правда будет молчать? — и просто устроился поудобнее, держа телефон перед собой. Что ж. Поворот неожиданный, но Шинсо он в целом устраивал. Он вернулся к записям: конспекты Мидории по теоретической и практической героике, в которых он сейчас разбирался, пестрили информацией, на которой стоило бы сосредоточиться: тактики, описания причуд, описания слабых сторон — судя по тому, с какой точностью он проанализировал самого Шинсо, сомневаться в достоверности не приходилось. И написано было интересно. И спать совершенно не хотелось. И отвлекаться было, в общем-то, не на что. Но каждые пару минут Шинсо ловил себя на том, что его взгляд самовольно скользит к Каминари, уставившемуся в телефон. Этот человек... Шинсо не знал, как к нему относиться. Сначала он думал, что Каминари будет вести себя так же, как Мидория: то есть, посвятит всего себя становлению их «дружбы». И да, вначале он пытался — попытки были... так себе, прямо скажем. Шинсо не привык к вниманию, которым его окружил новоиспечённый 2-А, и очень быстро многие от него отстали, сочтя, скорее всего, нелюдимым. Никто ничего не говорил, конечно. Да и общаться с ним не перестали. Но Шинсо всё равно сомневался, что произвёл на одноклассников хорошее впечатление. А первым, кто от него отстал, был как раз Каминари. Но при этом отстал он очень избирательно: не заваливал смешными картинками, как раньше, не пытался вытащить его погулять, как в первые недели семестра. Но при этом его сверкающая улыбка всегда оставалась поблизости, будто он знал, куда именно пойдёт Шинсо, и следовал прямо за ним. Из мыслей его резко вырвал громкий смех, сорвавшийся с губ Каминари. И тут же он повернулся — встретился взглядом с Шинсо, и тот едва не выронил ручку, осознав, что последние несколько минут попросту пялился на своего одноклассника. Судя по тому, как слезились глаза — не моргая. — Прости, — ухмыльнулся Каминари полушёпотом. Как будто пытался не нарушить тишину. — Мем смешной. Больше не буду. Он вновь уткнулся в телефон, а Шинсо вернулся к своим конспектам, вот только теперь написанные ручкой слова откровенно издевались, не оставаясь в мыслях ни на секунду. В груди и горле засело странное чувство. Раздражение. Именно оно. Что ещё это могло быть? Чёрт, Шинсо тут пытается учиться, он из кожи вон лезет, чтобы наверстать своих одноклассников, а один из них — худший по успеваемости, между прочим — просто сидит и смотрит среди ночи какую-то хрень. Ещё и Шинсо отвлекает. И плевать, что гостиная ему не принадлежит. Каминари снова издал тихий смешок — и в этот раз даже не извинился, но взгляд Шинсо всё равно вернулся к нему. Каминари закусывал костяшку указательного пальца, на который был намотан провод зарядки, и снова улыбался. Само воплощение беззаботности. Которое завалило вчерашний тест по английскому, между прочим. Почему он вообще пришёл сюда? Он же в наушниках. Почему бы не посмотреть видео в комнате? Специально, чтобы помозолить глаза Шинсо? Его взгляд упал на копну светлых волос, не растрёпанную, но вместе с тем абсолютно дикую, будто Каминари не причёсывался, а бил себя током по утрам. И эта молния. Что это вообще такое? Стиль? Генетика? Причуда? Одеваться и хорошо выглядеть Каминари, конечно, умел, но молния — не слишком ли? А ещё он облизывался. Шинсо видел, как кончик его языка скользил по закушенной костяшке, потому что Каминари улыбался до ушей, вряд ли замечая, что он вообще творит. Шинсо решил, что он выглядел глупо. Ещё Шинсо решил, что он выглядел... Эту мысль он закончить не успел, потому что неожиданно понял, что смотрит прямиком в большие жёлтые глаза, и волоски на основании шеи встали дыбом. В этот раз Каминари точно понял, что Шинсо на него пялился. Нет, всё, с него хватит. Так он учиться не сможет. Шинсо спешно захлопнул конспекты и поднялся с дивана, сгребая все свои вещи в кучу. На Каминари он даже не обернулся, пусть и чувствовал на себе почему-то тяжёлый взгляд. — Ты что, уже закончил? — донёсся из-за спины чужой голос, но отвечать Шинсо не стал: он покинул гостиную так быстро, насколько мог, не переходя на бег. И только когда он захлопнул дверь собственной комнаты и несколько минут постоял, прижавшись спиной к двери и пытаясь понять, почему его так волнует мысль, что кто-то застал его за чем-то абсолютно — ну, ладно, практически — нормальным, он понял, что конспекты-то он из гостиной забрал. А вот телефон — нет. — Чёрт, — тихо и устало выдохнул он, прикрывая глаза. Потом, рывком оторвавшись от двери, скинул тетради на кровать и... помедлил. И мысленно себя проклял. С какой стати его волнует, что о нём подумают? Наоборот, можно будет использовать это в свою пользу. Например, как-нибудь поддеть Каминари на тренировке, чтобы перехватить инициативу. Да. Отличная идея. Так он и поступит. Натянув самое нейтральное выражение лица, Шинсо вышел из комнаты и тихо спустился обратно в гостиную. Но все его тревоги — которых не было; конечно же, не было — были напрасны. Потому что свет был выключен. С побега Шинсо не прошло и десяти минут. Каминари уже ушёл. 2. Изначально Шинсо проснулся от взрыва. Первая его реакция — приступ паники — быстро перешла в желание закатить глаза и накрыть лицо подушкой, потому что через стенку донёсся такой знакомый и такой задолбавший вопль: — ДА ЕБАНЫЙ В РОТ, КАК МОЖНО НЕ ЗНАТЬ ЭТУ ХУЙНЮ?! ОНА ЖЕ ЭЛЕМЕНТАРНАЯ!!! Всё ясно. Значит, Бакуго снова пытался подтянуть своих друзей по учёбе. Судя по звукам — без особых успехов. Хрипло застонав, Шинсо перевернулся на бок и закрыл глаза. Голова раскалывалась, как и всегда, когда он спал днём, но он сам не заметил, как вырубился... видимо, несколько часов назад. Если честно, он понятия не имел, который час, но, судя по освещению комнаты, где-то ближе к вечеру, хоть и не слишком поздно. Плевать, зато он не спал ночью. Да и день уже был потерян — можно было попробовать поспать ещё немного и наконец-то выспаться. ...Ага, конечно. — У тебя снова мозги закоротило, Пикачу ты злоебучий, а?! В этот раз Шинсо даже не вздрогнул, когда вслед за воплем послышался взрыв, а потом — чей-то писк. Ну, как чей-то. Кого ещё Бакуго мог назвать Пикачу? Когда ругань продолжилась, где-то в глубине души Шинсо захотелось пойти в соседнюю комнату и просто заставить всех заткнуться. Или свалить куда-нибудь в другое место. Но он был выше этого — опускаться до уровня самого Бакуго ему не хотелось. Но он всё же перевернулся на спину, тусклым взглядом уставившись в потолок. Боги, как же он устал за сегодня. Айзава был, конечно, восхитительным наставником, но он умел выжимать самую душу. И всё, чего хотелось после тренировки — отдохнуть. Или хотя бы просто побыть в тишине. Стены комнаты дрогнули от взрывов, и из окна потянуло чем-то палёным. Пожарная сигнализация, к счастью, не сработала, но Шинсо хватило и этого: он рывком поднялся с постели, провёл рукой по лицу и вышел в коридор. Стук в закрытую дверь комнаты Бакуго ничего не принёс: ругань и взрывы не прекратились. Но Шинсо был не из тех, кто постесняется открыть чужую дверь, особенно когда живущего за ней человека хочется выкинуть в окно. — Пожалуйста, пощади! — поприветствовал его вопль Каминари, едва Шинсо распахнул дверь и оказался на пороге сущего ада. Серо, сидящий на кровати, зажимал рот обеими руками, чтобы не заржать в голос и не привлечь внимание хозяина комнаты. Киришима вис на руках Бакуго, вовсю пользуясь своей причудой, чтобы остановить его от убийства Каминари, который с искренним ужасом на лице вжимался в стену, съёжившись под нависающим над ним Бакуго. — И это тебя считают лучшим учеником в школе? Не успел Шинсо договорить, как на него обернулись четыре пары глаз, полные... ох, стольких эмоций. Удивление и веселье у Серо, надежда и облегчение у Киришимы, абсолютная ярость у Бакуго и искреннее счастье у Каминари. Шинсо не успел и глазом моргнуть, как последний чуть ли не на четвереньках кинулся к нему, цепляясь за одежду и прячась за спину. Пользуясь разницей в росте, он впился обеими руками в футболку Шинсо и выглянул у него из-за плеча, как котёнок, прячущийся от огромной страшной собаки. И Шинсо далеко не сразу заметил, что машинально расправил плечи. — Что сказал? — прорычал Бакуго. — Он нас убьёт, — прошептал Каминари, стискивая футболку ещё сильнее. — Кацки, если ты начнёшь убивать студентов, тебя исключат, — Киришима попытался выступить в роли голоса разума, но, судя по дымящимся ладоням Бакуго, получилось у него не особо. — Да он не может извлечь квадратный корень из 169! КВАДРАТНЫЙ КОРЕНЬ! Тебе сколько лет, пять?! — рявкнул он в сторону Каминари, который снова высунулся из-за плеча Шинсо. — У тебя какие-то странные представления о пятилетках, — заметил он и сразу же спрятал голову — что, пожалуй, было хорошо, потому что Бакуго явно готов был её открутить. Шинсо только и смог, что вздохнуть. И вот про этих людей в прошлом году шепталась вся школа? Вот за ними он так отчаянно гнался? — От лучшего студента я ожидал чего-то большего. На самом деле нет, не ожидал. С Бакуго всё было понятно ещё со Спортивного фестиваля. Не то чтобы он не нравился Шинсо — просто они были слишком разными людьми. Ему не подходил Бакуго, Бакуго не подходил он — и несмотря на то, что периодически выбешивать его было забавно, в целом они предпочитали друг друга не замечать. Однако Шинсо прекрасно знал, как вывести его из себя. — О нет... — прошептал Каминари, вжимаясь в него всем телом и явно готовясь к совместной смерти. — Повтори-ка, гондон ты фиолетовый? — прорычал Бакуго, медленно шагая вперёд. Шинсо скрестил на груди руки. Сейчас ситуация его не веселила. У него болела голова. Он был по горло сыт воплями, взрывами и гарью, которой провоняла его комната. — Говорю, ты не оправдал моих ожиданий. Поэтому, ради всего святого, закрой свой рот, а? Рот Бакуго захлопнулся с такой силой, что щёлкнули зубы. В комнате воцарилась тишина. Шинсо всем телом почувствовал, как окаменел за его спиной Каминари. И не удивительно: Шинсо сам такого от себя не ожидал. Видимо, он был раздражён сильнее, чем ему казалось. Первым инстинктом было как можно быстрее отпустить Бакуго из-под влияния причуды, но он не был суицидником. И извиняться не собирался — не перед ним уж точно. Значит, оставалось только сохранять каменное лицо и... — Бежим, — шепнул Каминари, и не успел Шинсо понять, о чём он, как его схватили за руку и выволокли из комнаты. За их спинами раздался взрыв. Каминари не отпустил его руку — он проволок Шинсо по этажу до лестницы, и они вместе понеслись вниз. Где-то на втором этаже он осознал, что Каминари смеётся в голос, заливисто и ярко, будто случившееся — самая весёлая ситуация на планете. А когда они выбежали из общежития, Шинсо неожиданно понял, что и сам ухмыляется во весь рот. Они отбежали ещё немного, и тогда Каминари наконец-то остановился и обернулся к Шинсо, раскрасневшийся и широко улыбающийся. Выдохнув, он провёл рукой по волосам и поправил куртку. Неловкость, навалившаяся на Шинсо, пришла будто бы из ниоткуда. Улыбка начала неуютно тянуть уголки губ, руку, которую отпустил Каминари, внезапно стало некуда девать, и он просто застыл, глядя на одноклассника. Того это явно не смутило. — Спасибо, что спас меня. Кажется, в этот раз я немного перегнул палку, — он со смешком растрепал волосы. — Ты действительно не знал корня из 169? — спросил Шинсо, не удержавшись. Он и сам не понимал, почему. Как будто его это волновало. — Да нет, — пожал плечами Каминари. — Просто засмотрелся на волосы Бакуго. Они мягкие, ты в курсе? Шинсо не был в курсе. Он не понимал, как вообще кто-нибудь мог быть в курсе. Кроме, возможно, Киришимы. Или Мидории. — Сомневаюсь, что теперь он продолжит с тобой заниматься, — вместо этого произнёс Шинсо, и Каминари протяжно вздохнул, кивая. — Это да... — он вытянул руки перед собой, сцепляя пальцы в замок, и потянулся. На губах его сверкнула хитрая усмешка. — Ничего, приползу на коленях к Джиро или уговорю Минету. У меня ещё два дня на подготовку, что-нибудь придумаю! Шинсо никогда бы себе не признался, но легкомыслие Каминари... восхищало. — Я могу с тобой позаниматься, — сказал он, не успев даже подумать. Ответом ему стало мелькнувшее в глазах удивление, неверие, а затем — ликование. Очень много ликования. — Ты мой герой! — завопил Каминари, чуть ли не прыгая на него и крепко обнимая. Всего на секунду, но этого хватило, чтобы волоски на руках Шинсо встали дыбом от статики, пробежавшей по телу. Затем Каминари вновь отошёл, как ни в чём не бывало, и снова ухмыльнулся. — Правда, кажется, нам пока не стоит возвращаться в общагу. Там дракон в засаде. Пусть Кири его пока остудит. Кстати, мы тут недавно наткнулись на классное кафе по пути на станцию. Не хочешь переждать там? Шинсо помедлил — адреналин от побега, конечно, слегка разогнал головную боль, но всё же он... Но все оправдания вылетели из головы, когда Каминари схватил его за запястье и несильно потянул за собой в сторону ворот. Он снова улыбался во весь рот. И через мгновение Шинсо узнал, почему. — Там есть хороший кофе. И котики. ...Что ж, на такое сказать «нет» он не мог. 3. Одна учебная сессия постепенно перешла в две, в три, в пять — а потом Шинсо внезапно обнаружил, что они занимаются с Каминари как минимум раз в неделю, чаще, если на носу какая-нибудь важная контрольная. А ещё он обнаружил, что Каминари далеко не такой тупой, каким иногда кажется. Легкомысленный? Ещё как. Непоседливый? Весьма. Глупый? Вряд ли. Впервые Шинсо понял это, когда случайно прочитал его сочинение по английскому — полностью провальное, разумеется. От грамматики хотелось плакать кровью, но Шинсо с удивлением понял, что само сочинение написано отлично — более того, за переводом некоторых слов ему приходилось лезть в переводчик, и пусть конструкции были кривыми, но мысль Каминари доводил всё равно успешно. Второй раз был, когда они скрупулёзно разобрали с ним последнюю тему по математике — и несмотря на то, что Каминари не решил правильно ни единого примера, он постоянно спотыкался вовсе не на сложных действиях и преобразованиях, а на простой арифметике. — Прости, что я такой идиот, — обычно говорил он после исправления своих ошибок (среди которых были всевозможные три плюс восемь, дающие в ответе неожиданные тринадцать). Но Шинсо не считал его идиотом. Просто Каминари абсолютно не умел сосредотачиваться на чём-то одном. К своему ужасу, Шинсо начинал понимать, что и сам заражается его рассеянностью. Вот и сейчас он в очередной раз поймал себя на том, что смотрит куда-то в сторону, на изжёванный карандаш Каминари, лежащий на столе. На конце его сидела очаровательная стирательная резинка в виде фиолетового котика с одним стёршимся ухом, и несмотря на это, отметки зубов доходили чуть ли не до середины карандаша. Причём были они отдельными и острыми, как будто Каминари нарочно прокусывал дерево клыками, оставляя ровные округлые следы. Чёрт. Он опять забылся. Возможно, дело было в том, что они занимались уже практически пять часов подряд — но что поделать, когда завтра Айзава пообещал устроить срез? А контрольные Айзавы всегда были самыми суровыми, и Шинсо он, к сожалению, не потворствовал, даже если за день до сдачи мог загонять его до седьмого пота. Каминари и вовсе готов был разрыдаться. И Шинсо заметил это, только когда на покусанный карандаш легла его рука, а на руку — голова. Они встретились взглядом. — Пожалуйста, убей. — В глазах Каминари стояли самые настоящие слёзы. — Ещё пять минут, и я просто умру. Губы Шинсо дрогнули в улыбке, но он сдержался и вместо этого откинулся на кровать, у подножия которой сидел. Сегодня они были в комнате Каминари, и Шинсо знал, что, если повернёт голову, то почувствует исходящий от постельного белья лимонный запах. ...Когда он успел это узнать? — Перерыв на десять минут, — сказал он, не позволяя мыслям высветиться на лице, и Каминари тут же просиял, переползая поближе к Шинсо. — Ох, как же я завидую твоим мозгам, — простонал он, зарываясь пальцами в волосы и принимаясь массировать кожу головы. — Ты ещё и с общего обучения, вы там вообще какие-то гении все... А я уже начинаю сомневаться, что действительно сдал вступительные экзамены. Меня же не взяли по ошибке, как думаешь? Шинсо думал, что если и взяли — то это была отличная ошибка. Просто прекрасная. Им всем очень повезло, что кто-то её совершил. — ...Шинсо? — окликнул Каминари, и только тогда Шинсо понял, что просто смотрит на него, как и всегда. Он поморгал, и Каминари хмыкнул. — Боже, ты иногда жуть какой криповый. Тебе надо попробовать поиграть с Миной в гляделки. Мы ещё ни разу у неё не выигрывали, но у тебя есть все шансы. Каминари рассмеялся, запрокидывая голову, и слабо и довольно вздохнул, как только его затылок коснулся покрывала. А потом повернул голову в сторону Шинсо, чтобы снова на него посмотреть. Если честно, Шинсо вообще не помнил, чтобы так часто видел чьи-то глаза. — Я действительно такой жуткий? — спросил он машинально. Он, конечно, догадывался, что ответ будет положительным — он до сих пор, бывало, слышал за спиной шепотки незнакомых учеников, но старался запихивать мрачные мысли как можно глубже. Они ничего о нём не знали. Но узнают, как только он добьётся своей цели. Обязательно узнают. И всё же, спрашивать подобное у Каминари было... легко. Почему-то с ним можно было быть уверенным — никакого осуждения не будет. И, на что Шинсо очень надеялся, никакого долгого разговора по душам тоже не будет. Он угадал. — А то! — с искренним восторгом ответил Каминари, выпрямляясь. — Особенно в бою! Ты даже не представляешь, как сурово и круто ты выглядишь — был бы я злодеем, сразу бы сбежал! Боже, и твоя маска добавляет тебе, не знаю, тысячу очков крутизны, как же сильно я ей завидую, — он рассмеялся, а потом вскинул глаза на Шинсо и осёкся. — А что, тебе это не нравится? Тот сухо пожал плечами. Сейчас его больше занимало странное щекотное чувство, возникшее в душе, которое ему откровенно не нравилось. — Просто, ну, ты же практически наследник дела Айзавы, а он — самый жуткий тип в моей жизни. Я даже не знаю, с кем страшнее оказаться в тёмном переулке: с парой злодеев или с ним, — Каминари кинул взгляд на раскрытые учебники и конспекты, и по его телу прошла крупная дрожь. — А уж эти его очки... Ох. Шинсо в точности уловил момент, когда глаза Каминари загорелись, а на губах появилась наглая и безумно довольная ухмылка. — Сиди и не шевелись, — сказал он, подскакивая с места и кидаясь к своим полкам и ящикам, заваленным кучей барахла. Он откинул баскетбольный мяч, оттащил в сторону скейт, выгреб из щели между тумбой и полками несколько пыльных журналов и просунул руку в освободившееся пространство — насколько Шинсо видел, Каминари шарился в каком-то ящике со всякой мелочёвкой. А когда Каминари обернулся к нему с улыбкой во все тридцать два, захотелось отодвинуться куда подальше. — Что? — спросил Шинсо, настороженно вскидывая бровь. Сердце как-то подозрительно забилось. Он не упустил то, как Каминари спрятал что-то за спиной. — Что ты... — Та-дам! — воскликнул Каминари, вытаскивая руку из-за спины и демонстрируя... чёрные пиксельные очки. Как в мемах. Ну разумеется, у него были такие очки. Шинсо был готов пробить лицо фейспалмом. — И зачем они? — всё же спросил он, когда Каминари плюхнулся обратно на пол рядом с ним, становясь на колени. — Сейчас ты станешь самым крутым и не жутким парнем в нашей школе! — давя смех, пообещал Каминари, и не успел Шинсо возразить, или отодвинуться, или даже причудой приказать ему не приближаться, как очки оказались у него на носу. Каминари убрал руки от его лица и вместо этого прижал ладонь к губам, давясь смехом. — Тебе... очень... боже, я не могу, Шинсо! — он захохотал — нет, скорее, заржал — в голос, кое-как нащупывая телефон и протягивая его Шинсо, чтобы тот смог посмотреть на себя в отражении. — Поверь, если ты выйдешь так к злодеям, они сдадутся просто сразу! Из телефона на Шинсо смотрело самое печальное зрелище, что он только видел. В принципе, он понимал, почему Каминари так весело — он бы и сам посмеялся, увидь он нечто подобное. — Не смешно, — с дурацкой ухмылкой, вопреки его воле появившейся на губах, Шинсо попытался снять с себя очки, но Каминари перехватил его руку и несколько секунд просто пытался прекратить смеяться. — Стой, — наконец, выдохнул он, отводя кисть Шинсо в сторону от лица. — Оставь. Просто выйди так завтра в школу, умоляю. Тебе просто нереально идёт. Шинсо только фыркнул, качнув головой, но снова за очками не потянулся. А вот Каминари коснулся оправы. — А ещё за ними не видно синяков под глазами. Серьёзно, чел, ты вообще спишь?.. — его пальцы, скользнувшие по очками, сдвинулись ниже, и Шинсо с острой отчётливостью осознал, в какой позе они сейчас сидят. Друг напротив друга, лицом к лицу, практически соприкасаясь коленями, и ладонь Каминари лежит на его щеке, а подушечка указательного пальца ведёт по нежной коже под глазом. Всё кончилось так же быстро, как началось: Шинсо практически видел, как по телу Каминари сверкнула искра, и в следующее мгновение он отдёрнулся, потирая ужаленую током щеку. — Прости! — тут же всполошился Каминари, но Шинсо просто молча снял с себя очки и отложил в сторону, потому что способность говорить пропала. Это так чувствовал себя Каминари, когда поджаривал собственные мозги? — Ты в порядке?.. Он смотрел на него странно, но Шинсо абсолютно, совершенно, целиком и полностью отказывался обдумывать ситуацию. — Да. Продолжим? — он кивнул в сторону тетрадей, чтобы хоть как-нибудь сменить тему, и Каминари застонал, слишком уж быстро роняя голову на стол. — А давай ты всё же меня убьёшь? — попросил он, и, чёрт: он тоже хотел сменить тему. Больше они очки не упоминали — и всё же, пару часов спустя, вернувшись в свою комнату, Шинсо нашёл в сумке среди конспектов именно их. 4. Каминари, конечно, был ветреной натурой. Он флиртовал направо и налево с любой девушкой, приближающейся к нему на расстояние, достаточное для разговора, они с Минетой, особо не скрываясь, читали эротическую мангу и хихикали, как пара идиотов, и его вообще не волновало, что о нём могут подумать. А Шинсо волновал сам факт того, что его это хоть немного напрягает. Он уже даже не пытался переубедить себя, а окончательно сдался. Да, ему было неприятно, когда Каминари безуспешно подкатывал к девушкам. Или вообще контактировал с ними. Хотелось бы, конечно, сказать, что точно такое же чувство вызывал в нём и Минета, но нет — эмоции были совершенно разные. И он хотел — по крайней мере, убеждал себя, что хотел — в них разобраться. Именно поэтому в один прекрасный день он, заслышав голос Каминари, провозгласивший что-то про «Мне нужна твоя карточка», не прошёл мимо, а остановился перед дверью класса и прислушался. Все уже разошлись: через двадцать минут Айзава ждал их на полигоне Гамма на практические занятия. Перед этим всем им раздали карточки с номерами — сегодня они должны были сражаться парами, поэтому весь класс сейчас занимался тем, что выискивал будущего напарника. Сам Шинсо получил номер 4, но даже не планировал кого-то там искать. Ему придётся тяжело в любом случае, так какая разница. С другой стороны, Каминари явно обсуждал распределение. — Пожалуйста, давай поменяемся, — донёсся его приглушённый торопливый голос. — Ты же знаешь, как я страдаю! О, страдания. Значит, Шинсо угадал. Каминари говорил про страдания, только когда дело доходило до постоянно отвергающих его девушек. — Да меня-то ебет? — проворчал в ответ недовольный голос Бакуго. Губы Шинсо дрогнули в улыбке — он сомневался, что Каминари сможет переубедить самопровозглашённого Короля Взрывоубийство, но послушать стоило. И не только из-за Каминари. ...Но в большей степени всё же из-за него. — Ну пожалуйста? Ну мы же друзья? Ну хочешь, я на колени встану? — судя по звуку, Каминари действительно плюхнулся на колени, и слабая улыбка мигом пропала с губ Шинсо, а в сердце вцепилась когтистая лапа. Ради кого он так старается? — Ебнулся, что ли? — прошипел Бакуго в ответ, а потом Каминари ойкнул — скорее всего, его подняли на ноги за шиворот или как-нибудь ещё. — Да я знаю, — вздохнул он, и голос у него был... не такой, как обычно, когда он говорил об отказах. Потому что обычно он страдал долго и со вкусом, иногда даже заламывая руки и притворяясь, будто сердце его разбито навсегда. Но сейчас он говорил так, будто его действительно это задевало. — Ты же видишь, что я стараюсь, — продолжил он негромко. — Просто я понятия не имею, как стать... ближе. Потянулась тишина, за которой последовало неразборчивое ворчание, а следом: — Да хрен с тобой, подавись. Но из-за тебя я попадаю в пару к Деку, так что учти, ты мне должен, Пикачу. — Серьёзно? Спасибо! — от облегчения в голосе Каминари когти впились в грудь только сильнее, и Шинсо даже не услышал приблизившихся к двери шагов. А когда осознал это, было поздно — дверь распахнулась, и на пороге оказался Бакуго собственной персоной. — С дороги, — рыкнул он, и все язвительные замечания умерли на языке, когда Шинсо заметил за его спиной Каминари. Каминари, постепенно краснеющего, как помидор. — О, а ты чего в класс вернулся? — спросил он, искренне пытаясь сделать вид, что ничего не произошло. Шинсо что, настолько читаем? Нет, быть того не могло. — Просто. Мимо проходил, — ответил он ровным голосом, и Каминари украдкой выдохнул. — Хорошо, — сказал он, а потом кинул взгляд на удаляющуюся фигуру Бакуго и почесал шею. — А я тут... напарника искал... Какой у тебя номер? Сам он поднял карточку, зажатую в слегка подрагивающей руке, и отвёл взгляд в сторону, до очевидного натянуто и неловко улыбаясь. А потом Шинсо увидел большую чёрную цифру четыре, и разжавшиеся когти принесли за собой чувство, природу которого он прекрасно понимал — но принимать отказывался. 5. — Ну что, доволен своими крутыми новыми одноклассниками? — поинтересовалась у Шинсо Огава, нынешняя лучшая ученица факультета общего обучения и его бывшая одноклассница. Усмехнувшись, она отпила молочный коктейль и закинула ногу на ногу, с удобством располагаясь на диванчике кофейни. Они и раньше собирались по выходным всем классом — просто ходили в парк, или в кино, или в кафе, но после прошлогоднего Спортивного фестиваля времени у Шинсо становилось всё меньше, да и расписание контрольных и докладов перестало совпадать, так что выбираться с друзьями получалось лишь изредка. Хотя иногда их очень не хватало. — «Крутыми»? — фыркнул Миязаки, болтая в стакане холодного кофе кубики льда. — Странными, ты хотела сказать. Странными выпендрежниками, как и все с геройского курса. — Эй, тш, Хитоши у нас теперь тоже с геройки! — со смехом шикнул на него Андо, толкая Шинсо под локоть. — Кто ты у нас теперь? Человек-гипноз? Повелитель Разума? Надо придумать тебе классное геройское имя! Как насчёт «Выкусите, суки?» Шинсо даже не пытался скрыть широкую улыбку, с которой он залез в свою сумку и вытащил дурацкие пиксельные очки Каминари. Нацепив их, он вздёрнул подбородок. — Ооо, дай угадаю, «Мистер Крутость», — не успел Шинсо ничего сказать, предположила Огава, и все расхохотались, включая самого Шинсо. Он давно не чувствовал себя настолько хорошо: пусть они с 2-А взаимно согрелись друг к другу, и многих из них он был готов назвать друзьями, всё же друзей ближе бывших одноклассников у него не было. — Но на самом деле, Шинсо, ты наш герой, — на полном серьёзе сообщили ему. — Мы до сих пор затыкаем придурков с поддержки тем, что ты от нас сбежал. А все перваки только и делают, что бегают на тренировки. — А лучше б учились. — Пффф, кто бы говорил! Шинсо поднял очки на лоб, откидываясь на диване, и Миязаки тут же стащил их с него. — Откуда ты их взял? Вот уж не думал, что ты такое покупаешь, — сказал он, надевая их. Выглядело, конечно, по-идиотски, но затем эти очки и были нужны. — Мне их... подарили. Или, скорее, подкинули, — отозвался Шинсо, мельком думая о том, как обрадовался бы Каминари, узнав, что его подарок не выкинули. Но мельком — это уже хоть как-то, учитывая, что в последнее время Шинсо предпочитал о Каминари не думать. — Да ладно? И кто же? М? М? М? — Андо снова потыкал его, и Шинсо просто отмахнулся, не желая признавать, что скулы потихоньку начинают гореть румянцем. — А я знаю, кто, — неожиданно спокойно заметила Кояма, которая до этого просто сидела и смотрела в окно, не принимая участия в разговоре. Не успели все налететь на неё с вопросами — и не успел Шинсо ощутить охватывающий его ужас, — как она сообщила: — Тот электрический парень. — Электрический парень? — ахнул Андо с восторгом. — Это который постоянно бьёт всех током, а потом ходит, как придурок, и пускает слюни? — Не постоянно, — вырвалось у Шинсо. Все обернулись к нему. Он сделал вид, будто беседа всё ещё просто дружеская и вовсе не переходит в разряд какой-то странной. — Не постоянно. Не важно. Откуда ты знаешь? Кояма глянула на него спокойно, но с лёгкой хитринкой в глазах. — А он тут приходил к нам в класс после уроков, когда я дежурила. Спрашивал о тебе. — ЧТООО? — подорвался с места Андо, практически колотя кулаками по столу. — Что он спрашивал?! Что?! ЧТО?! Кояма молчала, глядя на Шинсо, и тот внезапно вспомнил, что её причуда — эмпатия. И. Чёрт. Он... он не знал... он не был уверен, что хочет сейчас с ней говорить. — Да так. Просто интересовался, что наш Хитоши любит. Какие девушки ему нравятся... — Шинсо чувствовал на себе её взгляд, как иногда чувствовал взгляд самого Каминари. Под самой кожей. Он, как же он ненавидел это чувство. — И что ты ответила? — у Андо явно был лучший день в жизни, и он отрывался, как мог. Шинсо его восторга не разделял. Ему бы сначала проглотить желчь, вставшую в горле, а уж потом жизни радоваться. — Да ничего особого. Но если он придёт на уроки с кошачьими ушками, не удивляйся, — предупредила она Шинсо, и тот порывисто встал. — Хватит, — сказал он. Одноклассники замолчали. — ...Всё в порядке? — через некоторое время осторожно спросила Огава, касаясь его руки. Кояма растерянно захлопала глазами. — Прости, я не думала, что тебя это так заденет. Я же пошутила. — Ты использовала на нём причуду? — спросил Шинсо. Его настроение портилось просто в геометрической прогрессии. И потихоньку — самую малость — начала болеть голова. — Что? Н-нет, зачем? — нахмурила брови Кояма, и Шинсо просто ущипнул переносицу, медленно выдыхая. — Простите. Нет, ничего. Мы недавно. Мы. Поссорились, — соврал он, и никто ему не поверил. Ему, мастеру хреновой лжи. — Слушай, Хитоши, вы б поговорили... — осторожно предложил Миязаки, и Шинсо кивнул — излишне резко. — Сейчас этим и займусь, — сказал он, выбираясь из-за стола и не забывая оставленные очки только потому, что их впихнули ему в руки. При взгляде на них вспомнилась широченная довольная улыбка Каминари, и Шинсо изо всех сил привёл выражение лица в порядок — он не знал, какие эмоции на нём могли отразиться, но не хотел о них даже думать. Он ведь говорил, что пришёл в 2-А не для того, чтобы заводить друзей. А в итоге завёл кого-то намного, намного хуже. +1. Шинсо понимал, что в последнее время всё валится у него из рук, но не думал, что всё так уж плохо. И да, всё было не плохо. Всё было просто ужасно. — Заканчиваем на сегодня, — сухо произнёс Айзава, в третий раз помогая Шинсо подняться с земли за последние двадцать минут. Точнее, за первые. За первые двадцать минут тренировки. Шинсо не ответил — просто посмотрел на него, и было видно: Айзава едва удерживается от того, чтобы не закатить глаза. Обычно они хорошо понимали друг друга без слов — и да, бывали ситуации, когда тренировки заканчивались раньше обычного. Например, когда Шинсо травмировался и молчал, или когда не высыпался так, что путался в собственных лентах. Но сегодня ничего подобного не было. Ничего. Никаких эмоций тоже. Нет у Шинсо Хитоши эмоций, вообще нет. Айзава только покачал головой — и не успел ничего сказать, потому что Шинсо кинулся в атаку. Он должен был победить хоть раз, он хотел победить, он хотел доказать... Крепкая лента обвилась вокруг его лодыжки, и он упал прямо на спину, болезненно ударившись затылком и локтем. Айзава встал над ним, хмуро глядя сверху вниз. И если тело просто ныло, то гордость болела адски. — Я не первый год веду класс, — сказал Айзава, пронизывая Шинсо взглядом. — И мне тоже было семнадцать. И я совершенно не желаю обсуждать это с тобой, но вот тебе совет: разберись с тем, что у тебя в голове, иначе ты не сдашь даже промежуточные экзамены, не то что станешь героем. — Сдам. И стану, — ответил Шинсо сквозь зубы, перекатываясь и вставая на ноги. Бок дёрнуло болью — в прошлое падение он наткнулся на камень. — Обязательно. Но не сегодня. Айзава явно не собирался брать свои слова назад: его ленты вновь покоились у шеи, и он засунул руки в карманы, расслабленно и немного устало. Как же Шинсо хотелось на него кинуться. Просто чтобы он поверил, что ничто не мешает ему сосредоточиться на тренировке. И на учёбе. И хотя бы на чёртовом сне, потому что в последнее время ворочаться он стал в три раза больше. Но он сдержался — тоже убрал руки в карманы и резко развернулся, чтобы уйти, но ощутил на плече тяжёлую руку. — Тебе самому станет легче, если разберёшься. Шинсо сделал вид, что этого не слышал — а судя по моментально исчезнувшей руке, Айзава сделал вид, что этого не говорил. Они просто сухо кивнули друг другу на прощание и разошлись — и это нисколько не помогло настроению Шинсо. И, конечно, жизнь ненавидела его, потому что в общей комнате общежития он нос к носу столкнулся с человеком, из-за которого всё пошло под откос. — Ох, привет! — воскликнул Каминари с нервной улыбкой, быстро отступая на шаг. — Давно не виделись. Они виделись сегодня утром на уроках — но да, помимо учёбы они не пересекались уже практически неделю. Потому что Шинсо не хотел его видеть. Потому что Шинсо не хотел гадать, что кроется в его взбалмошной голове. Потому что Шинсо не хотел даже давать имя тому, что крылось в его собственной голове. Разных «потому что» было много — а самым сильным из них оказалось «потому что ему было страшно». — Что? — спросил он прохладно. Каминари поёжился. — Да... в общем... слушай, не хочешь сходить перекусить? Там в котокафе новые десерты появились, и... — Просто скажи, чего ты от меня хочешь! Шинсо не собирался использовать причуду. Более того — он понял, что включил её, только когда глаза Каминари стали пустыми, а рот немо раскрылся. Но отпустить его он уже не мог. — Я же говорил, что мне не нужны друзья, так чего ты от меня хочешь? Ты... я не знаю, ты хочешь поиздеваться? Высмеять меня? Сочувствую, но вряд ли у тебя хватит на это ума, — ядовитые слова пришли сами — как обычно бывало в бою, вот только на противника обычно не хотелось кричать от бессилия. По лицу Каминари пробежала слабая дрожь. — Всё, хватит. Хватит постоянно ошиваться рядом со мной. Хватит ко мне лезть. Зачем ты это делаешь? Пытаешься приручить меня, как дикого зверя? Так вот: заканчивай. Мне это не нужно. Тебе, поверь, это тоже не нужно. Не лезь ко мне и к моим друзьям. Поэтому просто скажи, что тебе нужно, или оставь меня в покое! Каминари беспомощно хлопал ртом. Шинсо знал, что ждать ответа бессмысленно, что его причуда отключает сознание полностью, но кто бы знал, как ему хотелось его услышать. — Не ходи за мной, — бросил он устало, закрывая глаза и разворачиваясь. Он отпустил Каминари, только когда раскрылись двери лифта — и когда заходил в него, услышал за спиной то, что предпочёл просто проигнорировать: — Подожди меня, Хитоши!

* * *

Каминари догнал его на четвёртом этаже в коридоре, запыхавшийся и растрёпанный от пробежки по лестнице. При виде его Шинсо молча открыл дверь комнаты и захлопнул её у него перед носом. — Эй! — крикнул Каминари, заколотив по ней кулаком. — Хитоши, ну открой, пожалуйста! Он снова назвал его по имени — и это, на удивление, вовсе не злило. Просто хотелось свернуться калачиком на полу и лежать, жалея себя до соплей. Возможно, если бы при мысли об этом в груди не всколыхнулась ненависть к себе, Шинсо бы так и поступил. — Я всё расскажу, хорошо? — жалобно протянул из-за двери Каминари. — А если ты думаешь, что уйду, то даже не надейся. А скоро Бакуго вернётся в комнату, и он меня убьёт, если я продолжу орать. Ты злишься, я понимаю, только не понимаю, почему, но ведь это не стоит моей жизни? Не стоит же? Хитоши, ну Хитоши, ну откр... Он прервался, когда Шинсо, не выдержав, распахнул перед ним дверь. — Ну? — спросил он, сжимая губы в тонкую линию и глядя на Каминари сверху вниз. — Что, вот прям тут? — спросил тот, нервно оглядываясь. — Да. Односложные ответы были его максимумом на данный момент: голосу своему он не доверял. — Там в гостиной, если ты не заметил, и так Мидория с Тодороки сидели, — сообщил Каминари. — Ты уверен, что хочешь говорить в коридоре?.. Помедлив, Шинсо отступил, пропуская Каминари внутрь, и закрыл за ним дверь. Но не успел он даже толком обернуться к нему, как щёки сжали уколовшие электричеством ладони, а лоб Каминари болезненно врезался в его лоб. — Чт... — Ты очень мне нравишься! — заявил Каминари во весь голос. И тем самым поджарил мозг Шинсо, не иначе. — Чего? — переспросил он тихо, враз остывая. Ладони на его лице сжались крепче. — Только не говори, что ну совсем не замечал, — взмолился Каминари: он выглядел почти так же, как когда ему отказывали девчонки, но в несколько раз серьёзней. — Вообще-то, я думал, что как раз наоборот. После той... штуки с карточками. Вообще-то, Киришима говорит, что я тебе тоже нравлюсь, но он-то вообще уверен, что Бакуго его любит, так что не знаю, может, он с ума сошёл. Но... но... слушай, у меня даже кошачьи ушки есть, хочешь, надену? В его голосе было столько отчаяния, что Шинсо не сдержал смешок. Каминари прервался. — А? — Я не понимаю, — просипел Шинсо, с которым творились какие-то странные вещи. Странные... чувства. Ладно, может, он и соврал, сказав, что у него нет эмоций — но таких раньше точно не было. У него дрожали руки. И губы. И он чувствовал, как на лице появляется ужасная глупая ухмылка до ушей. — Что?.. — осторожно спросил Каминари, всё ещё не отпуская его. — Ты меня действительно приручал? От этих слов Каминари захлопал глазами — а потом с его губ тоже сорвался смех. — Я и сам не понимал, пока мне не сказали ребята, — признался он, ухмыляясь. — Видимо, да. — Зачем? Глаза Каминари сверкнули. — У тебя такая улыбка, — произнёс он, и кончики его указательных пальцев осторожно легли на уголки губ Шинсо, растягивая их сильнее. — Я ещё в самую первую нашу встречу подумал, что ты как Чеширский Кот. Серьёзно, чел, ты не представляешь, как она тебе идёт. Ты светишься, когда улыбаешься. — Св... — «Если Чеширский Кот улыбается, значит, это кому-нибудь нужно». Шинсо осёкся. — Ты только что процитировал Чешира? — спросил он недоверчиво. Каминари убийственно серьёзно кивнул. — Обожаю Чешира. — И у тебя третий с конца результат в классе по литературе? — ...Ну, мы же не проходим Кэрролла... Его пальцы скользнули выше по лицу Шинсо, и остановились в этот раз у висков. А потом на щёки снова легли ладони — но от этого жеста по всему телу пробежала дрожь. — Прости, что не сказал сразу. Сам знаешь, я идиот, — сказал Каминари — но такой довольный и с таким блеском в глазах, что поверить ему было сложно. Шинсо и не хотел. Ему было плевать. Ему, о господи, ему было так легко, что оставалось только одно: просто закрыть глаза и позволить Каминари притянуть его ближе. (А когда на следующий день Шинсо пришёл на тренировку с огромным бордовым пятном на шее, Айзава просто посмотрел на него, кивнул и похлопал по плечу. — Я же говорил, станет легче. Шинсо усмехнулся ему в ответ.)